Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне
Шрифт:
Сатира могла быть убийственной, показывая маразматиков Политбюро, разыгрывая очередной «победоносный» съезд; была смешной и по-своему доброй — театр, киношники; горемычно-жалкой — «как я попал к Хрущеву»; но никогда — просто позубоскалить, унизить…»
С последними словами можно было бы поспорить. В них явно угадывается попытка простить своему кумиру любое действие, даже то, которое подпадает под категорию сомнительного. Например, разыгрывать интермедии про маразматиков из Политбюро для любого мало-мальски профессионального артиста — дело, в общем-то, нехитрое (этим баловались тогда многие, вплоть до студентов творческих вузов). Но было ли такое право у Высоцкого? Ведь сам-то он тоже был не без греха. Разве он не посещал такие же «баньки», где пиво пльзенское лилось рекой и пьяные девочки висли на шеях? Разве не выступал с «квартирниками» перед власть имущими (перед той же дочерью «маразматика Брежнева» Галиной), чтобы поиметь после этого определенные блага для себя и своих друзей? Не заискивал перед министром культуры
Однако подобные факты своей биографии Высоцкий в интермедиях собственного сочинения старался не упоминать, предпочитая выставлять в дураках противную сторону. Вот как М. Златковский описывает то, как Высоцкий разыгрывает сценку с участием П. Демичева. В ней министр культуры, встретившись на одном из приемов с Мариной Влади, пытается за ней «приударить».
«С трудом сдерживаемая скабрезно вожделенная улыбка, подход, реверанс, готов бы сцапать (баба!), да „энтот этикет тут развели“… „Этого, того“ — завязывается беседа, в конце которой даже, может быть, будет: „А не поехать ли нам вместе?..“ И… о ужас! Министр вдруг обнаруживает здесь же, рядом — этого наглеца Высоцкого… Оторопь на лице у министра: и „тет-а-тет“ сорвался с бабой, и за руку, таскающую икорку, не схватишь… „Ну, погоди до Москвы, стервь… бард проклятый!“
Не станем подвергать сомнению сам факт подобной встречи министра с певцом и его женой. Однако все остальные нюансы случившегося — явный плод фантазии Высоцкого. Причем фантазии злой, мстительной, в которой министр выставлен в весьма неприглядном виде — ограниченным и сексуально озабоченным мужиком, запавшим на чужую жену, что называется, «посреди шумного бала». Однако зададимся вопросом: а сам Высоцкий святой ли? Он никогда так же не «западал» на баб, не уводил чужих жен у мужей? К тому же Министерство культуры СССР, которое возглавлял П. Демичев, не только палки в колеса вставляло Высоцкому, но и много хорошего для него сделало: те же концерты по всей стране в огромных Дворцах спорта проходили под его «крышей». И съемки в фильмах, а также зарубежные поездки певца тоже осуществлялись не без ведома этого министерства и лично министра П. Демичева.
Отметим, что сам Высоцкий чужую критику на свои поступки воспринимал крайне болезненно. Например, впереди нас ждет рассказ о том, как он обиделся на пародию на себя, которую сочинил Аркадий Хайт, а озвучил Геннадий Хазанов в своем спектакле «Мелочи жизни». Выходит, про других можно, а про себя — ни-ни? Про «маразматиков из Политбюро» остри сколько хочешь, а про «злобствующую черепаху» нельзя? А почему нельзя, если кому-то из коллег (да и не только) вдруг показалось, что глаза Высоцкому буквально застит злоба на окружающую его действительность. Ведь написал же другой известный артист следующую эпиграмму на Высоцкого: «Ему велели слогом бойким повсюду сеять гниль и плесень и черпать из любой помойки сюжеты ядовитых песен».
В этой эпиграмме обратим внимание на слово «велели», поскольку именно такое впечатление порой складывалось у многих людей от деятельности Высоцкого: дескать, его широкая гастрольная деятельность явно поддерживается определенными силами во власти, заинтересованными в существовании такого певца-бунтаря. Это, во-первых, поднимает престиж СССР на Западе как демократического государства, во-вторых — способствует приближению долгожданных реформ.
Между тем эпиграмма говорила и о другом. О том, что у Высоцкого доминировал однобокий взгляд человека, который видел лишь одну сторону бытия, да и ту оценивал неверно, поскольку плохо разбирался и в политике, и в экономике (то, о чем говорил сам певец еще в 74-м). Например, его оценка страны как «дырявого кузова» — привычный либеральный штамп, который был характерен для представителей его класса. На самом деле страна, как уже отмечалось выше, даже несмотря на все издержки, была достаточно сильна, чтобы по-прежнему сохранять статус сверхдержавы. Другое дело, что внутри советской элиты под влиянием многих факторов (в том числе экономических) уже набирала силу определенная прослойка людей, которые видели в широкой капитализации советской системы единственно верный путь дальнейшего развития страны. В итоге именно эти люди вместо того, чтобы залатать дыры в кузове, примут решение вообще выбросить его на помойку. А все потому, что именно такой путь гарантировал им попадание из кастового сословия в класс собственников. Высоцкий, судя по всему, развала страны не хотел, однако по воле судьбы играл на стороне тех людей, которые этот развал всячески приближали. Видимо, потому, что его личное благополучие во многом зависело от процветания именно этого класса — людей, заточенных под западные стандарты бытия. Эти стандарты только внешне выглядели безупречно, но внутри были гнилыми.
Судя по всему, Высоцкий интуитивно это понимал, однако изменить ничего не мог, поскольку был фаталистом. Еще в 72-м году из-под его пера родилось стихотворение, где он с абсолютной точностью выразил этот свой фатальный взгляд на вещи:
Ничье безумье или вдохновенье Круговращенье это не прервет. Не есть ли это — вечное движение, Тот самый бесконечный путь вперед?Вступая в невольный спор с автором, которому судьба не предоставила шанса застать будущее (наше нынешнее настоящее), зададимся вопросом: куда ведет человечество этот путь вперед — от хорошего к лучшему или, наоборот, к худшему? В зависимости от ответа и должны располагаться оценки брежневского «застоя»: в первом варианте это, конечно, зло, во втором — благо. Лично мне ближе второй вариант. Как пишет все тот же историк А. Шубин:
«Советское общество не было социалистическим. В 70-е годы это откровение вызывало разочарование в идеалах, в наше время, когда идеалы те скомпрометированы, можно взглянуть на этот вопрос спокойнее: СССР не был раем на земле, но не был он и адом. Здесь не было социализма, но было социальное государство.
Никакой критики не выдерживают также идеологические схемы, по которым СССР 70-х представлял собой тоталитарную систему, где почти все люди действовали по команде сверху, мыслили в соответствии с идеологическими заклинаниями партии и при этом все время боялись репрессий КГБ. Такую картину можно увидеть в западных фильмах о советской жизни и в современной телевизионной псевдодокументалистике, но в реальности советское общество было живым, чрезвычайно многообразным, разноцветным, и населена эта страна была обычными людьми со своими нуждами и взглядами…»
И вновь вернемся к хронике событий конца 76-го.
Из-за торжеств по случаю дня рождения Брежнева были отменены концерты Высоцкого в Подольске. В тот день артист должен был дать их сразу три, причем организатором выступал ныне известный кинодеятель (основатель «Кинотавра») Марк Рудинштейн. Однако в самый последний момент ему позвонили из горкома и приказали концерты перенести на другое число: дескать, таково распоряжение из Москвы. Видимо, боялись, что Высоцкий позволит себе какую-нибудь неуместную шутку или споет что-нибудь «не то». Рудинштейну пришлось ехать к певцу на Малую Грузинскую и сообщать ему эту неприятную новость. «Но концерты мы обзательно проведем в ближайшее же время», — пообещал Рудинштейн артисту. И слово свое сдержал — эти выступления состоятся. Но прежде Высоцкий выступил в ряде других мест, но уже в Москве. Так, 23 декабря прошли его концерты в ДК «Красная звезда» и «Гипробытпроме». Наконец два дня спустя состоялись его концерты в Подольске, причем сразу в трех местах: в ЦКБ нефтеаппаратуры, ДК «Дубровицы» и ДК имени К. Маркса.
26 декабря Высоцкий дал еще один концерт — в МВТУ имени Баумана.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
В ПИКУ ДИССИДЕНТАМ
В среду, 5 января 1977 года, Высоцкий играл на сцене «Таганки» принца датского Гамлета. А два дня спустя выступил с концертом в Доме культуры Автомобильного завода имени Ленинского комсомола (АЗЛК). Исполнил восемь песен: «Утренняя гимнастика», «Я бегу, бегу…», «Жираф», «Кто верит в Магомета…», «Я не люблю», «Про Джеймса Бонда», «Я вышел ростом и лицом…», «Песня завистника», «Ой, Вань…»
Отметим, что приехал он туда в качестве… лектора от общества «Знание». Спросите почему? Дело в том, что вот уже год он вынужден маскировать свои выступления под лекторские, чтобы не иметь претензий от властей. Перед каждым концертом он теперь вынужден «литовать» свой репертуар: отсылать список песен «наверх», чтобы там их тщательно фильтровали. Если что-то цензорам не нравилось, Высоцкого заставляли эти песни из программы исключить. Все это было не случайно, а вполне закономерно: как уже отмечалось, градус ненависти Высоцкого к существующей власти с каждым днем повышался, что отражалось на его творчестве. В целях недопущения выплеска этой ненависти на публику власти и сделали Высоцкого… «лектором» общества «Знание». А ведь могли поступить и более жестко: вообще перекрыть ему кислород и лишить концертных выступлений. Но был избран иной путь. Который и позволяет нам сегодня сделать вывод, что советский режим эпохи «застоя» был отнюдь не жестоким и тоталитарным, а пофигистским. С диссидентами там нянькались как с малыми детьми: например, с 1967 по 1976 год посадили за решетку всего-то 270 человек (по 27 в год, и это на 270-миллионную страну!), а остальных боялись даже пальцем тронуть, опасаясь шума на Западе, в результате чего тот же А. Сахаров за эти же годы проведет 150 (!) пресс-конференций, на которых будет поливать СССР помоями без всякого зазрения совести (он, к примеру, заявил, что СССР более агрессивное государство, чем США, одобрил вторжение последних во Вьетнам, а также переворот в Чили как спасение от коммунизма). И этот человек жил в центре Москвы (рядом с Курским вокзалом) и спокойно озвучивал свои антисоветские прокламации на весь мир, не боясь быть посаженным в тюрьму или высланным за границу. А те же диссиденты из «Хельсинкских правозащитных групп» своими выступлениями сорвали советским властям несколько крупных контрактов на общую сумму в 2 млрд долларов — и хоть бы хны: только нескольких из них посадили, а остальные как ни в чем не бывало продолжали свою деятельность под прикрытием Запада. А ведь если бы какие-нибудь правозащитники в США сорвали тамошнему военно-промышленному комплексу контракты на такую же миллиардную сумму, легко себе представить, что бы с ними сделали — одно мокрое место бы осталось. Впрочем, на то они и капиталисты — деньги считать умеют. Потому, видимо, и победили брежневских пофигистов.