Владимир Мономах
Шрифт:
С такими мыслями ехал Мономах, рассчитывая, прикидывая, как лучше одержать верх над врагом. Руссы первыми вышли к Стугне. Лишь к вечеру замаячили у края неба тёмные полосы выходивших из стели половцев; потом за рекой замерцали костры — половцы остановились перед рекой на ночлег.
Вечером в шатре Святополка руссы собрались на совет. Писал позднее об этом летописец: «И сказал Владимир, что пока стоим здесь под прикрытием реки, перед лицом этой грозы, заключим мир с ними. И примкнули к этому совету смысленые мужи Ян и прочие. Киевляне же не восхотели этого совета, но сказали: «Хотим биться, перейдём на ту сторону реки».
Напрасно убеждал Владимир Святополка поостеречься, не переходить Стугну, не оставлять позади себя реку, великий князь и его уные люди стояли на своём. Ростислав тоже рвался в бой. То были половцы не из колена его матери, княгини Анны, напротив, они когда-то враждовали с левобережными куманами, и теперь молодой князь стремился свести с ним счёты за старое. Переяславские бояре старались образумить Ростислава, говорили, что нет сейчас нужных сил, нет пешцев, о твёрдый строй которых часто разбивалась половецкая конница. Они даже пугали князя недавним мрачным пророчеством печёрского старца Григория. Но всё было тщетно. Ростислав не слушал уговоров.
После долгих споров Святополк объявил, что наутро он перейдёт Стугну и ударят на врага.
Ночью пошёл дождь. К утру Стугна вздулась, и киевская рать с большим трудом переволоклась на противоположный берег. Резкие порывы ветра пронизывали воинов насквозь. Следом за Святополком двинулся Владимир и за ним уже Ростислав. Дождь прекратился, но вода в реке всё прибывала. И Владимир с беспокойством смотрел, как в том месте, где руссы только что перешли реку вброд, бушует жёлтый поток. Русская рать миновала город Треполь и подошла к валу, который издавна был насыпан здесь со времён чуть ли не Владимира Святославича.
Руссы встали своим обычным строем: два крыла и чело. Святополк поместился с правой руки, Владимир с левой, в челе же братья поставили переяславскую дружину Ростислава. Утвердили на валу стяги и стали ждать половцев. Те появились вскоре. Их стяги заколыхались в сером дождевом воздухе, подплывая вплотную к валу. Половцы наступали густыми плотными толпами, послав впереди конницы своих лучников, и те, подойдя близко к валу, засыпали руссов тучей длинных тяжёлых стрел. Русские стрельцы вышли из-за вала и ответили ударом на удар. Но перевес в лучниках был на стороне врага. С первого же часа битвы половцы нанесли руссам серьёзный урон.
Основной свой удар они направили на малочисленную дружину Святополка, пробились к самому валу, налегли на киевскую рать и взломили Святополкову дружину. Киевляне стояли крепко, по натиск половцев не ослабевал; всё новые и новые их толпы подкатывали к валу, и вот уже половецкие стяги затрепетали на самом валу. Русские лучники были перебиты, и теперь киевская дружина отбивалась лишь мечами. Скоро киевляне дрогнули и побежали. Святополк звал своих воинов вернуться, собирал вокруг себя людей, дрался ещё на самом валу, но редели его люди, смятые половцами, и великий князь бросился вспять.
Ростислав и Мономах стойко держались в челе и на левом крыле и даже стали теснить половцев, сбив их с вала и погнав в степь. Но едва киевляне оголили правое крыло, как половцы с новой силой обрушились на черниговскую и переяславскую рати. Те ещё держались, но было видно, что сила одолевает силу. Медленно, но верно половцы начали теснить русское войско.
Мономах приказал отступать к реке, и конные дружины, прикрываемые лучниками, стали отходить к Стугне.
Святополк, потеряв свою рать, рассеявшуюся по степи, мчался уже к Треполю, надеясь спастись за его степами. Черниговская и переяславская рати вышли к берегу Стугны и начали переправу.
За те несколько часов, что шёл бой, река взбухла ещё больше, брод теперь пропал вовсе, и надо было миловать её вплавь. Под прикрытием лучников князья начали переправу.
Владимир бросился в волны Стугны вслед за Ростиславом. Он видел, как сильный поток завертел лошадь брата, тот опрокинулся навзничь и был свержен, с седла. Владимир хотел подхватить Ростислава, но вода уже отнесла того в сторону, накрыла с головой. Тяжёлые доспехи тянули Ростислава на дно. На мгновение показалась его голова с безумными от страха глазами. Мономах рванулся к брату, выскользнул из седла и почувствовал, как под тяжестью брони уходит под воду. Уже захлебывающегося, его подхватили ближние дружинники, подняли под руки, потащили с собой. Он ступил на скользкий берег, выплёвывая воду и приходя в себя, оглядел реку, ища Ростислава, но в наступающих сумерках, в сплошном месиве воды и людей, в свисте летящих стрел трудно было понять и различить что-либо. На том берегу мужественно ещё стояли лучники, отражая рвущихся к реке половецких всадников, число которых заметно поредело.
Не оглядываясь больше назад, тяжело ступая в намокшей одежде, с плащом, бьющим по ногам как тяжёлая парусина, Мономах двинулся прочь от берега. Ему подвели коня. Он сам взобрался в седло; с его волос, бороды, усов струйками стекала вода. Взгляд его был мёртвым, остановившимся. Никогда дружинники не видели своего князя таким потрясённым.
Разгром руссов был полный. Погибли и попали в плен многие дружинники и воеводы. Лишь с несколькими десятками воинов перешёл Мономах на левый берег Днепра, отослав своих близких людей искать в реке тело Ростислава. Святополк отсиделся до вечера за стеной Треполя, а когда стемнело, побежал с оставшимися воинами назад в Киев. Случилось это 26 мая 1093 года.
Половцы не переходили разбушевавшуюся Стугну и растеклись по правобережью Днепра, грабя и пленяя людей. Часть их пошла назад к Торческому городку.
Владимир же затворился в Чернигове, готовя город к обороне и собирая новые воинские силы. Людей осталось мало, и восстановить рать за короткое время было невозможно. Но Мономах не унывал. Когда приходили трудности, то они словно закаляли его. Он был спокоен, ровен и словно бы даже весел. И если ему говорили печальные слова, то он отвечал, что было время и Владимир Святославич отсиживался после поражения от печенегов в одиночестве под мостом, а дотом настроил крепостей по Суле и Трубежу, Стугне и Десне и не раз одолевал печенегов.
Одно лишь не давало Мономаху покоя — гибель юного Ростислава. Ушёл из жизни не просто любимый брат — с этим трудно было смириться, но всё в руках божьих, сегодня жив человек, а утром мёртвый, сегодня он в славе и почёте, а наутро лежит в гробу и уже без памяти. Вместе с Ростиславом ушёл из жизни князь переяславский, а это означало новые заботы и тяготы. Кому теперь отойдёт переяславский стол, как удастся ему, Мономаху, сохранить за собой и Чернигов и Переяславль при живых ещё Святославичах? Когда в руках есть военная мощь — сделать это нетрудно. Но теперь, без дружины, без оружия, в окружения заратившихся половцев удержать оба стола будет, наверное, невозможно.