Владимир Ост
Шрифт:
Оперативник кивнул автоматчикам, чтобы шли в подъезд, и сам направился за ними.
Василий посмотрел на Владимира, цокнул языком и сказал:
– Что я тебе говорил? У меня всегда все по плану. По моему плану.
Как только трое блюстителей закона скрылись в дверях подъезда, Наводничий вынул фотоаппарат из кофра и решительно отправился за ними.
Осташов поплелся следом. Он разволновался, поскольку впервые участвовал в чем-то подобном.
Кодового замка на двери не было, и, выждав несколько секунд, Василий
В подъезде Наводничий, как кошка, крался за милиционерами, держа между ними и собой дистанцию в один лестничный пролет. Владимир поднимался, чуть отстав от друга.
На четвертом этаже шаги милиционеров стихли. Наводничий и Осташов тоже остановились. Сверху до них донеслась тихая трель дверного звонка.
– Открывайте, проверка паспортного режима, – послышался голос оперативника.
Дверь немедленно открылась, и около нее, похоже, началась какая-то возня.
Василий ринулся вперед. Владимир тоже стал понемногу подниматься, и тут от дверей раздался чей-то истошный крик:
– Зачем открыл, урод?!
Опять возня, и тот же молодой мужской голос:
– Стойте, где стоите, суки!
– Брось ствол, – сказал опер. – Нас трое, всех не завалишь. Да еще дом окружен.
Преодолевая страх, Осташов поднялся еще немного и остановился за несколько ступеней до площадки четвертого этажа. Теперь он видел почти всех участников сцены: оперативника с пистолетом перед дверью и по обе стороны от нее двух милиционеров с автоматами наготове, а также Василия с фотоаппаратом, стоящего за спиной опера. Фотоаппарат и все милицейское оружие были нацелены на открытую дверь квартиры в левом углу площадки.
– Только дернитесь – шмалять начну! – крикнул кто-то из квартиры.
– Ладно, никто не дергается, – сказал опер, – давай поговорим.
Милиционер, который прятался от хозяина квартиры за косяком слева от двери, поймал взгляд оперативника, поднял ствол укороченного автомата вверх, убрал левую руку с цевья, показал ею на себя, потом на того, кто стоял в прихожей квартиры, а после, чуть нагнувшись, провел ребром ладони по своим коленам, словно отрезает их. Опер слегка кивнул, и милиционер низко присел и направил автомат на дверной проем. Владимир сообразил, что происходит. Видимо, этот милиционер собирается неожиданно полоснуть очередью снизу по ногам преступника. Оперативник, тем временем, сказал стоявшему в дверях:
– Так, давай обойдемся без стрельбы. Я медленно уйду на этаж вниз, и мы поговорим, чтоб не целиться друг в друга. Договорились?
Но тут все милицейские приготовления к атаке пошли прахом. Наводничий нажал на пуск, сверкнула вспышка фотоаппарата, и немедленно раздалось два выстрела – один из квартиры, второй сделал опер. Василий напропалую продолжал снимать. Под щелканье затвора фотоаппарата послышался звук упавшего в прихожей тела.
Оперативник оглядел себя. Он был до некоторой степени в шоке.
– Вроде цел, – сказал он. – Рикошетом никого не цепануло? – Он посмотрел на милиционеров и, обернувшись, по-видимому, только сейчас заметил Василия у себя за спиной.
– Я – нормально, – ответил один милиционер.
– И я в порядке, – сказал второй.
– А я тем более, – сказал Наводничий.
Оперативник хотел что-то сказать фотографу, но сдержался – не до того было. Он снова сосредоточился и сделал милиционерам знак, чтобы шли за ним в квартиру. А Василию махнул рукой, мол, проваливай.
Наводничий, который остался ждать перед дверью, еще пару раз снял труп убитого.
– Карточки будут – ну, просто супер, – сказал он. – Только вот бы он еще не лицом вниз валялся.
Осташов подошел к Василию. Перед друзьями лежал щуплый парень с большой выходной раной в спине, рубаха в этом месте была буро-черной. По полу, на уровне груди, медленно растекалась черная лужа крови. Покрытие в прихожей было дощатым, и три-четыре ручейка из этой лужи двигались к плинтусу по руслам, образованным продольными стыками досок.
Дальнейший осмотр квартиры милиционеры закончили быстро, обошлось без приключений. Внутри обнаружился только совершенно безобидный старик-алкаш, который лыка не вязал, его вывел в наручниках один из молодых милиционеров.
– Можно зайти-то? – громко спросил Наводничий.
– Нечего тут ходить, – ответил откуда-то из комнаты не видимый Владимиру опер. – Концерт по заявкам окончен. Иди вниз, я сейчас тоже спущусь.
– Окей, все, только последний кадр сделаю.
Василий наклонился к мертвецу, аккуратно просунул руку под его голову и повернул ее набок, держа двумя пальцами за нос.
– Ну вот, – сказал он. – Так хотя бы в профиль видно.
Наводничий успел сделать пару снимков, когда в коридор из комнаты шагнул оперуполномоченный.
– Вася, это место происшествия… твою мать. Какого ты здесь что-то трогаешь?! Сначала огонь спровоцировал, а теперь… С тобой и не захочешь – начнешь материться.
– Ну он же таблом вниз лежал – как его снимать? Я ему только башку повернул.
– Забирай своего друга, и валите отсюда, – заорал выведенный из себя опер.
Когда Наводничий и Осташов вышли из подъезда, на Владимире лица не было.
– Ты чего такой бледный, перенервничал? – спросил Василий.
– Знаешь, кто это был, кого сейчас убили? Тот самый – это он меня ножом пырнул.
– Серьезно? Охренеть. А чего ты ментам не сказал? Хотя – правильно, что не сказал. Стал бы свидетелем, писанина, протоколы. Как в анекдоте про тещу: на хрен, на хрен – умерла, так умерла.
Владимир закурил.
– Ну и денек сегодня, – сказал он, выпустив дым. – День старых знакомых. То Ивана ни с того ни с сего встретил, то теперь этого…