Владыка башни
Шрифт:
— Таков их обычай, ваше высочество, — пояснил Соллис, сидевший с другой стороны костра. — История не обязательно должна быть длинной, но непременно правдивой.
— Да, — кивнула Давока. — Только правду. А не те выдумки, которые вы зовёте поэмами.
Правду... Лирна криво усмехнулась. «Когда я в последний раз говорила правду?»
— Что же, у меня есть для тебя история, Давока. Она странная — и пускай многие клянутся, что все это чистая правда, сама я за это не поручусь. Кто знает, может, ты послушаешь и рассудишь?
Давока помолчала, нахмурившись, словно принимая важное решение, затем кивнула.
— Я выслушаю
— Прекрасно. — Лирна уселась поудобнее и мило улыбнулась Соллису, сидевшему напротив. — А вы, брат? Мне будет интересно услышать ваше мнение об истории, которую я называю «Легенда об Одноглазом».
— Разумеется, ваше высочество. — Выражение его бледно-голубых глаз не изменилось.
Лирна помедлила, выравнивая дыхание. её учили ораторскому искусству, поскольку она сама настояла на этом, тогда как отец презирал всяческие ухищрения, предпочитая говорить с людьми просто, и лучше — с глазу на глаз.
— Более десяти лет тому назад, — начала она, — в городе, который зовётся Варинсхолд, жил-был один мужчина, ставший королём преступного мира.
— Преступного? — непонимающе переспросила Давока.
— Варниш, — пояснил Соллис.
«„Отверженные, живущие вне клана, воры или мусор“ — в зависимости от интонации».
— А-а-а, — кивнула та. — Дальше, королева.
— Этот человек всегда был порочен, — продолжала Лирна. — Кражи, убийства, изнасилования девушек и мальчиков... Так о нём говорят. Его злоба была до того велика, что все остальные преступники боялись его и предпочли платить ему дань, лишь бы он их не тронул. Но один юный воришка однажды не заплатил. Мальчишка с ножиком, он был точь-в-точь как мой. — Она подняла нож, блеснувший красным в свете костра. — Он метнул свой ножик прямо в глаз королю преступников. Несколько дней тот провёл в агонии, метался и рычал от боли, а затем провалился в сон — такой глубокий, что приспешники посчитали его мёртвым и, завернув в холстину, уже готовились сбросить в воду в самом глубоком месте гавани, ибо именно там находит успокоение большая часть преступников Варинсхолда. Однако даже смерть отринула его, и король воров восстал из мёртвых. С тех пор его прозвали Одноглазым. Гнев Одноглазого был безграничен, страшные деяния совершались от его имени, пока он разыскивал того маленького вора. Какова же была его ярость, когда он узнал, что мальчишка вступил в Шестой орден и тем самым ускользнул из его рук. С этого-то момента история и становится странной. Говорят, потеря глаза пробудила в короле великую силу, силу Тьмы.
— Тьмы? — вновь переспросила Давока.
— Рова к’а эрта Ма’лесса, — перевёл Соллис. «То, что известно лишь Малессе, верховной жрице».
Давока вскочила на ноги.
— Мне нельзя этого слушать, — крикнула она и, стараясь не смотреть Лирне в глаза, ушла в темноту.
— Они не говорят о таких вещах вслух, ваше высочество, — объяснил Соллис. — Назвать нечто — значит воплотить его. Лонаки предпочитают, чтобы Тьма воплощения не имела.
— Понимаю. — Лирна поплотнее завернулась в плащ. — Что ж, похоже, у меня остался один-единственный слушатель.
— Я уже слышал эту историю. Одноглазый человек, якобы умевший подчинять людей одной силой воли. Чушь! — Соллис поднялся. — С вашего позволения, принцесса. Мне нужно идти, сегодня я первым стою на страже. — Подхватив свой отлично сбалансированный лук, он пошёл прочь.
— Всё же чем закончилась эта история, ваше высочество? — Из соседней палатки выглянула Нирса, её личико белело в опушке из лисьего меха. — Что случилось с Одноглазым?
— Говорят, он умер страшной смертью, чего и следовало ожидать. Был убит Шестым орденом в городских подземельях, — ответила Лирна и направилась в свой шатёр. — Лучше постарайся как следует отдохнуть, Нирса. Сомневаюсь, что завтрашний день будет легче сегодняшнего.
— Да, ваше высочество. Счастливых вам снов.
Счастливых снов! Она была согласна на любой: тревожный, безмятежный, кошмарный, ей было все равно. Лишь бы перестать беспокойно ворочаться всю ночь в меховой клетушке, разглядывая тканый потолок над головой. Пронзительный северный ветер трепал стенки шатра, заставляя их хлопать и биться все сильнее. Однако, как и все эти пять лет, совсем не это мешало ей заснуть. «И ведь каждую ночь! — возмущалась она. — Даже в этой ледяной пустыне, после сотен миль на спине треклятой клячи!»
Каждую ночь повторялось одно и то же: она лежала в постели и ждала сна, но тот не приходил. И не придёт до тех пор, пока большая часть ночи не минует в борьбе с непрошеными воспоминаниями. Лишь тогда, совершенно опустошённая, она наконец провалится в неверное забытье. Несмотря на все свои мытарства, она никогда не обращалась к лекарю за снотворным, не пыталась напиться вина или одурманить себя настойкой красноцвета. Она ненавидела свои мучения, но смиренно принимала их. Принимала как должное.
Когда разум утрачивал остроту восприятия, память прояснялась, и Лирна начинала видеть прошлое очень отчётливо, только этого было недостаточно, чтобы уснуть. Он видела старика, лежащего в постели, — он был такой древний, такой измученный возрастом и скорбью, что она едва могла узнать в нём своего отца и короля.
Она стоит в дверях его опочивальни, сжимая в руке свиток со сломанной печатью. Альпиранский император был вежлив и написал им на языке Королевства. Старик переводит взгляд с её лица на свиток и раздражённо машет рукой на лекарей, суетящихся вокруг постели. Из его горла вырывается хриплый крик, куда более громкий, чем можно ожидать от человека в подобном состоянии. Лекари мигом ретируются.
Тощий палец, напоминающий коготь, манит её к себе, и она покорно опускается на колени у кровати. Голос старика резок и скрипуч, но говорит он громко и отчётливо.
— Это оно и есть, не так ли?
— Хотите, чтобы я вам прочла? — Лирна кладёт свиток на постель.
— Аргх! — рычит он, махая рукой. — И так все ясно. Они хотят получить этого мальчишку. Они хотят Убийцу Светоча.
Она опускает взгляд на свиток: буквы выведены красивым, чётким почерком.
— Да, в обмен на Мальция. Он жив, отец.
— Ещё бы! Сквернавцы не умирают.
— Пожалуйста, отец... — Лирна судорожно зажмуривает глаза.
— Это всё? Только мальчишку?
— Пусть уходят. Альпиранцы не требуют ни репараций, ни дани. Только его.
Старик молчит, слышно лишь хриплое с присвистом дыхание, и эти звуки напоминают ей скрип несмазанного ворота. Лирна поднимает голову и встречается с его взглядом, жестоким и цепким, красноречиво говорящим, что он все тот же и продолжает строить козни, невзирая на гнёт своего возраста и болезни.