Владыка битвы
Шрифт:
— Откуда? Из Маннстунна?
— Да.
— И дело лично к королю?
Я кивнул.
Божий человек нахмурился. Его благообразное лицо чуть заострилось. Он показался мне старше, чем подумалось на первый взгляд. Ниже меня ростом, худой, возраст точно не определить. Бороду он брил, отчего сперва и показался мне моложе. Темно-рыжие волосы он стриг по-эглински, по плечи, ровной линией. Несмотря на скромность облачения, отец Селвик не казался простаком. Умные цепкие глаза, казалось, видели меня насквозь.
— Боюсь, наш король
Я мотнул головой.
— Нет.
— Ты можешь доверять мне. — Селвик прикоснулся к своему амулету. — Клянусь, что бы это ни были за сведения, я смогу тебя защитить.
— Нет, — повторил я. — Лишь Альри... Королю Элериху. Лично. С глазу на глаз.
Отец Селвик пробежался по моему лицу изучающим взглядом.
— Что же за тайну ты привёз в эти земли, начертатель? — задумчиво проговорил он, а затем, к моему удивлению, добавил. — Хорошо, Хинрик из Маннстунна. Я устрою встречу. Но буду присутствовать.
— Не...
— Либо так, либо плыви обратно, — отрезал монах.
Вот же хитрый властный ублюдок. Я мрачно уставился Селвику прямо в глаза.
— Ладно, — сдался я. — Ты знаешь, кто такие Химмелинги, божий человек?
Селвик пожал плечами.
— Древний нейдский род, насколько мне известно. Очень древний. Я ещё не очень хорошо знаю ваше рунное письмо, но встречал упоминания о Химмелингах на многих камнях.
— Ага. Древний род, происходящий от самих богов. — При упоминании о богах монах скривился, но ничего не сказал. — Химмелингов очень почитают в Нейдланде. Почитают насколько, что капля крови каждого потомка Химмеля ценнее золота и сундука любой южной пряности. Поют пророческие песни.
— Я понял, — оборвал монах. — К чему это?
— К тому, что у меня есть сведения о Химмелингах. Важные. Пророчество сбывается. И если весть попадёт не в те уши, быть беде.
— А королю ты, стало быть, доверяешь? — удивился монах.
— Есть причины.
Божий человек улыбнулся и сделал знак своим людям. Они подошли ближе, и один из юношей указал на мой топор.
— Интересный ты человек, начертатель Хинрик. Отдай братьям оружие и иди за мной.
Он повернулся ко мне спиной и направился в сторону города.
— Может ещё догола меня разденешь, брат Селвик? — крикнул я ему вслед. — Или боишься?
Монах обернулся с широкой улыбкой.
— Безопасность, Хинрик, — ответил он. — Мир и безопасность для всех людей Виттсанда — вот всё, чего я хочу. Не думаю, что твой член способен напугать местных жителей, но на всякий случай давай не будем проверять.
— Тогда лучше побрызгай этой своей волшебной водицей мне на штаны, а то кто знает!
Селвик расхохотался и
— Топор и ножи, — скомандовал боевой монах и жестом поторопил меня. — Схороним, не бойся.
Я послушно сдал оружие и сейчас действительно ощутил себя немощным и словно калечным. Ни силы, ни стали. Мозги остались, да только я не был уверен, что додумаюсь до чего-то путного. Тем не менее монах хотя бы согласился устроить встречу.
— Ему точно можно доверять? — спросил я у братьев, кивнув в сторону Селвика. — Давно его знаете?
— Достойный муж. И умный. Север любит. Мало кто из эглинов здесь приживается, а отец Селвик говорит, что должен был здесь родиться. До того ему всё здесь родным кажется. — Парень легонько подтолкнул меня в сторону берега. — Поторопимся. Отец Селвик не любит ждать.
Я пожал плечами и осторожно зашагал по оживлённой пристани в сторону города. Боевые монахи — не знаю, как они именовались на самом деле, но мне нравилось называть их именно так — неотступно следовали за мной.
И все равно их слова о Селвике меня не убедили. Любить Север означало любить его таким, каким его создали боги: знать и ценить особенности и нравы всех его народов, соблюдать обычаи, передавать потомкам историю. А если ты приходишь на чужую землю и насаждаешь чуждые порядки, то это, как по мне, не любовь. Видал я на Свартстунне девиц, которых выдавали замуж против их воли: и против воли властного отца ней пойдёшь, и через себя не переступишь. У тех девиц были такие же глаза, как у местных жителей. Не чувствовал я, что они приняли волю короля добровольно. Но он, очевидно, был настолько могущественным, что противиться ему никто не смел.
Я быстро преодолел пирс и нагнал Селвика уже на рынке. Мы протискивались меж узких рядов торговых лавок. Торговали здесь всем, что только можно представить, причём каждая улица и каждая площадь имели свою направленность. Мы прошли через владения рыбаков, миновали улицу скобарей, едва продрались через толпу, скопившуюся у лавок гончаров. Здесь кипела жизнь. Рабы вели скот, тащили мешки с зерном, свободные женщины в богатых одеждах важно прогуливались меж лотков с серебряными украшениями. В Виттсанде жизнь не просто бурлила — она кипела. Удивительно, что здесь было так много людей, ведь Свергланд представлялся мне не самым гостеприимным краем.
Я ловко увернулся от едва не врезавшегося в меня раба, тащившего тюк овечьей шерсти, и наконец-то нагнал Селвика.
— Тебя называют отцом, — сказал я, поравнявшись с монахом. — Чем отец отличается от брата?
Божий человек обернулся ко мне и просиял.
— Значит, ты уже видел других священников? Где? В Маннстунне?
— Не только там. Как я понял, ваша братия часто бывает в Нейдланде.
Отец Селвик улыбнулся.
— Прекрасные вести! Что до твоего вопроса, что все мы братья, ибо в глазах бога мы его дети. А в церкви есть иерархия.