Владимир Красное Солнышко
Шрифт:
Но Ярослав поосторожничал: все же против его новгородцев стояли профессиональные киевские воины. А тут через реку переправляться надо. Целых три недели стояли друг против друга противники, не решаясь первыми лезть в холодную воду.
Ярослав опомнился первым. Тайно повелев воеводам готовиться к внезапному удару, предупредил, что никаких труб не будет и атаковать надо тогда, когда он положит десницу на рукоять меча.
Киевляне, не выдержав внезапного удара Ярослава, в панике побежали с поля боя. И впереди всех бежал недавно занявший киевский престол Святополк. Прямо в Польшу.
За этот бой новгородские дружинники и ополченцы получили по десять гривен каждый.
Новгородское
С триумфом вернулся Ярослав в Новгород Великий. Оставшаяся без князя киевская знать дала большой выкуп, да и награблено в Киеве было немало.
Господин Великий Новгород десять дней праздновал почти бескровную победу. Но уже на девятый день — еще кричали до хрипов в надсаженных глотках хвалу и славу — Ярослав начал испытывать смутное беспокойство. Покинул пир, сославшись на недомогание, и, уединившись в своем дворце и поразмыслив, понял: беспокойство вызвано полным отсутствием известий из Киева. Куда подевался Святополк? Не пора ли покончить с пирами и вновь идти в киевские земли? И почему молчит Звездан? Послать гонца? Уже посылал. И гонец не вернулся, и Звездан не откликнулся. А это означает, что он недооценил работу тайной службы Ладимира. Видать, сыскные люди Ладимира давно перекупили безотцовщину Звездана и теперь ловко перехватывают всех гонцов к нему.
Значит, конец празднику. Нужно вновь собирать силы, вторгаться в киевские земли и сражаться там, пока не удастся поймать самого Святополка.
На другой день князь Ярослав повелел:
— Дело наше не завершено. Святополк убежал в нети. Выступаем. Десять дней на подготовку. Посаднику Константину отрядить в мое распоряжение две насады для дружин и струг для меня.
Выступили, правда не через десять дней, а через двенадцать. Дружинники хмель выпаривали.
До Смоленска доплыли на судах, подлатали их после волоков на Смядыни, погрузились, отбыли дальше.
В Киев Ярослав решил не входить, слишком уж насолили его люди киевлянам в первом походе. Решил обойти его стороной, спешив свои войска на подходе к Киеву, и пешим порядком двинуться на поиски Святополка. А где он может быть? В Польше, у зятя, больше вроде бы негде ему прятаться.
Шли осторожно, но и при всей осторожности звенело оружием войско, кряхтело, ругалось, обливаясь потом. Так почти уже добрались до Берестья, когда по потным, растянувшимся тылам внезапно ударила конная дружина зятя Святополка, польского короля Болеслава Храброго.
Разгром был полным. Дружины новгородского князя бежали в леса и болота, а сам он чудом ушел от беспощадных польских сабель вместе с четырьмя уцелевшими личными охранниками.
Вернувшись в Новгород, Ярослав сразу же, миновав всех, бросился к лодкам, намереваясь скрыться в Швеции. Однако посадник Константин приказал порубить его лодки.
— Как ты посмел! — закричал на него новгородский князь.
— Если не пойдешь на Святополка, я перед всеми на вечевой площади объявлю тебя трусом, князь Ярослав!
— Не желаю тебя слушать.
— Разгромишь Святополка, тогда и иди куда хочешь. На все четыре стороны.
— Войско разбито поляками.
— Мы соберем новое войско.
Новгородскому князю пришлось подчиниться. Ярослава новгородцы силой вытолкнули на битву со Святополком, но на самом-то деле — на битву за обладание Великим торговым путем из варяг в греки.
Собрали новые дружины. Совет «Золотых поясов» дал Ярославу золото,
Князь Ярослав победителем вернулся в Господин Великий Новгород. И первым делом взял под стражу посадника Константина, сослал его в Муром, где, по княжескому повелению, посадник был утоплен в Оке.
Такова оказалась благодарность князя Ярослава, едва он получил киевский престол.
Задумаемся, почему Ярослав повелел утопить посадника Константина? За личное оскорбление, за то, что посадник выпихивал его из Новгорода для сражения с Святополком? Допустим. Но зачем же убивать?
А затем, что Константин знал, кто, когда и чьими руками разделался с прямыми наследниками великого князя Владимира. Именно по этой причине Ярослав навечно заточил в порубе своего брата Судислава, князя Псковского, — тот тоже мог о том прослышать. Князь Судислав просидел в порубе двадцать три года, после чего был освобожден своим племянником Владимиром Мономахом.
Глава девятнадцатая
Ярослав и в Новгород-то вернулся только затем, чтобы сначала сослать в Муром посадника Константина, а потом повелеть его утопить. И снова отъехал в Киев, где и даровал Господину Великому Новгороду за помощь дополнительные права, после чего немедленно провозгласил себя великим киевским князем. На сей раз он не тронул в Киеве ни церквей, ни христианских святынь, ни самих христиан. Использовав память о насильственном крещении Новгорода, чтобы завоевать расположение новгородских дружин, он тем не менее прекрасно понимал, что единый обруч необходим для разноплеменной Руси, и таким обручем ему тоже представлялась христианская церковь. По праздникам великий князь Ярослав аккуратно посещал храм, а за любые проявления агрессивного язычества воздавал плетьми — и это в лучшем случае. Очень скоро киевские христиане стали его главной опорой.
Однако больше всего Ярослава занимал вопрос, в какой мере расстроились отношения Киева с царствами и королевствами Европы в результате междоусобных войн на Руси. В том, что они расстроились, он не сомневался. Но следовало проверить. А заодно и закрепить союз с Европой династическими браками.
Сестру Доброгневу великий киевский князь без колебаний предложил королю Польши, сыну Болеслава Храброго Казимиру, полагая, что тому придется согласиться, чтобы замолить грехи поляков. Так оно и случилось: король Польши не отказался после смотрин в Киеве — Доброгнева была весьма привлекательна. Но свадьбу праздновали в Польше: киевский князь не пожелал тратить свое золото.
Вскоре Ярослав сосватал свою старшую дочь Елизавету — за норвежского принца Гаральда. И здесь повторилась та же история: успешные смотрины, свадьба в родовом замке принца; и Ярослав опять уклонился от поездки, сославшись на трудности собственного княжения.
Наиболее удачным сватовством великий киевский князь считал свадьбу своей средней дочери Анны и французского короля Генриха Первого. На этот раз даже смотрин не понадобилось, поскольку французские купцы бывали в Киеве и не могли не отметить красоты Анны, которая и впрямь была очень хороша собой.