Владыка Каган
Шрифт:
Юный князь Григор Велимирович заканчивал обеденную трапезу в своей гриднице, когда в комнату прибежал взволнованный и запыхавшийся отрок.
– Гонцы, княже, к тебе из самого Святограда. Сказывают дело спешное – выпалил он, едва переведя дух.
День выдался ясный и светлый. Ярко жёлтый солнечный диск медленно, словно нехотя, плыл над обрывистыми берегами реки, заливая всё вокруг летним теплом и светом. На улицах и дворах небольшого города Изорска с первыми петухами уже закипала повседневная будничная суета. Из широких ворот выгонялся скот не пастбища,
– Велишь позвать что ли, - переспросил отрок.
– Зови немедля, - ответил Григор, вытирая жирные ладони рушницей.
– Да тута старшой их, княже, за дверью дожидается.
Отрок посторонился, пропуская в гридницу невысокого темноволосого человека в чёрной запылённой свите из дорогого сукна и такого же цвета кожаных сапогах. По его усталому лицу и кругам под большими умными глазами было видно, что путь он проделал немалый. Но вида явно не подавал. Держался прямо и уверенно. Переступив порог, он извлёк из-за пазухи свиток и с поклоном степенно передал его князю.
– Грамота тебе, княже, от брата твоего Севолода.
– А ты кто таков будешь? Что-то раньше не видел тебя в Святограде.
– Верно, княже. Не святоградские мы, а тургуровские. Я кмет брата твоего Севолода, князя тургуровского.
– Что за важность такая? – спросил Григор, принимая свиток, - Аль худое что приключилось с братом Севолодом? И почему он вести шлёт из столицы, а не из своего Тургура?
– С ним всё хорошо. Но вести скорбные. Прости, княже, но отче твой – Великий Каган Велимир Судиславович помер восемнадцатого дня. О том наш князь Севолод тебе грамоту прислал. Прочти, там всё писано.
– Как помер! – воскликнул Григор, вскакивая со скамьи.
Выхватив из рук гонца свиток, юный князь торопливо развернул его и быстро пробежал глазами по строчкам. Свиток выпал из его рук:
– Светлый Дух – да как же это! – выкрикнул он в сердцах и, неожиданно, так громыхнул кулаком по столу, что посуда с звоном разлетелась по углам гридницы. Тяжёлые серебряные кубки опрокинулись и покатились по дубовой столешнице. Выплеснутое вино образовало на ней большую кроваво-красную лужу, - Да как же это так! Неужто лекари разные заморские не могли ничего сделать? Куда бояре то смотрели?
На шум прибежали сенные отроки, да так и застыли в дверях.
– Они делали, что смогли, - тихо ответил гонец, - Но над смертью никто не властен и никто её не избегнет. Вот и князь Велимир тоже не смог. Знать пришло его время. Что тут можно поделать?
– О Боги! Великий Каган помер! – воскликнули кто-то из отроков и все они сразу выпорхнули из коридора, словно стайка испуганных воробьёв.
Юный князь отвернулся к стене, чтоб не выдать своих слёз, предательски появившихся на глазах. Не гоже было сильному князю плакать, словно девке на выданье. Но поделать с собой он ничего не мог. Душа его была ещё не столь суровой и зачерствевшей, как у многих окружавших его мужей. В ней ещё оставались остатки детской благодати и эти остатки сейчас горько переживали утрату близкого человека.
Весть эта была, хоть не такая уж и неожиданная, но всё равно сильно опечалила молодого князя. Григор, как и его единокровный брат Бурислав, в отличие от своих сводных братьев, был привязан к отцу. Он знал, что в последние месяцы Великий Каган сильно хворал, молился за его выздоровление и надеялся на лучшее, хотя слухи из Святограда были неутешительные. И вот – развязка. Случилось неотвратимое, то, чего он и опасался. Юный князь встал из-за стола и, подойдя к иконам в красном углу, молча помолился за упокой души своего родителя.
Кмет терпеливо ждал, разглядывая молодого князя. Так близко он видел его впервые. Григор был статен и хорош собой. Длинные тёмные волосы свободно ниспадали на крепкие плечи, а над верхней губой и на подбородке едва пробивался первый юношеский пушок. Несмотря на молодость, он старался держаться с достоинством, как и подобает сыну Великого Кагана, а ныне - удельному князю из рода Велимировичей. Закончив молитву, князь повернулся к гонцу, который продолжал почтительно стоять в дверях, и голосом глухим от волнения проговорил:
– Да, знать пришло его время. На всё воля нашего Светлого Духа.
– Во истину так, княже.
– Что-нибудь ещё? Может брат мой на словах велел что передать.
– Только одно, светлый княже. Велел накрепко запомнить и передать тебе – ждёт он тебя в Святограде! В любви и дружбе желает с тобой жить. Ближним к себе человеком хочет тебя видеть.
– Знаю. Он это и в грамоте написал. Более ничего?
– Более ничего. Просил только, чтоб не мешкал ты. Зело нужен будешь теперь ему в столице. Недобрые там дела затеваются, а по сему - у него большая надёжа на тебя. Поспеши, княже.
– Добро. Ступай, друже, передохни с дороги. Эй, люди!
– князь кликнул своих отроков, снова появившихся в дверях, - Накормите кмета и его людей. Да пристройте с дороги отдохнуть. Лошадей не забудьте. А после кликните ко мне воеводу, да волхва Никифора.
– Будет исполнено, светлый княже. Пойдём, кмете.
Проводив взглядом отроков и тургоровского посланника, юный князь подошел к окну и, распахнув створки, стал задумчиво смотреть на величественный деревянный кремль, с высокими стенами и башнями, раскинувшийся на возвышенностях прямо напротив княжеской избы. Это зрелище всегда успокаивало его и отвлекало от тяжких дум.
Отца не стало. Немыслимо! В это трудно было поверить и ещё труднее принять. Но жизнь, несмотря ни на что продолжалась. Ему, как воину и князю, надлежало принять этот удар Судьбы с честью и достоинством. Он ведь уже не дитя, а зрелый муж.
Почему-то ему вспомнился первый день пребывания на изорской земле. Два года уж минуло с того момента, а помнил он всё, как будто это было вчера.
Отправляясь в свой удел, Григор был преисполнен самых радужных ожиданий. Планы юного князя простирались очень далеко. Он жаждал оправдать ожидания сурового отца и показать себя не хуже старших братьев, давно управлявших своими уделами. Он уже видел себя сильным и мудрым правителем, под рукою которого людям будет легко и спокойно жить, а небольшое изорское княжество станет могучим и приобретёт значительный вес в Склавинии.