Владимир Мономах
Шрифт:
После окончания строительства храма Спаса, починки крепостных стен, возведения всяких новых строений в Чернигове Мономах самолично повёз лучших каменосечцев, древоделов и других работников в Смоленск и Суздаль. По всем землям Мономаха тюкали топоры, пели пилы, разливался в воздухе терпкий запах извести. Отстраивались города и городки, высились новые крепостные стены, стояли подновлённые неприступные детинцы. На исходе 70-х годов во время большого строительства в Чернигове у Владимира появилась мысль о возведении неприступного города-замка, где князю можно было бы отсидеться в тяжкую годину от врагов внутренних и внешних, откуда можно было бы грозить своим недругам.
Такие замки он видел на береговых кручах
Во время своих частых походов по Руси Мономах давно уже заприметил старинный город Любеч, что стоял на берегу Днепра, на полпути между Смоленском и Киевом и неподалёку от Чернигова. Теперь Любеч тянул к черниговским землям и попадал под прямое управление Мономаха.
Всем был богат этот город. Здесь приткнулась к берегу удобная корабельная пристань, неподалёку высилась сосновая роща; из этих могучих сосен рубились русские однодерёвки, вокруг города простирались поля, лесные угодья со звериными ловами, бортными ухожеями. Над городом круто поднималась Замковая гора со стареньким на ней детинцем, который брал боем ещё князь Олег Старый. Вот здесь-то Мономах, и замыслил построить новый неприступный замок.
Лучших каменосечцев, древоделов, кузнецов и прочих ремесленников отобрали его тиуны из княжеских сёл и стольных городов. Тяжкой повинностью легло строительство замка и на любечан. От них требовались телеги с лошадьми, землекопы и люди на всякую другую работу.
Старые, обветшалые стены любе чекой крепости и детинца были разобраны, и началось строительство новых стен. Огромные дубовые брёвна укладывали в могучие срубы и забивали их глиной, притискивали её тяжёлыми колодами, которые едва поднимали четверо человек. Между срубами вкапывали в землю сторожевые башни из камня и дубовых же брёвен.
Надзор за этой привычной на Руси работой Мономах поручил своему огнищанину, наместнику в Любече. Когда же начали выкладывать новый детинец на Замковой горе, Владимир сам стал наезжать туда, то из Чернигова, то из Киева, то из Смоленска, следя за идущими работами. Месяц за месяцем гало строительство любечского замка. И вот уже начал вырисовываться общий его облик, невиданный доселе на Руси. Всё строительство размещалось на площади в тридцать пять на сто сажен с небольшим. Въехать или войти на гору можно было лишь по крутому подъёму, обращённому в сторону города. Здесь-то и были построены въездные ворота, перед которыми через ров строители перекинули подъёмный деревянный мост. За воротами въездной башни шёл узкий проезд вверх, огороженный с обеих сторон поднимающейся уступами крепостной стеной. А дальше шли главные ворота крепости и начиналась основная крепостная стена. Если бы враги паче чаяния взяли первые ворота и ворвались внутрь прохода, им пришлось бы продвигаться к основным воротам крепости под ударами оборонявшихся, расположившихся на уступах стены по обеим сторонам прохода, а дальше они утыкались в могучие брёвна основной стены.
Следующие ворота с двумя башнями, стоящими по бокам от них, пройти тоже было непросто. Выход в город шёл через глубокий и длинный крытый проход с тремя заслонами, каждый из которых, опускаясь, мог преградить путь врагам. Проход кончался небольшим двориком, где размещалась замковая стража. Отсюда был ход на стены. На этом дворике располагались каморки с очагами для обогрева стражи в студёное время. В стенах, огораживающих дворик, было прорезано множество клетей, в которых хранилась разная готовизна — вяленая и сушёная рыба, мёд, вина, зерно, другая ества.
В глубине дворика стражи стояла самая высокая, массивная, четырёхъярусная башня замка — вежа. Если бы враг всё-таки прорвался через замковую стражу, ему пришлось бы ещё миновать на пути к княжескому дворцу это последнее прибежище осаждённых. В глубоких подвалах вежи располагались ямы — хранилища для зерна и воды. Только миновав вежу, можно было попасть к клетям с готовизной, заделанным в стены, только через неё шёл путь внутрь детинца. Тот, в чьих руках была вежа, держал все нити жизни и управление замком. Именно сюда поместил Мономах впоследствии своего огнищанина — управителя замка. И уже за вежей шёл парадный двор, ведущий к княжеским хоромам. На этом дворе поставили шатёр для дворцовой стражи, отсюда же был проложен тайный спуск к стене.
Дворец Мономах строил по своему вкусу: в нём всё должно было быть надёжно, красиво, долговечно, и сам дворец должен был представлять в этом замке настоящую крепость, взять которую было бы непросто. Он был трёхъярусный, с тремя высокими теремами. В нижнем его ярусе находились печи, жильё для челяди, клети для всяческих запасов — съестных, питьевых и железных. Во втором ярусе располагались княжеские хоромы. Здесь были выстроены широкие сени для летних сборов и пиров, а рядом большая княжеская палата, где могли поместиться за столами до ста человек. Около дворца древоделы срубили небольшую церковь с кровлей, крытой свинцовыми листами. С плоских крыш дворца можно было по бревенчатым скатам спуститься прямо на подходящие сюда вплотную городские стены.
Замок был приспособлен для мощной я долговременной обороны. Вдоль его стен, кроме клетей с готовизной, стояли вкопанные в землю медные котлы для горячей смолы, кипятка, которые опрокидывали на врагов, приступающих к стенам крепости. Из дворца, из церкви, от одной из клетей, медуши, шли подземные ходы, уводившие в стороны от замка. В тяжкий час по этим глубоким, скрытым от неприятеля ходам можно было тайно покинуть детинец и уйти восвояси.
Во всех помещениях замка в глинистом грунте, хорошо держащем влагу, было вырыто много ям для питьевой воды и хранения жита.
В замке Мономах мог просидеть только на своих припасах более года с числом в 200-250 защитников. А за стенами замка шумел многолюдный город, где жили торговцы и ремесленники, холопы и разная челядь, стояли церкви, кипел торг. Здесь было всё, что нужно для прожитка княжеской семьи, которая могла укрыться в Любече в тяжкую годину. Именно в пору строительства любечского замка, в пору собирания под властью Чернигова чуть не половины Руси, Мономах по образцу византийских императоров завёл у себя свинцовую печать, где по-гречески было вырезано: «Печать Василия, благороднейшего архонта Руси Мономаха». Архонта… Ещё не великого князя, не всей Руси, но урождённого от Мономаха — императора. И это должен знать каждый. Позднее эту печать он написал по-другому: «князя русского».
В строительных лесах стояли Чернигов, Смоленск, Суздаль. Взрытой землёй и щепой кипела Замковая гора в Любече. Вслед за княжеским строительством, немного отдышавшись от подневольных повинностей, начали отстраиваться вокруг Мономаховых городов пригородные слободы, разграбленные и сожжённые во время войн смердьи сёла, деревни, погосты. Теперь, когда Мономах гнал лошадей из Чернигова то к отцу в Киев, то в Смоленск, то в Суздаль, ему уже не приходилось порой ночевать у костра, потому что вокруг лишь темнели пожарища, а люди жили в землянках и питались как дикие звери. Устраивалась жизнь в Черниговском крае, устраивалась жизнь и по всей Руси. Много ли времени человеку надо, чтобы возродить себя на земле? Ровно столько, чтобы поставить сруб, накрыть его тёсом, сложить печь, вспахать полоску земли, благо дерева, печной глины, свободной земли на Руси было с избытком, и день за днём, как трудолюбивые муравьи, работали не покладая рук русские христиане, поднимая на высоких речных берегах, светлых лесных полянах, близ глубоких прозрачных озёр свои пахнущие смоляным духом, печным дымом, свежей хлебной выпечкой избы, раскидывая вокруг них амбары, стойла для скота, бани.