Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне
Шрифт:
Превратившись в главного проводника антисоветских настроений в культурной среде, «Таганка» стала Меккой для советских нуворишей, этих «красных буржуев», которые сосали соки из своего государства и одновременно его ненавидели. Точно так же поступали и сами актеры «Таганки». Поэтому все их стенания о том, что они не хотели видеть у себя подобную публику, от лукавого. Все получилось вполне закономерно. Да, в 60-е, когда в советском обществе еще сохранялись романтические настроения, «Таганку» и в самом деле многие воспринимали как борца с законевшей идеологией. Но по мере все большего озлобления Любимова и K° дух романтизма выветрился из этого театра окончательно. И он превратился, как уже говорилось, в некий закрытый клуб для своих — таких же, как и Любимов, антисоветчиков.
«Ловчилы из автосервиса», которые заполонили «Таганку» в 70-е, только внешне отличались от таганковцев, а по сути были с ее обитателями одной крови:
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
«ВСЯ БЕЗУМНАЯ БОЛЬНИЦА…»
В Склифе Высоцкий лежал больше недели. И все эти дни по городу ходили самые противоречивые слухи: одни говорили, что дела артиста совсем плохи — мол, долго не протянет, другие, наоборот, утверждали, что он идет на поправку. К делу подключили даже экстрасенсов. В субботу, 16 апреля, Валерий Золотухин оставляет в своем дневнике следующую запись:
«Позвонил Мережко… (Виктор Мережко — сценарист. — Ф. Р.) Есть очень хорошие люди, занимающиеся провидением. Создана на общественных началах лаборатория при Академии художеств… Поговорят с тобой люди, с нимбами над головами, и все про тебя знают… Устанавливают связь с твоим энергетическим полем через фотографии. Так, по фото Высоцкого они установили, что у него плохо с головой, легкими, почками и цирроз печени… Ему нельзя терять ни одного дня, кое-что они могут исправить, еще есть возможность… кроме печени… там просто катастрофа…»
К 13-летию «Таганки», которое случилось в субботу, 23 апреля, Высоцкий уже выписался из Склифа. Эти торжества один из его участников — Вениамин Смехов — вроде бы в шутку окрестил «балом Сатаны». Но, как говорится, в каждой шутке есть доля правды. «Таганка» и в самом деле в тогдашней советской действительности была поистине дьявольским порождением — как внешне, так и внутренне.
Рассказывает В. Смехов: «В нашем фойе — столы и суета, праздник — своими руками. Мы с Давидом Боровским (художник театра. — Ф. Р.) придумали елку: население театра и дорогие гости, просим всех к новогоднему столу. Нам тринадцать лет, в полночь поднимем бокалы за наступающий новый год «Таганки». Конфетти и серпантин, всюду по стенам цифры «13», а на елке приметы команды Воланда: голова Берлиоза, голова Бенгальского, груди Геллы и прочие забавы Сатаны. Забавы соответствуют и понятию «чертова дюжина», и главной победе уходящего года — премьере «Мастера и Маргариты». Очень грустно вспоминать такой счастливый апрельский «новый год»… Почему-то хорошее нам кажется вечным. Да и как было представить себе этот круг разорванным, если так крепко связаны все звенья: актеры-зрители-любовь-литература-Любимов-Трифонов-Высоцкий-Окуджава-Шнитке-Визбор и все, все, все… Звучат заздравные тосты, льются горячие речи, звенит и звенит гитара… Кто это придумал, что Юрий Трифонов сумрачен и нелюдим? Крутится лента памяти, весело разговорчивы, милы друг другу и ни за что не хотят расставаться гости таганковского праздника. Можаев слагает тосты — ему что застолье, что Колонный зал, что новгородское вече — это проповедник на амвоне…
В тот вечер только один из друзей театра не отозвался веселым настроением, и когда по традиции я позвал его к микрофону — спеть свое новое, — отказался, потом его очень попросили, и тогда он, сердясь на себя ли, на погоду ли, взял гитару и, поглядев на Трифонова, пропел ему посвященное… Булат Окуджава — Юрию Трифонову:
Давайте восклицать, друг другом восхищаться…»
Отметим, что в том же 77-м Высоцкий напишет посвящение тому же Булату Окуджаве — «Притчу о Правде и Лжи». Естественно, носителем первой был Окуджава, иначе зачем вообще было городить огород. К этому человеку вся либеральная тусовка относилась с огромным уважением, ласково называя «наша свирель» (Высоцкий проходил по категории их «барабан»). Окуджаву на верху «крышевали» те же силы, что и Высоцкого, из-за чего к концу 70-х он уже превратился в фигуру не только знаковую, но и неприкосновенную. Это в первой половине 70-х, до разрядки, Окуджаву еще пытались как-то приструнить — даже исключили его из партии. Но тут же пошли на попятную — спустя две недели восстановили «статус-кво», вернув ему билет члена КПСС. И с тех пор на него уже не наезжали, а даже наоборот: стали выпускать его диски, печатать прозу, отпускать подолгу за границу. Короче, уравновесили ситуацию, создав в советском «оркестре инакомыслия», игравшем под управлением Сатаны, два главных инструмента: барабан (Высоцкий) и свирель (Окуджава).
Не случайно, что именно тогда свет увидел буклет о Высоцком (единственный в СССР, выпущенный при его жизни), который написала либеральный кинокритик Ирина Рубанова (она окончила МГУ и специализировалась на киноискусстве социалистических стран). Одним из первых эту тоненькую книжицу раздобыл Валерий Золотухин. 25 апреля он нашел ее героя в родном театре и попросил поставить свой автограф на титульном листе. Высоцкий просьбу выполнил, но выглядел грустным. Возвращая книжку, сказал: «Когда уж совсем конец, думаешь: ну и хрен с ним… Легко становится… Но когда выкарабкаешься, начинаешь болеть месяц, два, думаешь: зачем столько времени потерял? Стоять за конторкой и писать, и больше ничего… У меня уже это не получится…»
На майские праздники Высоцкий отправился поправить свое здоровье в дом отдыха «Известий», что в Красной Пахре. И был приятно удивлен, когда 1 мая встретил там своего школьного приятеля поэта Игоря Кохановского. Последний вспоминает:
«Мы дико обрадуемся, что встретились, пойдем в сауну и просидим там, наверное, часов пять в компании очень симпатичных людей, но словно забудем о них и будем друг с другом говорить, говорить, говорить, а сидящие рядом с нами, видимо, поймут, что мы истосковались по „нашему трепу“ (лучшего собеседника у меня никогда не было и не будет — в Магадане, куда он внезапно прилетел, мы с ним проговорили, кажется, все трое суток, что он там был), не будут нам мешать и даже наоборот — своим „отсутствием присутствия“ создадут вполне удобную атмосферу для „задушевки“.
15 мая Высоцкий отправился с гастролями в Донбасс. Эти выступления организовал Владимир Гольдман — первый настоящий и постоянный импресарио Высоцкого (до этого эту роль выполняли люди, которые долго возле певца не задерживались). Концерты длились неделю и проходили в нескольких городах: Константиновке, Горловке, Донецке, Енакиеве, Макеевке, Дзержинске. Причем выступал Высоцкий в самых больших залах: во Дворце культуры завода «Октябрь» (Константиновка, 16 мая), Дворце культуры «Металлург» (Енакиево, 17–18 мая), Дворце спорта «Дружба» (Донецк, 18–19 мая), Дворце культуры «Украина» (Дзержинск, 19 мая), Дворце культуры завода имени С. Кирова (Макеевка, 20 мая), драматическом театре имени Артема (Донецк, 21 мая), а также Институте прикладной математики, НИИ, летнем кинотеатре возле реки Кальмиус, Дворце культуры имени М. Калинина и т. д.
Рекорд тех гастролей был установлен Высоцким 20 мая, когда он дал сразу шесть (!) концертов (накануне им было дано пять выступлений). Марафон начался в 10 часов утра и закончился в 11 вечера. Было дано два концерта в Макеевке и четыре в Донецке (во Дворце спорта «Дружба» — три, в студенческом клубе Медицинского института — один). Плюс поздно ночью он побывал в гостях у А. Крыжановской, где тоже пел, правда, всего лишь одну песню — «Мишку Шифмана». Думается, если бы в сутках было больше 24 часов, Высоцкий выступил бы значительно больше. Учитывая недавний диагноз врачей (о том, что внутри у Высоцкого чуть ли не все органы больные), остается только удивляться, откуда у него брались силы на такой марафон. Хотя другого выхода у него не было. Во-первых, зрительский интерес к его выступлениям был огромным, во-вторых — наркотическая зависимость требовала все больших доз, а это «зелье» стоило в десятки раз дороже, чем «зеленый змий».
Столь масштабные гастроли по одной из крупнейших советских республик, Украине, наглядно свидетельствовали о том, что власть Высоцкого абсолютно не боялась и зла на него не держала (хотя сам он камень за пазухой держать продолжал). Кстати, о последнем властные структуры прекрасно были осведомлены, даже несмотря на то, что в официальные свои концерты песни, несущие явный антисоветский подтекст, Высоцкий никогда не включал. Исполнял он их разве что на «квартирниках», да и то не все. Так что большая часть подобных произведений широкому слушателю известна не была. Но власть о них знала, поскольку имела возможность негласно вторгаться в обитель Высоцкого: в его квартиру на Малой Грузинской, 28, восьмой этаж. Эти спецмероприятия были широко распространены в КГБ, который посредством подобных рейдов (когда хозяева квартир были в отлучке) имел возможность узнавать, о чем на самом деле думает творческая интеллигенция. Ведь именно «в стол» писалась правда, а на публику выносилась полуправда, а чаще откровенная ложь. Как пел сам Высоцкий: «Правда, в речах его правды — на ломаный грош…»