Владимир Ост
Шрифт:
Владимир приподнялся и взял с холодильника лист бумаги с пришпиленным к нему конвертом. Начал читать: «Уважаемый Александр Павлович! По существу вашего письма на имя Президента Российской Федерации, поступившего для ответа в Госстандарт РФ, сообщаем, что в ближайшее время из-за нехватки средств разработать стандарты на молоко козье и продукцию, вырабатываемую из него, не представляется возможным. Однако напоминаем вам, что подобные работы могут быть проведены при условии оплаты их стоимости вами, либо иными юридическими лицами».
– Это не американское письмо, – сказал Осташов. – Это… что-то про
– Ой, извини, я и не спросила, можешь ты английские тексты читать. Мы-то с мужем – свободно. А насчет стандарта и президента, это – так, ты в это не вникай, это ерунда. Пикси, между прочим, тоже своему президенту письмо писала. И представь себе, ответ от самого Клинтона получила. Прямо с его подписью. Когда она козлика нашего из Бостона посылала, как раз Клинтон в аэропорт должен был приехать, ну и там все охранники оцепили. А Пикси опаздывала, и охрана ее пропустила. И она поблагодарила президента за чуткость подчиненных. А он ей, значит, ответил – спасибо вам, уважаемая миссис Рэй, за помощь России. В таком духе, в общем. Она нам даже ксерокс письма прислала. Вот какой у нас козлик знаменитый! О нем президент США знает!
– А, может, за Клинтона его помощники ответили? И факсимиле вместо подписи вниз шлепнули.
– Ну, понятно, что не сам он на письма граждан отвечает. Но ему же, я думаю, доложили, поэтому… ну, не знаю, все равно приятно!
Осташов под говор Татьяны, который он слушал вполуха, с удовольствием доел суп и вплотную занялся котлетами с пюре.
– А как дела у этого мужика, ну, которого Камиль Петрович сюда переселил, когда мы с ним приезжали?
– У Толика-то? У него ничего. Прижился. Раз в месяц позволяем ему напиться – деньги даем в руки. Три дня пьет без остановки, потом – опять человек. Хороший работник, когда трезвый, пашет, как трактор.
Когда закончили обедать, Татьяна села за швейную машинку – занавески на окнах решила обновить.
– Может, пока жду Александра Павловича, что-нибудь сделать? – спросил Владимир. – Дров наколоть, или что-то еще?
– Да нет, не надо. Зимой вообще тут работы немного. Несравнимо меньше, чем в сезон. Ребята справляются.
– Да? Не вовремя, значит, я приехал?
– Ну подожди Сашу. Он завтра или послезавтра вернется, поговорите. А пожить можешь у Толика в избе, у него там есть топчан свободный.
Осташов сильно призадумался. Какова обстановка в избе Толика, он себе мог представить, благо видел квартиру, из которой того переселили. Жить в таком свинарнике? Все существо чистоплотного Владимира восстало против этой затеи.
– Черт! Жалко, что у вас нет телефона, – сказал Осташов. – Так бы я мог хоть позвонить сначала, все выяснить, а потом ехать.
– Да ты не переживай. Вот Саша вернется, и все образуется, он тебе, наверно, найдет работу.
Владимир помолчал, а потом соврал:
– Я вообще-то на один день и приехал, чтобы все разузнать, а оставаться сразу и не собирался. Поэтому я уж поеду, а через какое-то время еще приеду.
В автобусе на пути в Торжок Осташов не переставал удивляться себе. «Нет, ну я точно дебил, – думал он. – Поссорился с Аньчиком и из-за этого решил похоронить себя в какой-то богом забытой дырище. „Пожить можешь у Толика“. Спасибо, конечно. Со всякими алкашами я еще не жил!.. Господи, зачем я сюда поперся?!»
На рейсовый автобус до Твери Владимир снова опоздал. И ему опять пришлось отправиться в студенческое общежитие.
На сей раз за стеной никто не шумел, но Осташов и в эту ночь почти не спал – все размышлял о Русановой, то проклиная ее, то умиляясь всплывающим в памяти ее словечкам, жестам, взглядам, улыбке…
Забылся он только под утро. А уже через час в дверь постучала дежурная, которую он попросил разбудить его к утреннему автобусу.
В Москву Осташов вернулся совершенно разбитым. И дома сразу лег спать, и проспал почти сутки.
Глава 24. Здравствуйте, я вас не понимаю
С высоты птичьего полета был виден всадник, мчащийся на темной лошади по приволью зеленой степи. Рядом неслась тень большой ширококрылой птицы. В том, как эта тень скользила по траве, было что-то от движений ската, стремительно плывущего вдоль морского дна.
Полы длинного синего халата наездника, подкидывались и опускались в такт движениям лошади, и можно было подумать, что он скачет на крылатом коне, который, взмахивая крыльями, разгоняется, собираясь оторваться от земли и взмыть в поднебесье.
Всадник глянул вбок, заметил сопровождающую его тень, поднял свое плоское загорелое лицо с щелками глаз и увидел, что в небе парит орел. Человек не удивился. Во всяком случае, на его суровом монгольском лице не отразилось никаких чувств, и он отвернулся.
Если бы он был столь же зорким, как орел, он бы заметил, что в этот момент грозная птица тоже посмотрела на него – тоже безучастно – и затем снова устремила свой взгляд вперед. И увидела в степи то, что скрывалось от взора всадника за двумя сопками: большую пеструю толпу, дюжину юрт, множество пасущихся поблизости стреноженных лошадей, а также с десяток машин – автобусы и военные джипы УАЗы. Всадник свернул направо и погнал коня в обход ближайшей сопки, а орел продолжал лететь вперед.
– Пап, смотри, орел! – крикнул маленький Володя Осташов.
– О! Точно! – ответил отец; он был в парадной офицерской форме. – Хе, надо же – орел, как по заказу, ешкин кот: сейчас как раз вон тот здоровяк будет танцевать танец орла.
– А зачем?
– Танец орла – это у монголов танец победы. Победитель будет танцевать и радоваться. А его родня и друзья-товарищи будут им гордиться. Понятно?
Володя кивнул. Они с отцом находились в первом ряду обширного плотного людского кольца, внутри которого только что завершилась схватка двух монгольских борцов. Победитель стоял спиной к Володе; кроме мощной, мясистой спины борца Володю чрезвычайно впечатлили и тумбы его ног – ляжки монгола в самом деле были просто-таки лошадиными. Впрочем, второй борец, который стоял лицом в Володе, тоже смотрелся очень внушительно. Фигуры силачей были видны во всей их страшной красе, благо борцовские костюмы состояли только из узких треугольных трусов и открытых курток оригинального кроя: крепкие длинные (по запястья) рукава соединялись на спине лишь полоской материи, грудь и живот были совсем голые.