Владыка мира
Шрифт:
Три месяца спустя из своего большого шатра в центре лагеря Салим смотрел, как над рекой Чамбал садится солнце. Стаи водоплавающих птиц темными силуэтами на фоне бледно-оранжевого заката снижались по воздуху к воде, усаживаясь в тростнике, окаймляющем берег реки. Шесть недель назад, под предлогом охотничьей экспедиции для ловли тигра в дальних краях, Салим покинул дворец своего отца. В последние дни он с тревогой посматривал на горизонт – не приближаются ли отряды всадников. Принц надеялся увидеть Сулейман-бека, возвращающегося из своей тайной миссии на востоке,
В тот же день сразу после полудня появился отряд всадников. Когда они приблизились, появившись из мерцающего знойного марева, он увидел, что их так мало, что вряд ли они едут его схватить. К большому облегчению Салима, это был Сулейман-бек. Однако он был так истощен долгими днями в седле, что лишь заверил своего молочного брата в том, что имеются самые широкие возможности для осуществления его замысла, и просил позволения отпустить его спать. Они условились обсудить итоги его поездки более подробно за совместной вечерней трапезой.
Салим слышал, что позади него в шатре слуги уже начали стряпню. Заслонив рукою глаза от закатного солнца, он увидел, что к нему идет Сулейман-бек, и вышел вперед, чтобы поприветствовать его. Они обнялись – да так и вступили под навес окаймленного зеленого шатра. Здесь стоял низкий стол, обложенный шелковыми подушками и заставленный многочисленными яствами – цыпленок и ягненок, приготовленные в тандуре, тушеное мясо по-кашмирски с сухофруктами, неострыми приправами и кисломолочным соусом, горячие овощные блюда, приготовленные по гуджаратскому рецепту, и рыба из реки Чамбал. Когда они приступили к еде, макая в мясной соус лепешки нан, Салим отпустил слуг и начал разговор.
– Расскажи мне о твоих переговорах. На сколько командиров мы можем рассчитывать в восточных областях?
– Их приблизительно двести человек. Каждый из них предложил еще людей, кто мог бы разделять наши устремления. Это главным образом – как мы и ожидали – молодые люди, которые, как и мы, стремятся к самостоятельности, а также к награде, которую я посулил им от твоего имени. Есть среди них и пожилые – из тех, кто недоволен своим застоем в продвижении по службе, или тех, кто выступает против веротерпимости твоего отца и его сотрудничества с бывшими врагами.
– Сколько воинов под их началом?
– Тысяч тридцать.
– Этого должно быть довольно, чтобы показать моему отцу, что меня стоит воспринимать всерьез и предоставить мне больше власти.
– Многие были согласны присоединиться к нам, потому что ты не призываешь к открытому мятежу и свержению власти отца. Они уверены, что на каком-то этапе ты начнешь с ним договариваться.
– Пусть продолжают так думать. Да… да, я думаю, что к этому идет. Хотя иногда тешу свое самолюбие, воображая, что, если все пойдет очень хорошо, я мог бы заставить отца сложить полномочия сейчас, а не ждать его смерти.
– Остерегайся таких мыслей. У твоего отца очень мощная армия. Мы соберем достаточно людей, чтобы ты мог показать свой характер и пригодность к вершению важных дел, но никогда не поднимем настоящее восстание. Если ты попытаешься это сделать, мы потеряем некоторых из наших нынешних сторонников.
– Народ любит моего отца, я это знаю. Мне иногда кажется, что он понимает своих подданных лучше и заботится об их благополучии больше, чем о многих своих родных. Я, без сомнений, буду вести переговоры. Я только предлагаю быть готовыми ко всему, а потом увидим, как будут развиваться события.
– Когда мы делаем следующий шаг? Нам нельзя долго ждать. Везде соглядатаи Абуль Фазла. Он умеет тонко выведывать тайны и склонять людей на свою сторону.
– Оставь Абуль Фазла моим заботам. Он же не вездесущ, в конце концов. Но мы не станем задерживаться. Я уже послал гонцов к своим сторонникам в Агре и Лахоре и призвал их присоединиться ко мне в течение месяца. Когда ты отдохнешь и мы обсудим наш план более подробно, ты возвратишься на восток и соберешь там наши силы. Я же соберу свои собственные войска и, двинувшись вместе с ними, встречу тебя в Аллахабаде. Он лежит в месте слияния Джамны и Ганга, а это означает, что мой отец не сможет нас не заметить, если мы обустроим там наши позиции.
Салим поднял руку вверх, давая своей колонне знак остановиться. Гонец, посланный им к Нассеру Хамиду, командующему гарнизоном Аллахабада – до которого оставалось теперь всего четыре мили, и его купола и башни уже были ясно видны, – скакал назад к ним. Когда юноша обуздал лошадь, на его лице сияла широкая улыбка.
– Светлейший, въезд в город открыт. Нассер Хамид приветствует тебя.
Салим опустил плечи и расслабился впервые за последние недели. Нассер Хамид был его другом с юности и в секретной корреспонденции обещал открыть Салиму ворота в Аллахабад. Подъезжая к городу тем утром, принц чувствовал себя в полной безопасности.
Все, казалось, шло хорошо – даже слишком. С тех пор как уехал Сулейман-бек, он сумел привлечь на свою сторону молодых командиров из Лахора и Агры. Всего семь недель назад, почти не прерывая разговора с Абуль Фазлом, Акбар кивком одобрил просьбу своего старшего сына оставить дворец и Лахор, чтобы отправиться в очередную охотничью экспедицию.
На следующий день Салим выехал с отрядом своих последователей требовать внимания своего отца и подтверждать свою значимость, – так он решил для себя, хотя понимал, что многие назовут это мятежом. В пути принц задавался вопросом, как и при каких обстоятельствах снова увидит отца. Еще больше, чем то, как ко всему этому отнесется падишах, его заботило то, что он разлучен со своими женами и детьми.
Ни с одной из своих женщин он не был близок настолько, чтобы довериться им относительно своих замыслов. К тому же гарем печально известен своей жаждой сплетен. Его маленькие сыновья проводили большую часть времени с дедом, поэтому взять их с собой выглядело бы слишком странно, и это бы сразу заметили. Возможно, больше всего Салима расстраивало то, что он не мог рассказать ничего бабушке, которая столько сделала для его возвращения из Кабула. Принц знал, какую боль причиняет ей, бросая вызов своему отцу, да еще таким способом. Она любила их обоих и будет за них тревожиться, боясь, что их противостояние может превратиться в войну.