Владыка мира
Шрифт:
– Не забывай о семье. Наша династия сейчас настолько превосходит своими силами любых внешних соперников, что наибольшая угроза нашей власти может исходить только от внутренних междоусобиц. Мой отец слишком потворствовал своим единокровным братьям. Я же хотел показать, что власть нельзя делить ни с кем и что моя власть абсолютна. Я все еще убежден, что это верно и престол может занимать только один человек. Когда ты и твои братья выросли, я ожидал, что вы унаследуете мой характер и разделите мои убеждения, беспрекословно повинуясь моим наставлениям. Я не знал, что бывают люди, которые никогда не поймут друг друга. Мне бы никогда не пришло в голову не задавать вопросов или объединять собственных сторонников при жизни отца.
Салим увидел, что Акбар поморщился – то ли от боли в животе, то ли вспомнив о его проступках, –
– Я попытаюсь не оставлять без внимания стремления моих сыновей, но уже начинаю понимать, насколько это трудно.
– Я держал вас всех в напряженном ожидании, постоянно проверяя, кто из вас может стать мне самым подходящим преемником. Но даже без этого, с годами я все больше понимал, что отношения родителей и детей неравны. Родитель сосредотачивает на ребенке свои ожидания, а также свою любовь и, следовательно, тщательно изучает его поведение и направляет его. Ребенок негодует на это бремя и стремится к независимости. Во всех своих недостатках, ошибках и неудачах он винит родителей, в то время как достоинства и успехи считает исключительно собственным достижением. Он верит, что может превзойти родителя, если только ему это позволят.
– Теперь я и сам это вижу, – признал Салим, – когда мои собственные сыновья повзрослели. Но ведь я восхищался тобой и твоими величайшими достижениями. От этого мне всегда было неловко в твоем присутствии, и я выглядел угрюмым. Это было неправильно. – Он замолчал, но затем через какое-то время спокойно закончил: – Я действительно сожалею, что причинил тебе боль.
– Прости и ты меня. Но теперь я прошу тебя только об одном. Извлеки уроки из прошлого, но смотри в будущее.
С этими словами Акбар протянул сухую руку своему старшему сыну. Тот тихонько взял ее в свою, чувствуя себя ближе к отцу, чем в раннем детстве, ведь сейчас их объединяла ответственность за будущее династии.
Под мерные удары литавр Салим шествовал к мраморному возвышению, на котором высился престол, ожидавший его в зале для собраний крепости Агры. Его руку украшало кольцо Тимура с эмблемой тигра, которое он осторожно снял с руки своего мертвого отца девять дней назад и надел себе на палец. На боку у него висел меч Аламгир с рукоятью в виде орла, а шею обвивала тройная нить неограненных изумрудов, переплетенных с жемчугом, которую когда-то носил его прадед Бабур. Ощущение единения с героическим прошлым Моголов наполняло Салима гордостью – будто его предки были здесь, среди его сановников и военачальников, наблюдая, как он занимает престол, за который они так упорно боролись, и воодушевляли преемника на новые победы. Повернувшись, Салим сел на зеленые парчовые подушки и обхватил руками, украшенными драгоценными кольцами, позолоченные подлокотники престола.
– Я соблюдал девять дней траура по своему почтенному отцу, тело которого теперь пребывает в его любимых садах в Сикандре, где я выстрою мавзолей, подобающий его величию. В пятницу в мечетях была прочитана хутба с моим именем, и настало время мне предстать перед вами как новому падишаху…
Салим помолчал и обвел взглядом сидящих перед ним мужей, совсем как отец. Отсюда все виделось по-другому. Жизни не только тех, кто находился перед его глазами, но и миллионов его подданных находились ныне в его руках. Это была высочайшая ответственность – вершить судьбы людей, подобно Всевышнему. Но как раз это и придало ему силу, заставив выпрямиться на троне. При этом он встретился взглядом с Сулейман-беком, который стоял возле рослой фигуры Абдул Рахмана, и по тому, как едва заметно улыбнулся его молочный брат, он понял, что тот догадывается о его чувствах. Салим посмотрел на своих сыновей, сидевших чуть ниже на возвышении справа от него. Восемнадцатилетний Хусрав, одетый в парадную лиловую шелковую тунику и тюрбан, сверкающий алмазами, стоял около тринадцатилетнего Хуррама, на лице которого еще лежала печать нескончаемого горя от смерти деда, значившего для него так много. Шестнадцатилетний Парвиз был виден сразу за ними. Прекрасные юноши… К Хусраву Салим присмотрелся немного пристальнее. Нужно простить мятежного сына за опрометчивые попытки самоутвердиться и найти способ примириться с ним. Должен быть какой-то способ наладить с ним связь и тем самым разорвать порочный круг разбитых мечтаний, зависти и неуверенности, которая загубила его собственное счастье и его отношения с отцом…
Выйдя из задумчивости, Салим продолжил свою речь:
– Я выбрал новое имя, под которым хочу быть известен как новый падишах Моголов, – Джахангир, Завоеватель мира. Я взял его потому, что предназначение монарха – следовать судьбе и править миром. Мой отец оставил мне могущественную империю. С вашей помощью, мои верные сторонники, я обещаю приумножить ее могущество.
Он встал и развел руки, словно каждого в комнате заключал в свои объятия. По огражденному балюстрадой залу понеслись крики:
– Да здравствует Джахангир!
Эти слова ласкали слух.
– Оставьте меня, – приказал Джахангир своему казначею и слугам, которые вместе с ним спустились по длинной каменной лестнице к обитой железом деревянной двери, ведущей в палату с сокровищами, скрытую под одной из конюшен в крепости Агры.
– Ты уверен, повелитель? В палате будет очень темно, если не зажечь лампу, а пол сырой и скользкий.
– Отдай мне ключ и свой факел – я хочу остаться здесь один.
Казначей передал Джахангиру затейливый железный ключ на кожаном ремне, а слуга в то же время отдал ему свой горящий факел из промасленной ткани. Падишах подождал, пока не стихнут шаги на лестнице и он останется один в этом месте, где стоял запах сырой земли. Богатства оказались такими несметными, что в это сложно было поверить. В списках имперских драгоценностей, которые подготовил для него казначей, перечислялось почти триста пятьдесят фунтов одних только алмазов, жемчуга, рубинов и изумрудов.
– Более шестисот двадцати пяти тысяч каратов драгоценных камней лучшего качества, повелитель, – объяснял казначей, сноровисто водя пальцем по колонкам цифр, – а полудрагоценных камней без счету. И не забывай про золотые и серебряные монеты.
Джахангир, совсем как ребенок, едва сдерживал желание войти в одну из палат своей сокровищницы. Он повернул ключ в тугом, хорошо смазанном замке, открыл тяжелую деревянную дверь и, держа факел высоко в руке, заглянул внутрь.
Внутри палаты было очень темно, но когда Джахангир вошел, что-то блеснуло в лиловых тенях. Он поднял факел еще выше – и на стене слева от двери заметил двойной ряд полукруглых ниш, где стояли масляные лампы. Падишах зажег их от факела, закрепил его на стене и затем осмотрелся. Здесь было просторнее, чем он ожидал, – палата была приблизительно тридцать футов длиной; потолок поддерживали стоящие в центре два красивых резных столба из песчаника. Внимание Джахангира привлекли четыре гигантских сундука с выгнутыми крышками, которые стояли на подмостях у противоположной стены. Медленно подойдя к ним, он открыл крышку первого и увидел, что тот доверху заполнен кроваво-красными рубинами величиной с утиное яйцо. Падишах взял горсть и пригляделся к ним. Они были великолепны – лучшие среди драгоценных камней. На миг он вспомнил лицо Мехруниссы, когда она уронила край своего покрывала. Рубины ей пошли бы… А теперь он падишах и может одаривать драгоценностями любую, кого пожелает… и в жены себе взять может также любую…
Высыпав камни обратно в сундук, Джахангир закрыл крышку и пошел дальше. В следующем хранились темно-зеленые изумруды всяческих форм и размеров, ограненные и нет. В третьем сундуке лежали сапфиры и алмазы из единственной в мире шахты в Голконде, в Декане, в то время как четвертый был заполнен рассыпным жемчугом. Погружая в него руки до локтей, Джахангир чувствовал на коже его мерцающую прохладу. Направо от подмостей Джахангир увидел раскрытые мешки кораллов, топазов, бирюзы, аметистов и других полудрагоценных камней, которые были небрежно свалены в кучу на земле. Даже их одних было бы достаточно, чтобы содержать армию целый год… Внезапно падишах рассмеялся вслух. Ведь это – всего лишь крошечная часть его богатств, ничто по сравнению с сокровищницами в Дели или Лахоре, как уверял его казначей. Все еще смеясь, Джахангир схватил мешок и высыпал его содержимое на пол, потом из еще одного, и еще, перемешивая разноцветные драгоценные камни. Когда их набралась большая груда, он бросился на них и стал кататься. Теперь он падишах. Один индуистский мудрец говорил, что нет большего несчастья, чем достигнуть желаемого. Так вот: он не прав. Джахангир подбросил горсть драгоценных камней в воздух и наблюдал, как они вспыхнули, словно светлячки в искусственном свете…