Владимир Мономах
Шрифт:
А в Киев уже зачастили посланцы из иноземных государств, многим хотелось породниться с могущественным киевским князем. Из Германии прислала весть Ода, вдова Святослава. Она вспоминала свою племянницу, прочила её за кого-либо из немецких князей, но Всеволод всерьёз ещё не думал о замужестве Евпраксии. Она была молода, и её время было впереди.
Зимой, в небывалое время, половцы, обогнув Переяславль и Чернигов, напали на Стародуб. Это был исконный черниговский город, и Мономах, ещё не дав дружине как следует отдохнуть от погони за полоцким князем, от летней войны с Всеславом, поднимает черниговскую рать в новый поход. Л его гонцы уже скачут к своим половцам, как стали на Руси называть колено, откуда вышла на киевский престол княгиня Анна.
Уже в ту пору Мономах, воюя с кочевниками, не медлил ни часа, если рать была готова, если выступать можно было, но откладывая доход на завтра. Кочевники быстры, а надо было быть ещё быстрее, они хитры и коварны, а надо быть хитрее… Таков век, иначе побед не видать. Этому учил его отец, кроткий и скромный Всеволод, который превращался в ратное время в решительного, беспощадного воина.
Не дожидаясь подхода союзных половцев, Владимир выступил не к Стародубу, который был уже дочиста ограблен степняками, а наперехват их к Десне, куда они двинулись от города. Туда же спешили и союзники.
Расчёт Мономаха оказался верным. Кочевники, выйдя на Десну и предполагая двигаться по замёрзшей реке сквозь леса дальше, были застигнуты врасплох. Черниговская дружина и союзные половцы ударили на врагов с берега, оттеснили их на чистый лёд и здесь, на ровном месте, довершили разгром. Напрасно половецкие ханы Асадука и Саука пытались сбить своих рассыпающихся в разные стороны всадников в стройное войско — руссы раскидывали их толпы вдоль по реке, а союзники уже довершали дело, вырезая врагов своего колена. Оба хана были взяты в плен и предстали перед Мономахом. Они-то, желая заслужить милости и прощения у русского князя, и сообщили, что другое половецкое войско, во главе с ханом Белкатгином, грабит русские земли неподалёку, что не все половцы вышли на Десну.
Не давая врагу опомниться, не дожидаясь, пока бежавшие с поля боя половцы известят своих сородичей о сече на Десне, Мономах проделал ночной переход, дал своей дружине немного отдохнуть перед боем в лесу и неожиданно появился перед конницей Белкатгина. Здесь же находился и половецкий обоз, виднелись ряды саней, а около них — связанные верёвками русские пленники, набранные и в Стародубе, и в других селениях. И снова сеча была яростной и короткой. Белкатгин бежал, бросив своё войско. Половцы рассыпались в разные стороны. Одних руссы перебили, других попленили. Всех русских пленников Мономах приказал развязать, накормить, обогреть, отправить в Стародуб и оттуда по их городам и сёлам.
Закоченевшие, в изодранной одежде, они тянули свои руки в сторону князя, благодарили его, благословляли, А он спокойно объезжал их толпы, приободривал, иногда даже бросал шутливое слово.
— А пленных половцев обменяем на других русичей, отдадим их за выкуп, за ткани, за оружие, за копей, — сказал он.
Здесь же после победы Мономах заплатил положенное своим половцам — и деньгами, и добычей, и дорогой одеждой.
Прошло всего полгода мирной жизни, и летом 1080 года снова в русских землях встала брань. Восстали переяславские торки. Долгими годами жили они в мире и любви с Киевом, стерегли русские границы, помогали в войнах с половцами. Всеволод оказывал торкам почёт и не раз принимал у себя в Переяславле их вождей. Ростислав же повёл себя с торками грубо и надменно. Теперь вожди долгими часами ждали, пока их примет молодой переяславский князь. Руссы перестали платить торкам уложенную за охрану границы дань. Когда же они потребовали от князя денежной выплаты, Ростислав назвал торкских послов холопами и прогнал вон. Напрасно опытные Всеволодовы бояре старались образумить Ростислава, втолковать ему, что торки — старинные друзья, князь был неумолим, и торки заратились. Их огромные толпы подступили со всех сторон к Переяславлю, где затворился перепуганный Ростислав. Пришли в движение все торкские станы, все их оседлые городки.
От Переяславля торки двинулись на Русь, на Киев. Давно не было от них такого мощного выхода.
Всеволод послал гонцов в Чернигов и приказал Владимиру Мономаху вновь собираться в поход. К черниговской рати Всеволод придавал свою младшую дружину.
Владимир Мономах не медлил. Он воспользовался тем, что силы торков были разъединены — одни стояли веред Переяславлем, другие бушевали по русским землям, и двинул против них свою конную дружину. Собирать полк и потом плестись по степи на телегах он не захотел. Главное, думал он, — нанести торкам удар сильный и неожиданный, разгромить одну, ближайшую их часть, устрашить остальных этим разгромом, подавить, смять остальных, загнать восставших опять в свои городки, запереть их там, поставить на колени вождей.
Дружина шла быстро в сторону Переяславля. Всадники готовы были каждую минуту вступить в бой, на всех были надеты брони, шишаки надвинуты на самый лоб, щиты качались на левой руке, а не лежали на телегах, как обычно во время дальнего похода. Вперёд в нескольких вёрстах шли две сторожи, которые должны были сразу оповестить Мономахову рать о появлении торков.
Князь ехал крупной рысью впереди дружины, поглядывал спокойными, внимательными глазами по сторонам. За время долгих войн и походов он уже привык к действиям быстрым, твёрдым и взвешенным, но не к суете и торопливости и давно понял, что поспешный шаг, торопливое решение, душевный порыв во время такого злого и жестокого дела, как брань, могут только помешать успеху. В минуты решающие Мономах приучил себя выходить всегда перед своими воинами и вступать в бой самому, а там как бог пошлёт. Он знал, что если он не побоится положить свою голову за дружину, то и дружина ляжет за него костьми. Теперь же сеча могла начаться в любую минуту, причём сеча быстротечная, и для него лучше было видеть её ход сразу же, с самого начала.
Сторожи ещё только мчались обратно с вестью о появлении торков, а Мономах уже увидел их несметные толпы, которые беспорядочно в отличие от половцев выезжали из степи прямо на руссов.
Князь притормозил бег коня, сбил дружинников в единый кулак, ощетинившийся пиками и блистающий мечами, и снова тронул поводья.
Руссы, разогнавшись, врезались на полном скаку в едущих вразброд торков, прошили их насквозь, круша пиками, мечами, сшибая тяжёлыми копями. Потом русская рать развернулась и прошла сквозь торков ещё раз, размётывая их нестройные толпы по степи. Торкские вожди попытались собрать своих воинов, но те, уже объятые страхом, повернули коней вспять, поставили под русские пики свои обтянутые кожаными панцирями спины. Сеча была быстрой, короткой и лёгкой для руссов. Только несколько человек их пало от торкских пик и сабель. Многие торки бросили оружие и просили милости и пощады у русского князя. Мономах простил их и отпустил безоружных по своим городкам. Тех же, кто был схвачен с оружием в руках, Владимир приказал вести на верёвках к Переяславлю, а впереди тащить, привязав к конским сёдлам, пленённых торкских вождей. Так они и появились перед Переяславлем, осаждённым другой торкской ордой: впереди ехал Мономах — спокойный, грозный, с взглядом, устремлённым поверх голов, куда-то в край степи, за ним — несколько старших дружинников, а следом младшие воины, ведущие на верёвках пленённых торков, и опять конные ряды дружииы.
И снова небольшой отдых — и зимой новый поход в землю вятичей.
Вятичи, хмурые, непокорные и гордые, и прежде не раз начинали мятежи против Киева. Поднялись они ж в эту зиму 1080 года, узнав, что начались междоусобия в Русской земле, что вышел из Полоцка Всеслав, что началась война с половцами. И снова Всеволод призывает на помощь Владимира Мономаха, наказав ему с ростово-суздальской ратью расправиться с вятичами, захватить зачинщиков мятежа — некоего Ходоту с сыном.
С небольшой дружиной Владимир спешит в Ростов и там собирает дружинников, с кем ходил ещё на полочан и в западные страны. Воеводы донесли Мономаху, что смердов и ремесленников на Ходоту лучше не поднимать. Ходота у вятичей свой человек, он грабит сильных и богатых людей, стоит за древние вятичские обычаи и обряды, смеётся над православными святынями, молится своим лесным богам.
Наступили лютые морозы. Владимир сидел в своём старом ростовском дворце. Печи топились не переставая, над городом стоял сизый дымный туман. После полудня уже начинало смеркаться. Сильные снегопады занесли дороги, и Владимир ждал, когда санные обозы пробьют пути в окрестные селения.
Первые два выхода из Ростова окончились ничем. Суздальский воевода-наместник по приказу Мономаха обошёл с войском окрестные леса и тоже не нашёл мятежных вятичей.
Лишь во время третьего выхода Владимир настиг в одном из лесных сёл воев Ходоты. Они храбро дрались с дружинниками, шли с рогатинами и дубинами против копий и мечей, гибли молча, а пленники лишь смотрели на князя мрачным взглядом, было видно, что они уже готовы к переходу в иной мир и никакими увещеваниями угрозами и даже пытками не вырвать у них речей о том, где обретается Ходота, где скрывается его основное войско.