Владыка мира
Шрифт:
Прежде чем Салим успел что-либо ответить, Акбар отошел и рассмотрел цель – бревно с тремя большими глиняными сосудами, установленное на площади у дворца падишаха в Лахоре, – в которую он только что стрелял из мушкета. Даже с расстояния в триста ярдов Салим видел, что отец разбил средний сосуд. Со времени их триумфального возвращения из Кашмира три месяца назад Акбар несколько раз брал его с собой на охоту или же просто пострелять из мушкета.
Салим поспешил вслед за ним.
– Отец, что ты такое говоришь?
– Я говорю, что тебе пора жениться. Это поможет укрепить нашу династию и отметит нашу большую победу в Кашмире.
Акбар улыбнулся. Салим знал: даже сам падишах не думал,
– Но на ком же я должен жениться?
– Я говорил с советниками и выбрал твою двоюродную сестру, Ман-бай. Ее отец Бхагван Дас, раджа Амбера, уже дал согласие.
Салим уставился на отца. Ман-бай, двоюродная сестра, была дочерью брата его матери. Он видел ее всего раз, когда они были детьми, и все, что он запомнил, – это тихую, худенькую, длинноногую девочку с волосами, заплетенными в косы.
– Ты как будто удивился? Я думал, что ты будешь рад называться мужчиной. Я слышал, ты не прочь заглянуть к девицам с базара.
Салим вспыхнул. Он-то думал, что был осторожен… Возвращаясь из Кашмира, они с молочным братом Сулейман-беком ускользнули из лагеря падишаха, чтобы найти сговорчивых девочек среди обслуги лагеря. И как-то ночью он потерял девственность с благоухающей корицей турчанкой, когда лагерь расположился на привал на горном перевале, в тонкой палатке, обдуваемой холодными ветрами, – хотя тогда, даже если бы палатку и сдуло, он бы не заметил. Вернувшись в Лахор, двое юношей пристрастились убегать по ночам в город. Был там один постоялый двор, где полнотелая танцовщица Гита с высокой округлой грудью со смехом учила Салима искусству любви, в то время как Сулейман-бек наслаждался в объятиях ее сестры. После, возвращаясь украдкой во дворец, они наперебой хвалились друг перед другом своими подвигами. Но подцепить девицу на базаре – одно, а взять кого-то в жены – совсем другое…
– Да, удивлен… Я вообще пока не думал о браке.
– Хоть ты еще очень юн, время настало. Династические узы с самым благородным из наших вассалов, которые я создал, укрепляют нашу власть в империи наравне с завоеваниями. Такие союзы отводят влиятельным родам еще большую долю в нашем успехе. Они гарантируют, что в трудные времена мы сможем рассчитывать на их поддержку, и не из любви к нам, но потому, что им это выгодно.
Акбар замолчал, внимательно вглядываясь в лицо Салима. Он редко говорил со своим сыном так искренне.
– Почему, как ты думаешь, против нас так мало поднимают мятежи и с каждым годом мы все богатеем? Почему, как ты думаешь, уламы больше не смеют открыто хаять мою политику веротерпимости, или моих индуистских жен, или введенную мной дин-и иллахи, Божественную Веру? Моя власть незыблема, и в этом очень большая заслуга союзов, которые я создал, заключая браки. Ты должен понимать это, Салим. Здесь речь не о твоем желании или удовольствии. Для этого ты волен завести себе целый гарем наложниц. Это вопрос долга. Твоей матери о своем решении я уже сообщил.
Отец смотрит на брак отвлеченно, как будто человеческие чувства в этом деле совсем ничего не значат, думал Салим, и это было так непохоже на то, о чем часто рассказывала бабушка, – взаимную любовь и поддержку, какая была у них с Хумаюном. Такая холодность, скорее всего, объяснялась тем, что союз отца с его матерью был несчастливым. И причиной, по которой ему впоследствии оказалось еще труднее всецело сосредоточиться на какой-либо из своих невест, скорее, стал этот брак, который был у него первым, чем природное себялюбие. Разумеется, он никогда не говорил ни о ком из своих жен с особой теплотой, больше подчеркивая политические выгоды, которые они ему принесли, и то, как это способствовало его собственному возвышению и усилению империи. Как бы то ни было, Хирабай эту женитьбу одобрит. Ведь каждое дитя, которое родит Салиму Ман-бай, чей сын сможет стать будущим падишахом Моголов, окажется больше раджпут, чем могол. Но тогда принц вспомнил и то, что она сказала о своем брате Бхагван Дасе, отце Ман-бай: «Любого можно купить…» И, по обыкновению, помрачнел от сомнений и неуверенности, хотя знал, что должен радоваться тому, что отец устроил для него такой важный династический брак. Юноша попытался изобразить благодарность, хотя в душе этого не чувствовал.
– Когда назначена свадьба?
– Недель через восемь. За это время твоя невеста как раз прибудет из Амбера, – с улыбкой ответил Акбар. – Да и гости успеют съехаться сюда со всех концов империи или отослать свадебные дары. Я желаю, чтобы церемония стала одним из самых великолепных торжеств, какие бывали в Лахоре, и уже обсудил все с Абуль Фазлом. Празднества продлятся месяц. Будут торжественные шествия, гонки верблюдов, игры в поло и поединки слонов, а каждую ночь – пиры и фейерверки… А сейчас пока что еще постреляем.
Салим немного приуныл. Ему о многом еще хотелось расспросить, но отец уже занялся своим мушкетом.
Ман-бай сидела под покровом многослойной, расшитой золотом шали в особняке, специально подготовленном Акбаром к ее приезду из Амбера. Два дня назад Салим наблюдал, как на закате к ним прибыла длинная процессия, которая доставила его невесту. Сначала сорок воинов-раджпутов въехали верхом на буланых жеребцах, их доспехи и наконечники копий мерцали в свете угасающего солнца. Затем шесть слонов с серебряными щитами на лбу, все в сверкающих драгоценных камнях, прошествовали, неся на спинах позолоченные хауды, в которых ехала личная стража, отправленная защищать в дороге Ман-бай. После показалась сама невеста на седьмом слоне, чья попона была украшена еще более великолепно. Шелковый покров – ярко-синий, как крыло зимородка, – струился по золоченому, инкрустированному бирюзой седлу-паланкину, скрывая ее от посторонних глаз. Сразу позади нее ехали на верблюдах служанки Ман-бай, скрытые под плотными покрывалами и полностью защищенные от солнца белыми шелковыми зонтами, расшитыми жемчугом, которые держали возвышающиеся позади них слуги. Затем шли еще отряды воинов-раджпутов, на сей раз верхом на вороных лошадях. Замыкали караван могольские воины с развевающимися зелеными знаменами, которых послал для сопровождения сам Акбар.
Салим поднялся рано, чтобы облачиться и завершить приготовления к торжественному свадебному шествию в дом его невесты, где должна была состояться церемония – по индуистскому обряду, о чем Акбар издал особый указ, желая угодить Бхагван Дасу.
Под громкие возгласы труб и бой барабанов он ехал рядом с отцом в украшенной драгоценными камнями хауде на спине величественно шествовавшего любимого слона Акбара. Впереди рядами шли слуги, неся подносы даров – жемчуга, драгоценные камни и специи, включая россыпь самого лучшего шафрана, посланного султаном Кашмира с его собственных полей.