Шрифт:
28 февраля (12 марта) 1863–6 января 1945
Благодарим Георгия Борисовича Наумова за помощь в подготовке этой книги.
Книжный магазин и привидения
Тяга к науке была у Вернадских в крови, передавалась от отца к сыну, а потом и к внуку. Отец Владимира Вернадского, Иван Васильевич, был преподавателем русской словесности, заведовал кафедрой политической экономии сначала в Киеве, затем в Москве. Он стал профессором уже в 28 лет. Иван Васильевич издавал журнал «Экономический указатель», с которым ему помогала его первая жена Мария Николаевна Шигаева. Она писала статьи на экономические темы. Их можно было назвать экономическими
Иван Васильевич Вернадский, отец Владимира Ивановича.
Анна Петровна Константинович, мать Владимира Вернадского.
Через 2 года после смерти жены Иван Вернадский женился на Анне Петровне Константинович, приходившейся кузиной покойной Марии. Анна Петровна родила мужу троих детей: Владимира и двух девочек.
В возрасте 24 лет Вернадский в переписке со своей будущей женой вспоминал о своем детстве. «По рассказам, я был здоровый, замечательно тихий и серьезный ребенок; любил поспать, хорошо поесть, одним из моих любимых занятий было рассматривание разноцветных лоскутков и украшение ими своей собственной особы. Любил я рассматривать и раскладывать бумаги, и, курьезная вещь, я еще теперь, когда пишу, с каким-то удовольствием вспоминаю большую корзину под большим письменным столом (хорошие письменные столы были одной из прихотей отца) в темноватом кабинете отца; помню, кажется, перед отъездом в деревню, как я вытаскивал оттуда бумаги, и помню радость, с какой нашел там какую-то книжку с картинками, должно быть, прейскурант».
Вся семья Вернадских отличалась прогрессивностью взглядов. Именно отец рассказал маленькому Володе о борьбе украинского народа за свою независимость и о тайном украинском обществе Кирилла и Мефодия.
Весной 1868 года отца Владимира парализовало – прямо на заседании Политико-экономического комитета у него случился удар. Болезнь протекала очень тяжело. Он так и не смог до конца оправиться, потеряв способность ясно и четко говорить. Иван Вернадский больше не мог быть лектором. Семья переехала в Харьков, и последующее время стало одним из самых счастливых в жизни Владимира. У Вернадских была традиция собираться по вечерам и петь украинские песни.
Анна Петровна Вернадская (урожд. Константинович) с сыном Володей. 1864 год.
Вернадский очень любил Украину. В старших классах гимназии считал себя украинцем. А когда рискнул попробовать себя в художественной прозе и поэзии, то воспевал страдающую Малороссию и закат солнца в южноукраинской степи.
В 13 лет у Вернадского появилось желание читать книги украинских авторов. Но в те годы их печатали только на польском языке. Вернадский поразмышлял над этой проблемой и начал изучать польский язык.
Маленький Владимир любил слушать рассказы. Его двоюродный дядя Евграф Короленко рассказывал в детстве Владимиру истории о происхождении небесных тел, про запорожскую вольницу. Этот идеал свободы мысли и действия остался с ученым навсегда.
Вернадский с самого детства полюбил не только внимать чужим рассказам, но и записывать свои. В 11 лет начал вести дневник; с тех пор и до конца жизни он регулярно документировал свои мысли.
Он тайно общался с местными сверстниками, и они делились с панычем мистическими историями о чертях и ведьмах. Он боялся засыпать по ночам, ему повсюду мерещились проявления нечистой силы. Он рассказывал о детских страхах Наталье Егоровне, тогда еще его невесте: «Я создал себе религию, полную образов, то страшных, то нежных, но которые жили везде и всюду. Помню, как глубоко и сильно меня интересовали вопросы о том, что делается с душою после смерти, и рисовалось мне, что она долго (40 дней, кажется) летает вокруг тела, не может попасть туда, и ей холодно, ей страшно тяжело, она видит, как плачут, как рыдают кругом родные, как ее тело предают земле. То слышал я, что и тело это еще долго слышит, хоть и не видит… Все такие образы все сильнее и сильнее смущали меня; я писал Вам, что я был в детстве трусом, а тут кругом и всюду мне стали рисоваться образы домовых или мертвых, летающих душ, я боялся оставаться один в темной комнате, со страхом пробегал из одной в другую, потому что мне казалось, что я их вижу, что я их слышу. Иной раз ночью я просыпался, и мне казалось, что я слышу голос, звавший меня: Володя, Володя, Володя! Дрожа, отзывался я: «Я здесь, господи», но все смолкло, и только, казалось мне, кто-то где-то захохочет, из одного угла перейдет в другой хохот, и я со страхом зажмуривал глаза, крестился, читал молитвы, с головой закутывался в одеяло… Я помню, как сильно на меня действовала смерть, я, казалось мне, видел этих мертвецов, мрачных, унылых, становившихся вокруг меня, и помню, как перепугал няню, с которой спал в одной комнате; ночью, проснувшись, я стал уверять ее, что ее брат, который недавно умер, стоит тут, в углу, и грозит мне…»
Потом он вспоминал, что именно его старший брат Николай помог ему бороться с этими видениями. Коля уверял Володю, что стоит только присмотреться, и окажется, что бояться вовсе нечего. Он доказывал, что нет никакой мистики, тем более религиозной, связанной с душами умерших. Разговоры с отцом и дядей Евграфом Короленко также подкрепляли это мнение. «Евграф Максимович на звездном мире старался мне сделать понятным единство, кое существует, которому он верил. Голова начала работать, преодолевая себя, я стал оставаться в темной комнате, хотя вначале часто удирал оттуда во все лопатки, присматриваясь к пугающим предметам, замечал, что остов составляло или платье, или сапоги, или другие какие-нибудь предметы. Помню, как вера в домового была поколеблена тем, что за домового я раз принял кошку и вызвал компанию мальчуганов выгонять ее, они верили, что домовой принял вид кошки (черной), но я был положительно сконфужен, когда на другой день опять в саду увидел ту же кошку».
Юный гимназист – Гуле 10 лет.
Постепенно маленький Володя перестал пугаться темноты. Когда ему было 10 или 11 лет, он решился на окончательный опыт. «Я вызвал черта. В темную июльскую ночь (мы жили в Осколе – имении известного малорусского писателя Квитки-Основьяненко) я пробрался далеко в сад, и там, весь дрожа, на перекрестке двух или трех дорожек я повторил заклинанье, которому меня научили, все было тихо, 2-й, 3-й раз – раздался где-то шорох, я помню тот ужас, который охватил меня и с которым я справился не знаю как, когда лягушка прыгнула на дорогу. Я скоро оправился, взял эту лягушку, но и на следующий день у меня она жила – то был не черт, а действительно настоящая лягушка! Я был окончательно сконфужен и никому не говорил о своей попытке».
В 1873 году Володя стал гимназистом. А через год в семье случилась трагедия – старший брат Николай умер в возрасте 21 года от той же болезни, что и его мать Мария. Вернадскому тогда было 11 лет. Чтобы справиться с горем, семья выехала за границу.
Вернувшись на родину, Вернадские переехали обратно в Петербург. Там Иван Васильевич возобновил выпуск экономического журнала, открыл издательство и книжный магазин. С отцом у Володи были очень теплые отношения, с младшими сестрами-близняшками – не очень, они любили над ним насмехаться. Вернадский помогал отцу с журналом. Однажды перевел статьи о положении кооперации в Англии, что очень не понравилось цензуре. Журнал закрыли в 1881 году.
Мальчик проводил дни напролет в книжном магазине отца. Владимир очень рано и с жадностью начал читать. В основном это были книги о греческой истории и путешествиях. Он не любил историй, которые плохо заканчиваются. У Вернадского была привычка сначала смотреть концовку книги, и если она была грустной, то не читать ее. Эта привычка осталась у него и в зрелом возрасте.
Хотя Вернадский и считался в семье (особенно по сравнению с сестрами) очень трудолюбивым, учиться он, по его словам, не любил. «Я сидел над книгой, – делился он воспоминаниями с женой, – точно готовясь учиться, а фантазия моя в это время витала Бог знает где, или я дальше читал то, что не надо».
Володя Вернадский, гимназист 1-й Петербургской гимназии, 1878 год.
Владимира уже в 14 лет начинала интересовать политика. Он внимательно следил за Балканской войной. Внутренняя политика страны его интересовала не меньше, чем внешняя. Он писал в дневнике обо всем, что происходило. Например, о «Казанской истории» (преследовании народников и суде над ними возле Казанского собора в 1877 году) он отзывался с недоумением. Вернадский удивлялся тому, что государь устроил такую демонстративную и жестокую расправу над почти еще детьми. Самому старшему из осужденных было 22 года, а были и несовершеннолетние, притом никто не получил и шанса себя оправдать.