Владигор
Шрифт:
— А Зигул коня лишился. Только рубленой конины я что-то поблизости не вижу, — попытался пошутить один из воинов.
— Зигул-то цел, не покалечился?
— Целехонек я, Гудим. Но если б не ты, сейчас бы вместе с Хамнисом валялся.
— Так это ты на мне повис, как волк на сохатом? — усмехнулся Гудим. — Чего ж коня не удержал?
— Да я и сам не понимаю, в какую дыру его из-под моей задницы сдуло! Еле успел в налокотники твои вцепиться, век помнить их буду.
— Ладно, потом сочтемся. А сейчас бери себе кобылу Хамниса и все, что на ней. Ему больше не понадобится… Ну, оглоеды, очухались? Пора местность разведать вдоль этой дорожки, схорон в лесу
Борейцы давно знали, что их командир с нечистой силой якшается, но особого значения этому не придавали. На их родине, в Борее, были и свои колдуны, и волхвы-бродяги, и даже мертвяки-людоеды, каждый из которых много бед простому человеку накликать мог. Однако то, как неведомая сила сумела перенести их в далекий край, расположенный за десятки верст от Чурань-реки, произвело на них устрашающее впечатление. И раньше они старались не раздражать вспыльчивого Гудима, по любому поводу пускающего в ход пудовые кулаки, а теперь вовсе присмирели.
Никто не стал поминать, что бедолага Хамнис оттого в седле не удержался, что Гудим перед тем избил его за обломившееся не ко времени весло. Здоровые-то чудом на конях усидели, а Хамнис с переломанными ребрами, ясное дело, новой встряски не мог выдержать и был обречен.
Одного лишь не понимали воины: если дружен с нечистой силой их командир, то почему не напустит ее на самозванца? При такой-то подмоге давно бы юнца скрутили, вместо того чтобы охотиться за ним по лесам и селениям, как за хитрым лисенком! Конечно, спросить объяснений у Гудима никто не осмеливался. А если бы и спросили, что мог он ответить? Гудим сам таким же вопросом — только уже в отношении Ареса — не раз задавался, и тоже язык не повернулся напрямую спросить Черного колдуна о странном его бездействии в заурядном деле.
Если не желает Арес колдовскими уловками самозванца вязать, решил Гудим, значит, есть на то у него свои причины, а какие — не нашего ума забота.
Гудим был недалек от истины. Черный колдун не смел самолично выступить против княжича, поскольку слишком хорошо помнил случившееся в замостьинской корчме. Это воспоминание по сей день вгоняло его в трепет.
Он понимал, что Белун не станет расчищать княжичу дорогу к Белому Замку, лишь со стороны наблюдать будет, как тот с напастями справляется и свой путь ищет. Но если попробует Арес на юнца Черную магию напустить, сразу вмешается — нанесет ответный удар по колдуну. А вновь испытать на себе мощь его чародейства Арес ни за что не хотел бы… Вот и приходится ему направлять погоню, выставлять засады, придумывать ловушки, однако самому непосредственно в этой охоте на беглеца не участвовать.
9. Смерть на горной тропе
Боги мои, как прекрасна эта земля! Светлые реки, изумрудные луга, густые дубравы, крутые горные вершины — и всюду жизнь, всюду ее упоительное дыхание и такой волнующий ритм, что хочется обнять весь мир и, прижавшись к нему горячей щекой, прошептать слова великой благодарности и любви. Почему же в столь волшебной стране продолжается кровавая грызня человеков, жаждущих неправедной власти? Почему никак не уживаются между собой те, кого небесные боги создали себе в усладу и в назидание? Повторяем ли мы ошибки своих создателей, затевавших междусобойные свары в долюдские времена, или божественная когорта, наблюдая за нами, тычет пальцами в мир Поднебесный, говоря друг другу: «Смотрите, братья, на тени ваши. И на небесах обетованных
Так размышлял Владий, оглядывая пройденный путь и устремляя скакуна своего в новые дали. Лиходей нес его все дальше на север, стороной минуя редкие деревушки, безошибочно находя укромные тропы, словно прожил здесь все три года своей жизни. У Владия в привычку вошли разговоры с конем, и он мог об заклад биться, что Лиходей отлично его понимает. Вот только отвечать человеческим языком не обучен!..
Оторвавшись от погони (как считал княжич), они решили не задерживаться в правобережных лесах Чурань-реки и, не жалея сил, не тратя времени на сон и привалы, как можно скорее и скрытнее пробираться к Чародейскому краю.
К исходу следующего дня Владий понял, что Лиходей способен, пожалуй, и неделю скакать безостановочно, а кроме того, что сам он вот-вот замертво свалится на землю. Самым разумным было, конечно, прилечь под каким-нибудь деревцем и, на все наплевав, вздремнуть до рассвета. Но врожденное упрямство, подкрепленное необъяснимым стремлением мчаться наперегонки с ветром, заставляло его, стиснув зубы и покрепче прижимаясь к разгоряченной шее жеребца, накручивать на стремена версту за верстой.
На закате, поднявшись на поросший густой и высокой — коню по брюхо! — травой, он увидел снежные шапки горных вершин. Зрелище было столь неожиданным и впечатляющим, что Владий головой потряс — мерещится! Никак не мог поверить, что менее чем за двое суток отмахал по лесным дорожкам и охотничьим тропам расстояние, доступное лишь быстрокрылым орлам.
Лиходей скосил на него шальной глаз, будто спрашивал: ты еще во мне сомневаешься, хозяин? И, рассеивая остатки любых опасений, заскользили-засверкали по горным кряжам лучи уходящего солнца. Чудодейственно преломляясь, окрасили они дальние вершины фантастическим лазоревым цветом. Вот за такую красоту давным-давно и назван был этот край Синегорьем. Отсюда, с крутых поднебесных склонов, спустились в леса и долины предки нынешних синегорцев, обжились на равнинных местах, но природную гордость, ловкость и силу обитателей неприступных вершин навсегда в себе сохранили…
Владий сразу взбодрился. Если прямо сейчас, пока еще не совсем стемнело, проехать через раскинувшийся перед ним лес, то до полуночи можно оказаться уже возле подножия Синих гор. Там и заночевать, чтобы с первыми лучами солнца начать поиски заветного Белого Замка.
Среди сплошной стены леса он приметил неширокую прогалину — похоже, именно здесь раньше пролегала дорога, теперь лишь угадываемая по зарослям репейников и больших лопухов. Владий съехал с холма и углубился в лесную чащу.
Темной толпой обступили его безмолвные деревья. Ветви их так густо переплелись, что казалось — это сами друиды, лесные духи, сошлись в рукопашной. Впереди забрезжил просвет, однако то был не выход из глуши, а всего лишь небольшая поляна. Даже в сгущавшихся вечерних сумерках Владий сумел разглядеть, что трава здесь примята.
Он насторожился и на всякий случай вынул меч из ножен. Лиходей тревожно замер, но затем, подчиняясь тихой команде княжича, вновь продолжил путь. И в этот самый миг раздался громкий треск сучьев — на поляну выскочили вооруженные люди, прятавшиеся в зарослях.
Тугая веревочная петля, ловко брошенная одним из них, перехватила горло юноши. Его выручил меч, заранее и, как оказалось, очень вовремя изготовленный к бою. Резким взмахом перерубив натянувшуюся удавку, Владий, едва не упав с коня, откинулся на спину — и вторая петля пролетела мимо. Но это было только начало.