Владыки Мегамира
Шрифт:
ГЛАВА 34
Зверь прижался к листу, накрыл несокрушимым панцирем лапы. Вокруг расплылась лужа кислоты. Прочнейшая хитиновая броня, блестящая, яркая, на глазах тускнела, пошла мелкими язвочками, что расширялись, смыкались краями. Внезапно хищник дернулся, словно его кольнули, поспешно поднялся – в двух местах панцирь проело насквозь, – неуклюже побежал прочь.
Влад видел, как по монолитному панцирю зверя вдруг пролегла трещина. Зверь помчался со всех ног. Тугие сухожилия задрали панцирные створки, блеснули спрятанные в тугие пакеты нежнейшие прозрачные крылья. Сухо щелкнуло, тончайшие крылья расправились, завибрировали.
Один
Взгляд зацепился за серебряные канаты, блеснувшие на самом кончике ветки. Сзади тут же кольнуло, что-то жесткое скользнуло по шее. Влад оглянулся как ужаленный: над ним нависал фуражир, озабоченно щупал сяжками, оценивал незнакомую добычу. Влад дернулся, как отброшенный задней ногой джампа, прыгнул на соседний лист в тот миг, когда острые жвалы почти сомкнулись на шее.
Упал на зеленое шершавое поле, перекатился, перепрыгнул на дальний лист, сжал кулаки. Формика стали бы абсолютными хозяевами, если бы научились хотя бы соскакивать с мегадерева к своему жилищу, что у подножия, но всякий раз проделывают изнурительнейший путь с добычей или наполненными цистернами, перетаскивают их с огромной ветки на ветку, обходя по чудовищно огромному стволу мегадерева расщелины, ущелья, ямы, наросты, наплывы!
Когда впереди заблестели серебряные канаты, увидел с ужасом, что туда бегут по другому листу трое солдат-стражей. Задыхаясь от жара, помчался со всех ног, прыгая по листьям, бессильно зависая в воздухе.
На самом кончике ветки трепыхалось по ветру скопище серебристых нитей разной длины. В скопище нитей суетился крупный мохнатый арахнид, растерянно дергал нити, еще больше запутывал, склеивал, повисал, дрыгал лапами – потому что их восемь, а не обычные шесть. Все восемь глаз: четыре крупных, два средних и два совсем простых, тусклых – смотрели остро, осмысленно. Влад поежился, хотя помнил, что такой путешественник едва отличает свет от тьмы.
Влад с разбега вбежал на лист, пронесся, как сороконожка, по зеленому полю. Серебряные веревочки загородили дорогу – скакнул, мышцы застонали, когда ухватился за канат: прилип не краем – пять или шесть капель склеили с листом! Не оглядываясь, чувствовал дрожание листа под тяжестью бегущих бронированных воинов формика. Арахнид замер, приподнялся на таких же мохнатых и как он сам лапах, грозно раздвинул слюнявые мандибулы, способные перекусить муравья пополам.
– Дурень, – вскрикнул Влад, – лучше помоги!
Формика едва не сорвался с разбегу, растерянно заметались по зазубренному краю листа, уже видели сладкую добычу – беспанцирного врага, ненавистного паука, ибо арахниды всякий раз окружают муравейники перед брачным летом, ловят молодых самок – будущих королев, выгрызают сладкие яйцеклады, уже наполненные сотнями новых зародышей жизни, убивают мучительно и гадко.
Один формика осторожно полез через переплетение серебряных канатов, умело переступая редкие клейкие капельки. Влад в последнем отчаянном усилии оторвал прилипший канат вместе с содранной зеленой шкурой листа. Ветром его взметнуло, завертело вокруг нити, выворачивая руки. Мир завертелся, он до судорог вцепился в гладкую скользкую нить, мог уцепиться зубами, вцепился бы и зубами.
Нагретый воздух поднимал переплетение нитей вверх и в сторону от мегадерева, но небо оставалось зеленым. Явно ветви сверху, не зацепиться
Влад кое-как влез на колыхающийся плот, услышал знакомый запах, поднял глаза и едва не сорвался с плывущего по небу гамака. В пяти-шести шагах висел, вцепившись жвалами и когтистыми лапами в переплетение паутины, огромный рыжий формика! Арахнид сидел в середине плота, чужаков видеть зрение не позволяло, но чуял, скрипел жвалами, дергался, не решаясь покинуть середину плота, – перевернутся!
Рыжий солдат, что, быстро выходя из зоны родных запахов, явно чувствовал себя погибшим, увидел врага, который отправил его в полет, вытянул к нему сяжки, а глаза загорелись гневом. Не раздумывая, он выпустил нить, в которую вцеплялся жвалами, ринулся на противника.
Бросок был стремителен, страшные жвалы лязгнули возле лица Влада. Не отшатнулся бы вовремя, череп хрустнул бы в мощных мандибулах, паутину забрызгало бы красным… В следующий миг потревоженные серебряные нити очистились, пошли ровными плавными волнами.
Влад проводил взглядом быстро уменьшающееся тело. Брякнется с немыслимой высоты еще на землях формика, они контролируют целые страны, по запахам выйдет на проторенную дорогу, вернется в родной холм, где наврет о полете и драках с воздушными пиратами!
Он тревожно посматривал на арахнида, тот застыл словно перед прыжком. Хотя нет, эти не прыгают. Это бродяжники выстреливают себя из засады, мгновенно вонзают кривые жвалы… А вот эти паучки самые странные из арахнидов: раз в году молодежь взбирается на вершины деревьев, выпускает из брюшка серебряные нити невероятной прочности, приклеивает одну к краю листа, а остальные треплет ветер, пытается поднять. Арахнид высчитывает, когда подъемная сила его паутины достигнет нужного уровня, перекусывает единственную нить, соединяющую со старой жизнью… Ветер подхватывает скопление нитей и уносит в неизвестность. Куда их заносит? За тысячи мегаметров, в леса, поля, горы, пустыни? А если в реки, озера? Настоящие герои, отважные звери! Крыльев нет, а летать наловчились. Даже дальше, чем лучшие летуны. В то же время многие монстры, Влад мог назвать сотни, всю жизнь носят на спине крылья, но летать даже не пробуют…
Арахнид подтянул пару нитей, склеил. Край, где сидел Влад, приподняло, а странный зверь медленно двинулся из середины, осторожно ступая по нитям, балансируя, слегка прогибая. Влад догадывался, что молодой паук чувствует напряжение любого узла изгиба или склейки нитей. Непрошеного пассажира своими подслеповатыми глазами еще не видит, но бредет устранить неисправность, сбросит прилипший комок грязи…
Глядя на чистейшие серебристые нити, рожденные в воздухе, которые не касались ни земли, ни деревьев, Влад в самом деле чувствовал себя комком грязи. К нитям не сумели присосаться бакты, их словно отшвыривает статичными разрядами, сам арахнид то и дело чистит себя, скребет, лижет, шерсть топорщится, со вздыбленных волосков срываются белые колючие искры.
– Спасибо, что подвез, – сказал Влад громко и отчетливо. – Попутного ветра.
Он не был уверен, что арахнид не ответил, все говорят по-своему: кто запахами, кто жестами. Есть виды, что общаются танцами, ощупыванием, кинопсисом, а есть и такие, что наловчились общаться звуками. Возможно, паук пытался всю дорогу с ним разговаривать, чем еще заниматься в полете, но что странного, если не понимают друг друга? Дедушка говорил, что в Старом Мире даже люди разных племен не понимали один другого, что, правда, звучит совсем дико…