Владимир Чигринцев
Шрифт:
Врач поднял на него глаза, покачал головой, но ничего не добавил, занялся своим делом.
— Пойдемте, Володя. — Княжнин потянул Чигринцева за рукав.
Воспользовавшись суматохой, они вышли на воздух.
— Сергей, вас подвезти?
— Спасибо, я тут неподалеку… — Княжнин слегка замялся, но подавил смущение, лицо его тут же обрело непроницаемость. — Могу я просить вас об одолжении? Не рассказывайте никому, это… не стоит, правда?
— Да, да, понимаю…
— Ну и отлично, благодарю вас. Пришлось, знаете, сталкиваться в жизни с подобным… Собственно, чего лгать? Отец мой так и загнулся, — с деланной простотой заметил Княжнин и тут же, смутившись вырвавшегося признания, крепко и эффектно пожал Волину руку. — Увидимся вскоре, Ольгина проблема вполне решаема, я работаю в этом направлении.
Не оборачиваясь, прямо неся голову, он зашагал, похоже, в первый попавшийся переулок.
7
Едва Воля вошел в квартиру, позвонила Ольга. Собранная, всегда по-профессорски отчетливо проговаривавшая слова, она частила, сбивалась с мысли, почти плакала.
Утром Павла Сергеевича забрали с дачи на «скорой». Едва уломали, точнее, откупили машину, чтоб везти в Москву, а не в подмосковную коновальню. Срочно, с колес — кровотечение, задержка мочи — Профессора положили на стол. Резали целых три часа. К вечеру сообщили, что больной переведен в палату. Теперь там что-то затевалось по новой, кажется, грозила повторная операция. Татьяна сорвалась из дома на такси, Ольга и Ларри, закупоренные на приеме у княжнинского дипломата, могли выехать только через час-два. Завтра им лететь в Вашингтон. Ольга билась в истерике.
— Во-первых, успокойся! — строго приказал Чигринцев. — Во-вторых, соберись с силами и жди, помочь отцу сейчас ты не можешь. Дай телефон — я перезвоню, или после — домой. Я выезжаю, надеюсь застать Таню в больнице. Срываться вам — лишнее, спокойно пакуйте вещи, главное сейчас — без паники! Вспомни отца, наконец, как бы он на тебя посмотрел! Все, отбой, еду! — бросил трубку, сознательно резко, не дав ей опомниться.
«Мочеполовой ас», как окрестил его князь, профессор Цимбалин давно пользовал Павла Сергеевича по поводу аденомы. Князь тянул с операцией, и, видимо, зря. Хирург практиковал на Каширке, в длинной, обшарпанной, уродливо-голубой клинике, построенной перед олимпиадой, — Воля возил к нему князя на обследование. Весь район вокруг метро, забитый больницами, психдиспансерами, дурдомами и страшной, все подавляющей онкологической, вызывал у нормального человека смятение и тоску. Чигринцев всегда старался проскочить его, не глядя по сторонам. Теперь гнал именно в центр скопления, где боль и страдания человеческие ощущались кожей и не выветривались сквозняками, гуляющими по бездарно спланированному лабиринту.
Ошеломленный Ольгиным сообщением, Чигринцев твердо понимал: помочь он бессилен. Где-то в полуослепшем здании находился Павел Сергеевич, а быть может, уже и Татьяна, припаянная к стулу или влипшая в помытую хлоркой стену.
Воля вбежал в полутемный вестибюль, оттолкнул дежурного, бросился к лифту.
— По вызову Цимбалина, срочная консультация, — наврал с ходу и уже жал кнопку седьмого этажа.
В коридоре горело ночное освещение, ближайшие комнаты были затворены, на пульте у медсестры — никого. В дальнем конце маячила убредающая фигура.
— Подождите, пожалуйста, где тут персонал найти? — крикнул Воля. Лицо нехотя повернулось: черепашьи морщины, сработанный, щербатый рот, взгляд, полный тупой ненависти. — Дербетева, Павла Сергеевича, не знаете, его сегодня оперировали?
— Тут всех оперирують, — проскрипел больной, — всех, тут оне на диссертации людей режуть и кровь нашу на опыты беруть, а надо — хлебушка не допросишься.
Человек побрел дальше, в туалет. Зашел, оставив дверь открытой, закашлялся там надсадно и противно. Из туалета невыносимо воняло больничной дезинфекцией.
Чигринцев вернулся к пульту и вдруг приметил свет в одной из палат. Заглянул и понял сразу — сюда. Павел Сергеевич голый лежал на боку, как младенец, и, подергивая, пытался притянуть сухие ноги к животу. Из недоступного и надменного Профессора вмиг превратился он в жалкое и жутковатое, но родное до боли существо. Глаза, приоткрытые и пустые, ничего не видели. Правая рука, заломленная за голову, шарила по подушке, левая, безвольная плеть, подключена была к капельнице. В палате царил запах горячей крови. Над койкой завис здоровенный, волосатый и большерукий врач. Внимательно следя за потугами больного, он что-то добродушно ему нашептывал.
— Павел Сергеевич! — позвал Воля тоненько. — Павел Сергеевич, как вы? — Не дождавшись ответа, переключился на врача: — Что, что, доктор? Слышите, как он?
— Ваш больной? — ничуть не сомневаясь, спросил великан важно.
— Конечно, я родственник.
— Очень, очень хорошо! Подержите! — протянул снятую с подставки капельницу. — Да держите же крепко, меньше паники!
Воля засмущался собственной робости, а потому проворно, на цыпочках обежал кровать и тут только заметил каталку.
— Куда вы его?
— Ничего особенного, сосудик внутри кровоточит, нужно подштопать. Да не дрожите вы-то сам, дело нехитрое… Давайте, я поднимаю и перекладываю, а ваше дело — капельница. Раз-два — взяли! — Врач подсунул под Павла Сергеевича ручищи. — Ну-с, больной, поднимаемся.
Павел Сергеевич застонал, голова его дернулась, глаза открылись — кажется, что-то они уже соображали.
— Больно мне, больно, — простонал князь, — очень больно, кто тут?
— Павел Сергеевич, это я, Воля, все будет хорошо.
Врач привычно поднял обмякшее тело, переложил, как мешок, на каталку.
— Воля! — Холодная шершавая рука нащупала чигринцевекую руку. — Воля! На каком я свете, я уже в аду? — Кажется, Профессор пытался острить.
— На этом, на этом, Павел Сергеевич, — нарочито бодро прокричал ему в ухо Чигринцев.
— Ты слушай, я не наврал, что бы они ни говорили, бойся только белогорлой собаки… упырь… — Голос дребезжал, срывался. — Он приходит, приходит, вот, надо мной, больно, больно снизу… Где я, Воля?
— Отлично, в упыри меня еще не записывали. А мы ж и есть упыри, так, профессор? Ну, покатили! — Хирург, довольный собственной остротой, захохотал.
— Погодите минуточку! — взмолился Чигринцев.
— Нет, ждать нечего. Вот и сестра. Где тебя черти носили? — как-то въедливо и слишком спокойно спросил доктор входящую девчонку в белом халате.
— Операционная готова, можно везти, — доложила она и профессиональным жестом выхватила из рук Чигринцева капельницу.
Больного накрыли простыней до подбородка — Воля заметил на ней свежие кровяные пятна.