Владыка вод
Шрифт:
Тут в толпе кто-то, не выдержав, захохотал в голос. Апельсин недовольно умолк и обратился к председателю:
— Я прошу тишины.
Котелок, раздосадованный, что Учитель опустил торжественное вступление, вскочил и замахал рукой:
— Тихо! Тихо! Здесь вам не балаган! Здесь вам суд!
Народ притих, фыркая в кулаки. Апельсин же, выждав немного, продолжил:
— Да… Так вот, эти двое злостно нарушали законы: он подарил ей кольцо, а подарки, согласно новому закону, должны облагаться налогом. Она же его целовала, не будучи законной женой, что противоречит закону «О нравственности».
До людей стало доходить, о чем толкует оранжевый надзиратель за нравами. Его речь перебил удивленный голос:
— Это что же теперь — подарить ничего нельзя?
— Да, нельзя, — самодовольно подтвердил Апельсин, — если налог не уплачен.
— Порядочки… — выдохнула толпа.
Председатель Котелок, чувствуя, что суд уходит в какую-то не ту сторону, встал и громко спросил:
— Вопросы к обвинителю есть? — помолчал для виду, и хотел уже посадить Апельсина на место, чтобы не позорил совет, но раздался голос: «Есть вопрос!» — и Котелку ничего не оставалось, как сделать приглашающий жест — мол, пожалуйста. Вперед вышел худой бородатый старик с бочкообразной грудною клеткой — старшина стеклодувов:
— А какого такого Смута вы налоги вдвое подняли, а?
Такого вопроса Апельсин не ожидал и развел короткими ручками:
— Это решение Торгового совета… Но лично я… — и снова развел.
Старшина же воинственно выставил бороду:
— Торговый совет — это ладно. Сидите там — и сидите, Смут с вами, решайте себе… А мы при чем?
Котелок метнул тревожный взгляд на Нагаста, который слушал возникшую перепалку с нескрываемым удовольствием, снова встал и возвысил голос:
— Прошу вопросы по сути дела!
— А налоги — не суть? — возмутился старый стеклодув.
Но тут кто-то из веселящейся в толпе молодежи выкрикнул:
— Эй, Апельсин! Ты лучше расскажи, кто тебе в глаз засветил?
Надзиратель за нравами ответил на этот нескромный вопрос таким высокомерным образом:
— Ясно кто — преступники. Вот поймаем — тоже на этой скамейке сидеть будут.
— У-у! — дурашливо загудела толпа.
— Вот вам и «у-у»! — Апельсин все меньше становился похож на грозного обвинителя. — Увидите, увидите: поймаем и посадим!
— У-у! — снова накатил гул.
Суд неотвратимо скатывался в балаган, и председатель Котелок, по чести, не видел, как остановить этот срам. На кой Смут доверился он дураку Апельсину? Да и собратья-бунтовщики вели себя по-предательски: Учитель сидел, опустив голову, Лыбица веселилась вместе с толпой, а Бочонок так и ерзал глазками, испытывая, видимо, сильнейшее желание убежать. «Всем хочется, — злорадно подумал Котелок. — Сиди теперь, толстопузый…» Он встал и, гулко хлопнув ладонью по столу, крикнул с надрывом:
— Прекратить!!!
Вот тут-то Апельсин его и добил: не разобрав, к кому обращен был сей выкрик, он гордо повернулся к председателю подбитым глазом и запальчиво выкрикнул:
— А не прекращу! Ишь, какой… Тебе бы так! Их обязательно надо найти! — и, шмыгнув от чувств, отвернулся.
Но не успел еще Котелок прийти в себя от столь неожиданного в своей нелепости демарша, как прозвучал над площадью молодой гортанный голос:
— А чего меня искать? Вот он я!
Все обернулись на звук и увидели незнакомого (для всех, кроме Сметлива, разумеется) человека лет тридцати с кучерявой черной бородкой, нос горбинкой… Словом, понятно. Смел стоял, сложив руки на груди, и глядя на Апельсина в упор, продолжал:
— Хочешь, еще добавлю?
Апельсин, вытянув шею, несколько мгновений разглядывал незнакомца, сравнивая его с ночною тенью, и — узнал. Он вытянул короткую ручку с указующим перстом, захлебнулся визгом:
— Вот он! Хватайте его! Это он!
Сметлив хотел уже вскочить на ноги, но был удержан на месте железною хваткой охраны. Остальные стражники, сомневаясь, поглядывали друг на друга, на домината и на Котелка, но с места двинуться не решались. Точнее, вроде бы двинулись, но ровно настолько, чтобы создать видимость движения. Котелок в это время лихорадочно соображал, что делать, и наконец решился: любым путем надо остановить комедию. Он повторил жест Апельсина и грозным голосом приказал солдатам:
— Взять его!
Но и тут дворцовые стражники не стали спешить. Зато ринулся арестовывать Смела Собачий Нюх, до смерти преданный Торговому совету, оценившему его усилия. Он врезался в толпу так, что, казалось, рассечет ее пополам и вылетит на другом краю, но как-то неожиданно завял, потом его длинная фигура сложилась пополам и исчезла из глаз, а еще мгновение спустя толпа вытолкнула его назад в лежачем виде и изрядно помятым. На этот раз уже и стражники заволновались: очевидно, надо было срочно что-то делать. Однако доминат, откинувшись на высокую спинку кресла, любовался происходящим со странной улыбкой — он и думать не думал вмешиваться. Стражники вновь остыли.
Тогда Апельсин, видя, что его обидчика никто не хватает и не тащит в тюрьму, а Нюх на карачках отползает в сторону, совсем одурел: он спрыгнул с тумбочки для речей и кинулся в толпу, по стопам платного осведомителя. С надзирателем обошлись еще хуже: его приняли на руки, и отшвырнули — так, что он покатился по булыжникам. Но теперь людская стена качнулась вслед за своей жертвой, равновесие нарушилось и Котелок вдруг подумал: пора бежать.
Но первым побежал Пуд Бочонок. Он вскочил, опрокинув стул, и со скоростью, невероятной для его тучной фигуры, устремился через площадь в боковой переулок. За ним — Котелок, потом Лыбица, Наперсток, Батон Колбаса и даже успевший каким-то чудом вскочить на ноги Апельсин. Народ, улюлюкая, кинулся за ними.
Только один остался сидеть на месте — толпа опрокинула прямо на него стол, за которым восседали лавочники, хлынула, прошлась сотнями ног по крышке — никто и не услышал стонов Учителя.
Уложив Учителя на кровать, Сметлив утомленно присел на табурет. Перед ним все качалось, в голове гудело — сказывалась ночь в тюрьме и кошмар последних мгновений на площади: мечущаяся в толпе Цыганочка, безжизненно распростертое на камнях тело, розовая пена на губах… А потом он нес Учителя на руках домой, как ребенка, а Цыганочка все твердила: «Осторожнее…»