Владимир Мономах
Шрифт:
А за стенами дворца уже грозно зашевелился, заволновался сначала боярский и дружинный Киев, потом торговый и. ремесленный. Слух о приближающейся смерти великого князя быстро шёл по русскому стольному городу, а из него во все концы Руси. И уже скакали гонцы в Туров к Святополку, на юг к Олегу, на Волынь к Давыду и Ростиславичам.
На исходе дня великий князь негромко вздохнул, прикрыл глаза и затих навсегда.
Ростислав, рыдая, ушёл в свои хоромы, а Владимир долго ещё сидел около холодеющего тела отца и смотрел, как серая тень медленно, но неотвратимо накрывала его лицо.
Ушёл Всеволод Ярославич, ушёл великий князь — его прочная и грозная опора, тонкий, умный, спокойный владыка; ушёл бесстрашный воин, не раз смотревший смерти в лицо, за которым дружина шла без колебания и страха; ушёл понимающий, любящий отец, к которому в любой час можно было прискакать из Чернигова и просить совета. И что бы ни случалось прежде, Мономах знал: где-то там сидят сначала Изяслав, потом Святослав, потом отец — Всеволод, а он стоит за их широкими, мощными спинами и его жизнь светит лишь их отражённым светом. Теперь никого нет. Распахнуты до конца все двери в мир, впереди ещё долгий путь, и нет за этими дверями прежней защиты и опоры. Теперь он стоит первым, а за ним уже идут и брат Ростислав, и сын Мстислав, малолетний новгородский князь, и другие сыновья.
Он сидел, и мысли, странные и необычные, теснились в голове, волновали сердце.
Заманчиво было сесть на киевском столе, и будут за пим и Чернигов, и Переяславль, и Новгород, и Смоленск, и Ростов. Вся Русская земля станет его отчиной. Но смысленые [20] киевские люди ненавидят Всеволодов дом, ненавидят и боятся его, Владимира. При нём, как и при Всеволоде, они будут выпрашивать милости у молодых Мономаховых дружинников. Для них ближе и желанней туровский Святополк. У него в дружине всего восемьсот отроков. Он будет в полной власти киевского боярства — Яна Вышатича и других.
20
Смысленые — богатые, влиятельные.
Конечно, люди Всеволода и Мономаха будут просить Владимира принять великокняжескую власть, им не захочется расставаться со своими доходами, своим первенствующим местом на Руси. Но принять их предложение будет означать новую междукняжескую войну между ним, Мономахом, и Святополком, за которого встанут смысленые киевляне, — ведь согласно княжеской лествице Святополк ныне остался старшим князем на Руси, хотя он и был всего на три года старше Мономаха, Он сын старшего Ярославича. Его отец был великим князем киевским прежде Всеволода. За ним — все права Ярославова дома. К тому же с востока будет постоянно грозить Олег, который, конечно же, не смирится с потерей Чернигова. Нет, лучше сейчас уступить Святополку, не ссориться с киевскими боярами. Жизнь ещё велика. Пусть они узнают, что собой представляет Святополк — слабый, себялюбивый, своевольный, бездарный, корыстолюбивый, пусть они вместе с ним попробуют управиться с киевским простым людом, отбить всё усиливающийся натиск половцев.
Так, в мучительных раздумьях, он взвешивал все возможные свои решения, старался заглянуть на годы вперёд, рассчитывал, тут же ловил себя на мысли, что жизнь бренна и никто не знает, сколько ему осталось самому жить на земле, потом снова уходил в размышления о междукняжеских делах.
Тяжело вздохнув, он встал, вышел в сени, где теснились люди, прошёл в свои хоромы, где его уже ждали ближние бояре, приспешники его отца. Они окружили его, приступили с просьбой принять стол, но он, покачав головой, отвечал, что не может стать великим князем в обход старшего брата Святополка — пусть же киевляне посылают за ним в Туров, а он будет ему братом и верным помощником. Владимир видел смятение и недовольство на лицах сподвижников, их нетерпеливое желание сокрушить своих киевских противников, утвердить навеки свою власть в Киеве, в Русской земле, но он понимал, что без него они мало стоят и сильны лишь его княжеским прирождённым именем, славой, победами, и потому он был спокоен — многие из них уйдут отсюда вместе с ним и будут, как и он, ждать своего часа.
На следующий день, 14 апреля, он в присутствии епископов, игуменов, черноризцев, попов, бояр, тысяч простых людей положил отца в храме святой Софии, а ещё через несколько дней, не дожидаясь приезда Святополка и не желая с ним встречаться, выехал вместе с братом из Киева. А уже 24 апреля киевляне встречали Святополка на площади перед той же Софией.
Из Киева уехали все, кто поддержал Всеволодов дом, кто издавна враждовал с Изяславичами и Святославичами, все, кто был близок к Владимиру Мономаху.
Впереди я сзади возка Мономаха двигались конные дружины его самого и отца Всеволода. Вслед за дружинами на несколько вёрст растянулся обоз с княжеским, боярским и дружинным скарбом. Слабо колыхались на апрельском ветру, плыли под жарким весенним солнцем княжеский стяг Владимира Мономаха, стяги видных бояр, покидавших Киев с Мономахом.
Вместе с Владимиром со своей дружиной уходил из Киева и Ростислав. Его путь лежал в Переяславль.
Сыновья Всеволода едва успели доехать до своих городов, как Святополк отнял у Мономаха Смоленск. Туда был посажен сын бывшего великого князя Святослава, брат Олега — Давыд Святославич, обретавшийся некоторое время в Новгороде, Смоленск, давно бывший в руках Всеволодова дома, отошёл теперь к Святославичам.
Мономах не противился. Он лишь сказал своим людям, что великий князь волен делить столы, сводить с них и ставить князей-изгоев. Сам же про себя думал, что вновь на Руси начинается борьба за власть и какова будет судьба его самого в этой борьбе, сказать наперёд невозможно. Теперь нужно лишь крепко держаться за свои отчины — Чернигов, Переяславль, Ростов, Суздаль, помогать сыну в Новгороде.
При мыслях о Чернигове в душу закрадывались страх и неуверенность: ведь город-то это прирождённый Святославичей Сейчас он, Мономах, в силе, но случись что — вновь появится около Чернигова Олег, предъявит свои права. А тогда — новая война, новое братоубийство. Чернигов Владимир без боя не отдаст.
Из Киева шли вести о том, что не все смысленые киевляне приняли Святополка. Старая дружина, служившая ещё прежним великим князьям, встретила его настороженно. Да и кто он был ей — ничем себя не проявил Святополк в воинском деле. Затаились против него и печёрские монахи, ставшие в последнее время, особенно после перенесения мощей Феодосия и постоянного внимания Всеволода к монастырям, гораздо ближе к Всеволодову дому. Святополк же старался замучиться поддержкой живших в Киеве греков. Завязывался новый узел вражды и ненависти вокруг великокняжеского стола. А пока же все князья закрылись в своих городах, и никто из них в эти дни уже не зависел от другого. В Киеве сидел Святополк, который хотя и числился великим князем, но осуществлял власть, по сути, лишь над Киевом и Туровом. В Чернигове закрылся могучий Мономах, располагавший сильной ратью и уже всерусской военной славой. Тщетно было бы слать ему из Киева приказы. Напротив, в те весенние дни 1093 года именно Чернигов стал центром всерусского притяжения. Здесь стягивались все нити влияния на дела внутренние и внешние, сюда скакали гонцы из разных городов с вестями, тянулись купцы с товарами и новостями.
Олег сидел в Тмутаракани и не подавал голоса. Ростиславичи прочно овладели Теребовлем и Перемышлем и, кажется, вовсе перестали признавать Давыда Игоревича. Никто до времени не вмешивался в чужие дела, каждый блюл свою отчину. Старый Ярославов завет о единстве всей Русской земли в эти дни рухнул сам собой, и не было силы, которая могла бы после смерти последнего Ярославича вернуть это единство.
И вновь ожило дикое поле.
Едва жаркое солнце подсушило землю, в Киеве появилось посольство от левобережных половцев.