Владимир

Скляренко Семен Дмитриевич

— А Мстиславу, иже сидит на столе в Тмутаракани, там и быти, — закончил князь Владимир.

Он умолк, сыновья тоже не проронили ни слова, казалось, князь сказал все, что хотел, сыновья же думали о том, что ждет их впереди.

— Вот и весь сказ, — закончил князь Владимир. — Запомните, сыны мои, в трудное время обращаюсь к вам, боюсь за Русь, но верю, вы будете опорой в землях, сбережете ее, не допустите, чтобы она распалась, будете блюсти ее целость и единство.

Позднее, до конца своих дней, князь Владимир вспоминал этот день и час, когда думал уберечь вместе с сыновьями Русь,

позабыв о том, что сыновья ему уже чужие, потому что сам он не сумел уберечь своей семьи.

О замысле князя, конечно, сразу же узнал и епископ Анастас, в тот же день вечером он, как всегда, явился к Владимиру, долго говорил о церковных делах и устройстве Руси, а потом заметил:

— Добро учинил, княже, что посылаешь своих сыновей в земли. Даже у Христа были помощники — апостолы. На высоких горах стоит город Киев, но трудно тебе одному видеть всю Русь, будут сыновья в землях твоими глазами, мыслями, руками.

— Боюсь, епископ, что труднее всего придется их рукам, — ответил на это Владимир. — Смутное, мятежное время ныне на Руси, земля идет на землю, в самих землях разбой и татьба, всюду пожары.

— А ты пошли с ними помощников…

— Ты про кого говоришь?

— Думаю я, что каждому князю надлежит придать епископа, дабы каждая земля имела княжий стол и Божий престол, епархию… Князь и его епископ — великая сила, сим победите, княже!

— Князь и епископ — и в самом деле великая сила, — согласился Владимир. — А кого пошлем с сыновьями моими, отче?

— В Новгороде сидит Иоаким, — начал епископ. — Он будет правой рукой Вышеславу.

— Добро, — согласился князь Владимир.

Анастас, очевидно, уже знал, куда уезжают сыновья Владимира, думал над этим и потому говорил уверенно.

— С Ярославом в Ростов хорошо бы послать Иоанна, вельми ученый он епископ и тихий.

— Пошли, — сказал Владимир.

— Со Святополком в Туров может поехать Феодосии, он тверд в вере, спасался на горе Афон.

— А католиков знает?

— Он лютый враг папе и Польше…

— Ты, Анастас, не токмо епископ, но зришь дале, нежели бояре.

— Что я! — Анастас улыбнулся. — Наставник твой, пастырь овец…

Так, договорившись, они послали в Смоленск Мануила, в Волынь — Стефана; не только в Киеве церковь подпирала Гору, епископы и священники становились теперь рядом с князьями и в землях.

Сыновья выезжали в земли, Владимиру хотелось, чтобы они поскорее отправлялись и брались там за дело, впрочем, они с радостью покидали Киев; пусть любой город, любая земля, лишь бы не Гора, не Киев, не отец и не мачеха Анна.

В скором времени в Киев прибыли послы польского князя Болеслава. Князь Владимир встретил их как друзей. Три дня на Горе шел пир, князь Владимир вместе с князем туровским Святополком принимали гостей, перевары с медом, олом стояли на концах нового города и на Подоле, веселился весь Киев.

Потом Владимир отправил своих послов, а вместе с ними и Святополка в Гнезно, Болеслав, узнав, как принимали его послов в Киеве, захотел принять русов в Гнезно еще лучше.

Конечно, князю Святополку представилась возможность встретиться с княжной Мариной, необычайной красоты девушкой. Невысокая, но стройная, русая, с дивными голубыми глазами, певучим

голосом, холеная, нежная, Марина приглянулась Святополку. Прошло немного дней, и он признался ей в любви; княжна Марина ответила тем же, нежной, хрупкой девушке пришелся по сердцу грубоватый и простоватый, но сильный, могучий туровский князь.

Свадьбу справили в Гнезно. Никого не беспокоило, что князь Святополк не католик.

Из Гнезно, не заезжая в Киев, князь Святополк направился прямо в Туров. Вместе с ним ехала его жена Марина с большой свитой, дружиной, с множеством священников и духовником.

Духовник был рад, что Святополк не заезжает в Киев — там его хорошо знали. Это он приезжал когда-то к князю Ярополку в качестве благовестника римского папы, а позднее к князю Владимиру как посланец князя Мешко.

Епископ калобрезский Рейнберн — это был он — ехал сейчас на правах духовного наставника княгини Марины, не отходил от нее ни на шаг, заботился о ней и всячески старался сблизиться со Святополком, проводя долгие вечера в гостиницах [324] на Червенской дороге с молодыми, рассказывая князю всякую всячину либо что-нибудь у него выспрашивая.

324

Гостиница, гостинца — хижина или навес у дороги, где путники могли укрыться от непогоды и отдохнуть.

Маринин духовник, епископ Рейнберн, выполнял наказ римского папы — сейчас перед ним открывалась широкая дорога на Русь.

6

Известие о том, что в Новгород едет сын Владимира Вышеслав, ошеломило и весьма взволновало посадника Добрыню.

С тех пор как Владимир уехал из Новгорода и после окончания сечи с Ярополком стал киевским князем, а потом и великим князем Руси, Добрыне и в голову не приходило, что в Новгороде может быть и будет когда-нибудь свой, новгородский князь.

Зачем Новгороду князь, если в Киеве сидит Владимир, а в землях за Волховом — его посадник Добрыня? Он ревностно служит киевскому князю, держит в покорности северные земли, как пес, стережет украины Руси, собирает и посылает в Киев большую дань: две тысячи гривен за лето да еще и шкуры, мед, воск, горючий камень, рыбий зуб. Что же задумал князь Владимир, зачем посылает в Новгород сына?

«Может, — думал Добрыня, — это дело рук киевского боярства, ведь оно никогда не любило и не полюбит его, брата рабыни Малуши: а может, козни новгородских бояр, которым вольготнее сидеть и властвовать под знаменем своего князя, нежели под десницей посадника?»

Однако Добрыня отогнал эти мысли, — что киевскому боярству Новгород, им, конечно, спокойней держать послушного посадника, чем одного князя; с новгородскими боярами и воеводами Добрыня был суров, неумолим, но и они сами такие же суровые и неумолимые к другим. Однако то, что дает Добрыня, им не получить от князя. Нет, когда-то они просили у Святослава сына князем, под знаменем Владимира добыли честь, славу, богатство, но они не станут рубить сук, на котором сидят, не попросят у Владимира сына…