Владимир Мономах
Шрифт:
Несколько дней прождали князья черниговскую рать. Но пустынна была снежная дорога на Чернигов — ни гонцов, ни дружинников, ни самого черниговского князя.
Лишь позднее князья узнали, что Олег и не собирался идти им на помощь. В те дни он насмехался над Святополком и Мономахом, грозил им, опасался, что Святополк помнит, как Олегов отец — Святослав изгнал из Киева отца Святополка, боялся Мономаха, которого совсем недавно сам выгнал из Чернигова, ненавидел обоих, считал, что князья зовут его в поход, чтобы сгубить в диком поде. К тому же, вступив уже давно в тесный союз с половцами, Олег и в этот год помог им, принял у себя бежавшего
Сборы были короткими. И вот уже впервые русская рать ушла на юго-запад не для обороны своих границ, не для того, чтобы отбросить назад идущую на русские города половецкую грозу, а для нанесения неожиданного удара, уничтожения приднепровских половецких веж — этого рассадника набегов и разбоя, несчастий и клятвопреступлении, насилий и обманов.
Впереди двигались конные сторожи, разведывая дорогу, оберегая войско от половецких разъездов. На ночь остановились в лощине и там же разожгли костры, опасаясь, как бы половцы по огням не поняли о надвигающейся опасности.
На исходе второго дня пути сторожи донесли, что русская рать подходит к половецким вежам.
Мономах остановил войско с тем, чтобы дать воинам передохнуть после долгого и тяжёлого зимнего перехода.
К вежам подошли ранним утром, когда тёмная мгла плотно окутывала степь. В этой мгле руссы приблизились к стану почти на расстояние перестрела. Там догорали ночные костры, около которых дремали караульщики, высились тёмно-фиолетовые громады шатров и кибиток. В загонах возился скот, вяло лаяли непроспавшиеся собаки.
Половцам было невдомёк, что рядом с ними находится русская рать. Они жили здесь, не таясь и не оберегаясь, и никому из оставшихся в вежах половцев не могло прийти в голову, что руссы осмелятся выйти из своих городов, из-за своих валов, тем более в февральскую стужу, и появятся здесь, в половецком поле.
Половецкий стан так и не успел очнуться ото сна, когда руссы с криками и гиканьем помчались между шатрами, рубя выбегавших оттуда воинов. Половцы бежали к коням, но и там их встречали русские дружинники, перенявшие все выходы из стана.
Метались среди шатров бешеные тени, расступалась тёмная мгла, догорали костры с лежащими вокруг них убитыми половецкими воинами. Лишь часть половцев ушла в соседний стан, бросив на произвол судьбы своих жён, детей, своё имущество.
Теперь дело предстояло более трудное — половцы пришли в себя, вооружились, взобрались на коней, и сбить их со следующего стана будет несравненно труднее, но Мономах не слушал уговоров Святополка, который просил его ограничиться малым, забрать полон и уйти назад в Переяславль. Военный перевес в силе, внезапности выхода был на стороне руссов, половцы растеряны; страх и отчаяние гонят их сейчас по степи, слух бежит впереди поверженных, и сейчас надо во что бы то ни стало закрепить первые успехи.
Ломая слабое сопротивление разрозненных и малочисленных половецких отрядов, руссы шли от стана к стану, пока хватило сил. И лишь когда притомились кони и люди, когда уже не хватало телег, чтобы погрузить на них всё отнятое у половцев, Мономах остановился.
Он сидел на коне — хмурый, с горделиво вскинутой головой; с холодной и жёсткой складкой в углах губ, его обычно мягкий взгляд серых глаз стал строг и пронзителен. А мимо него воины гнали
Со страхом и восхищением смотрел на всё это сидящий рядом с Мономахом Святополк; ему ещё никогда не приходилось переживать такой победы. Два его выхода против половцев закончились страшными поражениями, и вот первый большой успех.
А мысли Мономаха были уже далеко от половецких веж. Он повернулся к Святополку: «Мы должны, брат (он избегал обращения к Святополку со словами «великий князь», и Святополк давно и с неудовольствием заметил это), послать гонцов к Олегу, заставить его выдать нам Итларева сына и его чадь. Мы должны вырвать с корнем проклятое семя».
Святополк вяло согласился: ему вовсе не хотелось начинать борьбу с Олегом: черниговский князь являлся мощным противовесом Мономаху, и Святополк своим небольшим умом, по великой врождённой хитростью слабого и завистливого человека понимал, что сохранить это противоборство было весьма желательно для Киева. Но сейчас Мономах был снова силён, он давил его своей волей, его холодный цепкий взгляд проникал Святополку в самое сердце; киевский князь чувствовал всю огромную мощь и неукротимость желаний брата и сгибался передо ними, негодуя в глубине души и завидуя ему.
Из Переяславля братья послали гонцов с речами в Чернигов. Вот как писал об этом, впоследствии в русской летописи черноризец Нестор: «И послали Святополк с Владимиром к Олегу, говоря: «Бот ты не пошёл с нами на поганых, которые разорили землю Русскую, а держишь у себя Итларевича — либо убей его, либо отдай нам. Он враг наш и Русской земли». Олег же того не послушал, ж стала между ними вражда».
Олег не ответил на послание братьев, но Святополк ж Владимир не успели наказать его за отказ от помощи — вновь вышли из степи половцы. На этот раз это были не приднепровские, а дальние причерноморские куманы, которые решили взять с русских земель свою долю добычи. Они прорвались через русские укреплённые городки и валы, вышли к реке Роси, осадили город Юрьев, и уже здесь их нашли гонцы Святополка, предложив мир и откуп. Половцы поначалу согласились, но, взяв откуп, нарушили мир и вновь осадили Юрьев. Ночью юрьевцы, боясь плена и гибели, оставили город и ушли в Киев, а наутро половцы вошли в Юрьев и сожгли его, забрав оставшееся имущество. Снова началась изнурительная борьба, снова князья собирали рать и гонялись за врагом, и становилось ясно, что без объединения всех русских сил, без начала большого наступления на половецкое поле невозможно было остановить эти бесконечные выходы, эти постоянные грабежи, пожоги, от-купы, которые обескровливали Русь, отнимали у неё многие силы.
Возвратившись в Переяславль после ухода причерноморских половцев, Мономах всё чаще и чаще стал задумываться о том, как Русъ должна дальше строить свою борьбу с извечным врагом — половцами, вспоминал свой неожиданный победоносный поход к половецким вежам и всё больше и больше склонялся к мысли, что не оборона, не отсиживание за крепостными стенами и валами, не гонка за половецкой конницей до необозримым просторам принесёт желанный успех, а лишь постоянное, мощное, хорошо подготовленное движение в степь всех наличных общерусских сил.