Владимирская
Шрифт:
– Этот не из тех, о, все они... ко всем к ним,... нечего быть сдержанными... Посмотрим еще, как он закорчится, заюлит под угольками из этой доски!... А на доске, я заканчиваю свою тягучую мысль, о, всетерпеливейший, для того, кто лежит сейчас у твоих ног, не просто нарисованная женщина, родившая распятого, но – Царица Небесная! Так они Ее называют...
– И кто же на Царство это Небесное Ее венчал?
– Да все тот же, Распятый, Сынок Ее...
– Да распяли же вы его! Как Он может кого-то на что-то венчать? Переутомился ты, Хаим.
– Я не переутомился, о, всепытливейший... Они... вот один из них лежит перед тобой,... которых ты должен завоевать,... нет! – уничтожить, они
И в этом все дело. И в том, что он воскрес, они стоят насмерть. И то, что нарисовано на этой доске, вот для этого и для остальных,... которых надо унич-то-жить!!... О, могущественный, – действительно дороже матери родной... Прости меня, о, всепрощающий, я, действительно, слегка утомлен...
– Угу, – задумался, слегка ухмыляясь, Тамерлан, – значит, говоришь, дороже матери?..
– Да. Защищая эту доску, он зарубил двух твоих воинов.
– Что?! Этот, двух моих воинов?! Из какого тумена?! Это – не воины, это не тумен, выстроить и каждого десятого, нет!... пятого – на кол!...
– О, справедливейший, не найдешь теперь из какого тумена...
– Всех! Всех выстроить... Если крестьянин, не умеющий стрелять из лука, убивает двух моих воинов, то это – не воины!
– Или, этот крестьянин, защищая эту доску, становится равным твоему воину.
– Угу! – без всякой уже ухмылки задумался Тамерлан, – значит, говоришь, дороже матери?... Хаим!
– Я здесь, о, повелитель!... – страдальчески глядел на Владыку мира Великий визирь. Ну что ж орать то, да вот он же я... Эх, как хочется иногда всадить кинжал сзади между лопаток этому вла-ды-ке... Да на замену нет никого, вот беда, не подыскали еще... Так ведь и подыщут когда, такой же ведь будет!... Других на таком месте просто быть не может... И ты вечно при них, вечный Великий визирь, направитель... А ведь и на кол запросто загреметь можно Великому визирю, один жест не такой, одно слово не туда сказанное, ...завистников прорва,.. нашли чему завидовать, идиоты,.. да ни какому врагу не пожелаешь побыть хоть час в этой шкуре!.. Знать, когда только отвечать на вопросы, быстро и четко, а когда советы давать. И чтоб не спутать ситуацию, когда то, а когда это... А, впрочем, свыкся уже, да так, что без этой шкуры и жизни нет...
– ...Хаим, сколько времени тебе нужно, что б привести его в чувство мазями своими и вообще, что там есть у тебя?
– Два часа, государь.
– Забирай его и действуй. Что б через два часа он был как живой.
После такого приказа на надо ни советы давать, ни отвечать ничего, надо поклониться и выйти...
– Скажи мне, как ты думаешь, зачем тебя выходили?
– Спасибо тебе, до сих пор не знаю как величать тебя.
– Я, кстати, тоже.
– Меня Владимиром зовут.
– А меня по-разному зовут, ты зови меня Тимуром. А теперь ты не на меня смотри, а на войско мое, здесь тумен один построен, а их у меня много, гляди, говорить будем после. И, глядя на то, что ты сейчас увидишь, помни вопрос, что я тебе задал. Хаим!... Начинай... А ты, Владимир, гляди!...
Глядеть было на что. До горизонта выстроилась конница в один ряд. Безмолвные, бездвижные кони, ноздря к ноздре, седло к седлу, по ноздрям прямая воображаемая линия бы уходила за горизонт. На конях всадники с копьями, такие же бездвижные и безмолвные. По остриям опущенных копий прямая линия также уходила за горизонт. И вдруг в один миг всколыхнулся строй. И вот уже по пятеро в ряд (мгновенна была перестройка), двести пятерок с одной стороны скачут на двести пятерок с другой стороны, копья у всадников подняты вверх. О, видеть надо этот встречный марш-галоп насквозь друг к другу. На полном скаку – навстречу, насквозь, седла в сантиметре друг от
– Что скажешь? – перед пленником Владимиром был Тамерлан. Айхол под ним был недвижим и не обращал внимания на потуги кобылы, на которой весьма нелепо восседал пленник Владимир, полизать его и потыкаться мордами.
– Чего ж сказать, – хрипло выдохнул пленник Владимир, – сила...
Покачал головой, ухмыляясь Тамерлан, глядя на пленнике:
– И как ты мог двоих моих воинов убить?
– Не свались на меня бревно, больше б убил.
– Значит говоришь, ради доски этой, что у тебя в руках и матери не пожалеешь? Та-ак, ну, а теперь слушай и решай. Гляди, сзади меня все военачальники мои и свита моя, короли всякие, падишахи... И вот! При них я говорю, а ты вспоминай мой вопрос, зачем тебя оживили, крестьянин... Пока тебя оживлял Хаим, я много думал о тебе, о народе твоем, о доске твоей... И о тебе, Хаим! Ты сказал, Хаим, что дело слишком серьезное и я так и воспринял его и коли так серьезно, как ты говоришь, то так и порешим. Если сейчас оживленный тобой сделает то, что я предложу ему, то тебя тут же посадят на кол, ибо получится, что ты соврал, а врать Великому визирю не годится. А предлагаю я вот что. Пленник, что у тебя изображено на доске?
– Образ Владимирской Царицы Небесной.
– Какой образ? Почему Владимирской?
– Потому что список с главной иконы чудотворной, которая сейчас в граде Владимире.
– Смотри-ка, ха, сплошные Владимиры, город Владимир, ты Владимир, доска Владимирская.
– Да, в каждом граде, считай, список этой иконы есть, а сама она, аж самим Лукой, евангелистом писана, на доске, на которой сам Спаситель вкушал. – Пленник перекрестился.
– Это, тот, которого распяли?
– Это тот, который воскрес.
– Ну и где же Он сейчас?
– А в том самом Царстве, Царица которого на тебя с этой иконы смотрит.
– Ага, Он, значит Царь, а она Царица?
– Значит так.
– И вот я предлагаю тебе сейчас плюнуть на твою Царицу на твоей доске. О! Вижу ты возмущен, ты в негодовании, ты готовишься к пыткам... пыток не будет, пленник Владимир, будет только предложение в добровольном плевке. Да и Хаим, ха-ха-ха, гляди как бойко переводит, твой ненавистник, на кол будет посажен, коли плюнешь. Порадуешься.
– Вот уж, радость! Какая ж радость, коли человека на кол.
– Он же радуется костру на месте бывшего города Ельца.
– То его грех, а мне грех такой его радостью радоваться. Уж, избавь.
– Нет! Не избавлю. И вот слушай цену твоего плевка: Вся страна твоя будет пощажена. Не пойду ее громить. При всех своих военачальниках, при свите своей говорю, вся вселенная всегда слышит Тамерлана, когда он говорит!... Не пойду громить твою землю, обойду. А тебя князем на ней посажу! Слово мое!! Слово Тамерлана! Ха-ха-ха, глянь как заволновался Хаим, – но обернувшись на Хаима, Тамерлан увидал каменно-улыбчивое лицо его. Оно было спокойно и даже надменно. Отвечая на Тамерланов взгляд, Хаим поклонился и сказал: