Владимир Высоцкий: монологи со сцены

Высоцкий Владимир Семенович

Вероятно, она прочитала стихотворение Вознесенского: «Высоцкий умер в два часа…» — до конца не дочитала, и решила, что я умер…

Я задумал написать такую песню, может быть, даже не вспомню все строчки:

Все меньше вас, участники войны. Осколки бродят, покидают силы… Не торопитесь. Вы и не должны К однополчанам в братские могилы…

Это просто наметка. Вероятно, будущая песня. Я не оставляю своих попыток писать о войне. О войне прекрасно пишут ребята, которые войны не видели, которые родились после войны. А Герман сделал потрясающую картину «Двадцать дней без войны»… Ветераны

говорят: «Непонятно, как человек, не видевший войну, мог все так прочувствовать!» Значит есть у нас память не только головная, но и память сердца, которая передается. Из подсознания в подсознание.

Я не прошел войны, но тоже много о ней пишу. Нам не пришлось поучаствовать, поэтому на совести как-то неспокойно. Мы как бы довоевываем в своих песнях. Мои песни не похожи на песни военных лет, хотя написаны о тех временах. У меня отец прошел всю войну. Был ранен. Вся семья военная. У моего родного дяди громадное количество наград и ран. Три Боевых Красных знамени… Алексей Высоцкий. На Украине есть местечко, называется Алешино в честь моего дяди. Он его освобождал.

Я иногда получаю удивительные письма. На них обидно не ответить. Иногда письмо может дать тебе новые силы работать. Например, я получил письмо от человека, который был командиром подводной лодки. У них потек реактор в Средиземном море. Они уходили с курса, по которому проходит много-много пассажирских судов, чтобы не загрязнить, не заразить воду. Очень долго не всплывали. Они шли под водой. У них возникли проблемы с кислородом. Да еще был взрыв — пришлось переборки задраить. Всплывали они быстро. Последним лег в кессонный аппарат командир лодки. У него была кессонная болезнь. Это страшные боли. Говорят, что это не передаваемые, ни с чем не сравнимые боли. Если кто-нибудь знает, что такое почечная колика, когда все болит, это похоже, только при кессонной болезни раз в десять сильнее. Он в течение двух суток то терял сознание, то приходил в него. И он, чтобы не умереть от болевого шока, в течение двух суток просил ставить ему песню «Спасите наши души». Я уж не знаю, почему, но он ее слушал. Он мне написал, что эта песня помогла ему выжить и вытерпеть боль. Такие письма стимулируют. Ты снова хочешь работать.

У меня есть друг — поэт Игорь Кохановский. Он сейчас уехал в Магадан из Москвы. По профессии он инженер, но уехал работать журналистом.

Он автор песни «Бабье лето». Вернее, он сделал текст, а я придумал музыку. Первый вариант музыки. Не тот, что поет Шульженко. Мне кажется, что та мелодия хуже, хотя ее делал профессиональный композитор. Не потому, что это я сделал мелодию. Просто для песни нужна была такая, которую пели мы и поют все в компаниях.

Я написал песню, которую посвятил Игорю Кохановскому. Она называется «Мой друг уехал в Магадан». Она специально стилизована под так называемый «блатной фольклор», потому что Магадан — столица Колымского края.

У меня была песенка про мангустов. Мангусты — маленькие зверьки, очень симпатичные. Они истребляют змей. Их даже в домах держат, чтобы змей не было:

«Змеи, змеи кругом — будь им пусто!» — Человек в исступленьи кричал И позвал на подмогу мангуста, Чтобы, значит, мангуст выручал…

Я давно написал эту песню. Уже перестал ее петь. Но как-то ее услышали ребята, болгарские кинематографисты, и пришли в неописуемый восторг. Я сначала не понял: чем тут можно так сильно восторгаться?! Но они в этом что-то увидели. Потом через несколько лет я увидел картину мультипликационную, где точно воспроизведен сюжет этой песни.

Была у меня еще смешная история. Была у меня такая песня:

Передо мной любой факир — ну просто карлик, Я их держу за самых мелких фраеров, — Подкиньте мне один билет до Монте-Карло — Я потревожу ихних шулеров!

И недавно венгерские кинематографисты сделали фильм, который называется «Воробей — тоже птица».

Сюжет в фильме такой. Хотя человека должны посадить, его снабжают деньгами и полномочиями и отправляют в Монте-Карло. Он оттуда привозит огромное состояние. Его на перроне с трубами встречают.

Почти из всех поездок, в которых я бываю, либо по творческим делам, либо в отпуске, я всегда привожу какие-то впечатления. Как, впрочем, и каждый человек. Они потом стираются из памяти, забываются, их потом можно вспомнить с большим трудом только к месту или ко времени. Для того, чтобы они не забывались, я приезжаю домой, сажусь за письменный стол и зарифмовываю их. Так мне легче запомнить. Это не песни. Это зарисовки. Во всех авторских песнях есть какой-то подтекст, другое внутреннее течение, второй или третий слой. Они предполагают наличие соосмыслителя-человека, который будет думать вместе с тобой, когда ты поешь. А зарисовки, которые не тянут на песни, — они могут быть исполнены где угодно, когда угодно, безо всякого настроения. Обычно это шутки. Была у меня зарисовка о Ленинграде:

В Ленинграде-городе У Пяти углов Получил по морде Сеня Соколов: Пел немузыкально, скандалил, — Ну и, значит, правильно, что дали…

Потом я написал такую же песню-зарисовку, которая называется «Впечатления о Париже, или Письмо к другу». Она заканчивается следующими словами:

…Проникновенье наше по планете Особенно заметно вдалеке: В общественном парижском туалете Есть надписи на русском языке!..

Причем, это чистая правда. Мы были на гастролях во Франции. Там есть маленькое кафе возле парижского телецентра. Туда во время перерыва ходят выпивать и закусывать люди, которые работают на телевидении. Я был там. И вот спустился вниз, значит, а там на стенке написано: «Повернись налево. Повернись направо…» Я долго не мог понять, кто же это пишет. Сначала подумал, что это наши, которые ездят по культурному обмену. А потом понял, что это пишут французы, которые были у нас. Они, вероятно, приняли эти надписи за рекламу.

Кстати, французы тоже выпивают, надо вам сказать. Меньше немного, чем мы, не до смерти, но выпивают. Особенно во время рабочего дня стараются не пить. Я довольно часто бывал во Франции. Был как актер театра на Таганке. Был в гостях у своей жены. Франция — прекрасная страна. Я много ездил и смотрел.

Кстати, шутка по поводу выпивки в нашей стране всегда сразу находит отклик. А вот приехал я в Болгарию. Там очень популярны некоторые мои песни. Выступал я в громадном зале. В нем когда-то проходила Универсиада. А тут был показ мод, пригласили певцов из разных стран и меня в том числе. Попросили меня попеть. Я заканчивал выступление. Спел несколько песен серьезных, а потом — антиалкогольную шутку. Какая-то реакция зала была, но не такая, как у нас. Менее шумная. Я подумал: «Может быть, в Болгарии люди не пьют?» — Нет, смотрю, в кафе засаживают, и довольно прилично. Коньяк у них дешевый… Долго думал, почему же нет реакции. Все-таки пою я про то же самое. Потом понял. У них только начинают пить, а мы уже заканчиваем. Они еще не знают, чем им это грозит. А мы знаем. Как сказал один умный человек: «Человечество смеясь расстается со своим прошлым». Вот мы над этим смеемся. И я в некоторых своих вещах над этим посмеиваюсь. Хотя тут особенно не до смеха.

Когда мне заказывают песни для какого-то фильма, я стараюсь даже не читать сценарий, а просто разговариваю с режиссером, спрашиваю, что бы ему хотелось, а потом уже делаю свое. К сожалению, фильм иногда получается иллюстрацией к моим песням. Поэтому песни даже вырезают. Фильм-то должен идти.

А некоторые песни я пишу просто так. Я пишу очень много песен на военную тему. Буду это делать до тех пор, пока живу, потому что это вечная тема, она никуда не уйдет. Мы дети военных лет. Война коснулась всех, у всех в семьях есть погибшие.