Владыка мира
Шрифт:
Тем утром падишах получил хорошие вести от гонца Абуль Фазла, своего летописца в Агре. В западной части его империи все было спокойно, и строительство Сикри быстро продвигалось. Акбар улыбнулся, глядя на волны. Похоже, минула важная веха его правления. Он успешно расширил свою империю, превзойдя своего деда, отца и даже свои собственные устремления. Хотя он и продолжит расширять владения Моголов – не в последнюю очередь в угоду своим сторонникам, одержимым воинственностью и жаждой добычи, – теперь главной задачей станет упрочение его верховной власти во всех его обширных владениях. Империя, которую он однажды завещает своему наследнику, должна быть нерушимой. Чтобы осуществить это, нужно сделать так, чтобы все его подданные – новые и прежние, индусы и мусульмане – почитали его как своего правителя, а не негодовали на него, как на варвара-завоевателя или чужеземного
Часть третья
Власть и слава
Глава 13
Город победы
– Чтобы увековечить для потомков наши великие победы в Бенгалии и Гуджарате, я нарекаю этот город Фатехпур-Сикри, Город Победы. В будущем, глядя на его высокие красные стены из песчаника, каждый будет помнить воинов-моголов, чьи деяния он прославляет. И это заслуга всех, кто собрался здесь сегодня. Ваши сыновья, ваши внуки, все грядущие поколения будут с гордостью осознавать, что ваша отважная кровь течет и в их венах.
Со своего балкона с резным ограждением, выходящего на мраморный Ануп Талао – Несравненный Бассейн, усыпанные цветами лотосов воды которого переливались в лучах вечернего солнца, – Акбар, тоже сияющий блеском алмазов и рубинов на своих светлых шелковых одеждах, смотрел сверху на отряды военачальников и командиров, заполнившие большой внутренний двор, над которым были установлены большие затеняющие навесы из зеленого шелка. Сюда также привели Мухаммед-бека; он стоял в первом ряду, тяжело облокотившись на резную палку из черного дерева, которую Акбар лично послал ему. Благодаря хакимам старый воин уверенно шел на поправку, хотя раны были так тяжелы, что для него долгие годы на поприще военачальника подошли к концу.
Рядом стоял Ахмед-хан; его длинная тонкая борода по такому случаю была тщательно расчесана. За ним была видна крупная фигура раджи Рави Сингха в красном тюрбане, а дальше – шурина Акбара раджи Бхагван Даса из Амбера, украсившего уши алмазами, шею – своей любимой тройной нитью жемчуга и одевшего плотно сидящие оранжевые шелковые одежды с коралловыми пуговицами. Позади старших военачальников Акбара стояли другие командиры, выстроенные по рангу. Просматривая десятки рядов, падишах острым взглядом выхватил высокого широкоплечего Али Гюля, сегодня в великолепных одеждах из алой и золотой парчи, а не в своей обычной простой хлопковой или шерстяной рубахе и шароварах; он стоял среди своих воинов-таджиков. Так же внушительно смотрелись рядом с ними командиры бадахшанцев в сверкающих стальных нагрудниках и с зелеными знаменами в руках. Когда по рядам воинов пронесся рев одобрения, на их лицах отразилась гордость, охватившая и самого Акбара. Успех сладок.
Три дня назад, сопровождаемый барабанщиками и трубачами на черных лошадях с украшенной драгоценными камнями сбруей, с отрядом всадников, каждый из которых нес знамя с хвостом яка, падишах, восседая на спине самого высокого и самого величественного из своих боевых слонов в покрытом драгоценными камнями седле-паланкине, вел свою бесстрашную непобедимую армию в новую столицу вдоль дороги, которую бегущие перед ним слуги усыпали лепестками розы и жасмина. Ярко блестело остро заточенное оружие, сверкали начищенные бронзовые пушки. Также по приказу Акбара тысяче его боевых слонов позолотили бивни, чтобы подчеркнуть триумфальность возвращения из битвы.
Падишах обдумывал свою речь с тех пор, как вернулся, ища и запоминая слова, с помощью которых он убедительно выразит то, что, по его разумению, должно было стать основополагающей идеей господства верховного властителя. Он достиг величия, но хотел, чтобы его воины знали – будущее империи Моголов еще более великолепно. Акбар невольно бросил взгляд на своих трех сыновей, стоящих справа от его трона. С тех пор как он вернулся, падишах бывал вместе с ними нечасто, но он знал, что в будущем – и надеялся, что это время настанет еще не скоро – они станут наследниками династии. Семилетний Салим выглядел взволнованным, его миловидное лицо под зеленым шелковым тюрбаном было нетерпеливым и живым. Шестилетний Мурад также явно был доволен. Из троих сыновей он изменился больше всего за время отсутствия Акбара. Мурад уже успел сравняться ростом с Салимом. На левой щеке и подбородке его угловатого лица красовался синяк – как сообщил Акбару его наставник, он упал с мангового дерева, где искал птичьи яйца. Малыш Даниал, по-прежнему пухлый, таращил круглые глаза, глядя на такое количество народу. Акбар поднял руки ладонями вниз, показывая, что намерен продолжить речь, и приветствия стихли.
– Вы уже получили знаки моего уважения к вашим деяниям – почетные одежды, украшенные драгоценными камнями кинжалы и мечи, быстроногих скакунов, повышения в чине, богатые джагиры в управление. Кое-кто из вас даже получил золота, сколько весит сам. Вы заслужили это вознаграждение, и я обещаю вам, что с годами оно будет еще больше. Кто может противостоять нам? Только вчера я получил вести из Бенгалии о том, что шах Дауд, который так неразумно бросил вызов империи Моголов, был схвачен и казнен. И сейчас его голова, набитая соломой, едет в Фатехпур-Сикри, в то время как тело предателя приколотили на всеобщее обозрение на базаре в главном городе Бенгалии. Шах Дауд заплатил своей кровью за все смерти и страдания, которые повлекла его измена. Если б он был верен мне, ему нечего было бы бояться. Но это все в прошлом. Теперь наша задача в том, чтобы укрепить империю изнутри. История учит нас тому, что легче завоевать новые земли, чем удержать их. Девять династий правили Индостаном перед появлением моего деда Бабура, но век большинства из них был недолгим. От лености и тщеславия те правители упускали захваченное, словно песок между пальцами. Мы не повторим их роковых ошибок. С вашей помощью империя Моголов станет величайшей на земле. Она будет процветать не только потому, что наши армии бесстрашны и сильны, но и потому, что те, кто живет в пределах ее границ, будут ежедневно прославлять то, что они – ее подданные.
Я говорю не только о своих единоверцах, но обо всем моем народе. Многие индуистские правители – как раджа Рави Сингх, которого я вижу перед собой, – боролись на моей стороне в наших недавних битвах. Они и их люди проливали кровь за Моголов. Уже за одно это и они, и всякий, кто верен мне, независимо от вероисповедания, должен иметь почет и уважение при моем дворе и в моей армии. Также правильно и благородно будет позволить каждому придерживаться своей веры без помех и гонений.
Помолчав, Акбар невольно посмотрел на двух мусульманских старейшин в темных одеждах, наполовину скрытых в тени крытого прохода в стороне Ануп Талао. Один из них стоял, сложив руки на круглом, как дыня, животе, выпирающем под тугим поясом. Акбар хорошо его знал – это был шейх Ахмад, правоверный суннит и лидер уламов, старших духовных советников Акбара. Шейх был больше всех настроен против брака Акбара с женщинами индуистского вероисповедания. Второй старейшина, шейх Мубарак, был отцом Абуль Фазла. Его худощавое рябое лицо под аккуратно повязанным белым тюрбаном выглядело задумчивым. Акбар продолжил, возвысив голос от нараставшей в нем решимости:
– Империя Моголов будет процветать, только если будут процветать все ее подданные. Чтобы показать серьезность своих намерений, настоящим я объявляю конец взимания джизьи – подушной подати с неверных. Потому как если человек не исповедует ислам, это не причина обеднять его. Я также отменяю древний налог, наложенный до прихода Моголов на индуистских паломников, посещающих свои святые места.
Шейх Ахмад открыто качал головой. Ну и пусть. У него скоро будет еще много поводов выразить неодобрение. Это только начало перемен, которые задумал Акбар. Неспешно продвигаясь назад в Сикри, он вызывал к себе глав городов и селений и расспрашивал их о жизни простых людей. Раньше ему было ничего не известно о тяжелых податях на индуистское население, которое составляло большую часть его подданных. Чем больше падишах думал над этим, тем более очевидным ему казалось, что такие подати были не только несправедливыми, но и приводили к распрям. Чтобы гарантировать стабильность империи, он взял индуистских жен и позволил им свободно выбирать вероисповедание. Конечно, было бы мудро – и довольно просто – распространить терпимость и равенство на всех.
Религия индусов интересовала Акбара все больше. В прошлом, если он вообще о ней задумывался, она казалась ему странным, причудливым, даже наивным верованием, которое заключалось в почитании идолов и волшебных сказок. Но Рави Сингх подарил падишаху два индуистских писания в красивых переплетах – Упанишады и Рамаяну, переведенные на персидский язык. Каждую ночь, пока Акбар торжественно следовал обратно в свою столицу, он просил, чтобы слуги читали их ему. Слушая в полумраке, падишах разглядел за пышным языком повествования мысль, которая проходила по нему красной нитью, – тот, кто чист сердцем, какой бы веры он ни придерживался, может обрести свой путь к Всевышнему и душевное спокойствие.