Власть без славы
Шрифт:
Попросив жену побыстрее собраться, я вышел посмотреть, пришла ли машина, уверенный, что не придет. К удивлению, машина уже стояла на площадке перед дачей, водитель нервно прогуливался рядом. Водители из кремлевского гаража, как правило, люди начитанные, культурные, всегда в курсе происходящих событий. Но на сей раз он знал столько же, сколько и я. Рассказал, что доехал нормально, что в городе никаких изменений пока не заметно.
— А обратно-то доедем? — спросил я.
— Не знаю, — пожал плечами водитель. — Во всяком случае, телефон в машине работает.
Жена
У Боровицких ворот, через которые мы обычно проезжали, стояли танки. С другой их стороны, уже в Кремле, дежурили два бронетранспортера. Никто нас не остановил.
От 19-го подъезда здания Верховного Совета я отправил машину отвезти жену на квартиру, поздоровался с охраной, спокойной и приветливой, как всегда, поднялся на четвертый этаж и… запнулся. У кабинета Лукьянова стоял дежурный офицер. Обычно этот пост выставлялся только если председатель Верховного Совета был на работе.
— А что, председатель у себя? — спросил я дежурного офицера.
— Да он уж очень давно у себя, — ответил тот.
Тогда я и не подумал даже, что за этим осторожным ответом кроется не смысл «приехал рано», а смысл «провел здесь вчерашний вечер, ночь и сейчас уже принимает посетителей». Против обыкновения, я не заглянул в приемную Лукьянова, чтобы поздороваться с дежурными помощниками, а быстро прошел к себе, досадуя: надо же, давно приехал, мог бы и в машину позвонить, если не на дачу, хотя бы сказать, в чем дело.
В кабинете надрывались телефоны. Времени было 8 часов 45 минут. Первой я снял трубку телефона закрытой междугородной правительственной связи, известной как «ВЧ» — весьма чрезвычайно. Звонок был с какого-то командного пункта Тихоокеанского флота, звонил прорвавшийся туда Борис Резник, корреспондент газеты «Известия», ныне депутат Государственной Думы.
— Иван Дмитриевич, что происходит?
— Антиконституционный переворот, Боря, путч! Только это и могу тебе сказать, понял?
Не успел положить трубку — звонок с еще одного флота, теперь Черноморского. У телефона народный депутат от севастопольского территориального округа Виктор Ноздря. Тот же вопрос, тот же ответ.
Не могу сказать, сколько было звонков в то утро от народных депутатов, находящихся в своих округах. К ним, прежде всего, обращались люди, спрашивая, что бы это значило? А ответов у них не было. Многие хотели немедленно лететь в Москву, я просил их подождать хотя бы до вечера, так как не знал, дадут ли им вылететь и долететь. Кабинет постепенно наполнялся людьми, многие депутаты-москвичи оказались в Кремле почти одновременно со мной. Внезапно зазвонил городской телефон, номер которого знали всего
— Иван, за мной уже приехали. Две машины стоят внизу. В квартиру пока не поднимались.
— Не выходи никуда, Александр Николаевич. Информации у меня пока никакой. Сейчас буду искать Примакова, Вольского и Бакатина, остальные члены Совета Безопасности, по-моему, в отпуске. Потом созвонимся.
Примакова на месте не оказалось. С Вольским и Бакатиным удалось созвониться сразу. На мой вопрос о здоровье Горбачева Аркадий Иванович отреагировал необычно резко:
— Брехня это, Ваня! Я только вчера днем с ним разговаривал, он был в полном порядке. Эти идиоты ничего более убедительного придумать не могли. Да от идиотов и ждать нечего, — и кое-что добавил еще.
В. В. Бакатин был явно взволнован, но говорил спокойно:
— Мы с ним каждый день созваниваемся, даже намека никакого не было. Говорил, правда, что спина чуть побаливает, старый радикулит, но не больше. А это просто афера. Да ты спроси у Ревенко, он вчера из Фороса приехал.
Я разыскал Григория Ивановича Ревенко, тогда советника Горбачева, а после путча — руководителя его аппарата, сменившего на этом посту В. И. Болдина. Ревенко подтвердил, что Горбачев еще вчера был вполне здоров.
Народные депутаты, собравшиеся в кабинете, слушали эти разговоры, совещались и все активнее начинали требовать немедленного созыва сессии Верховного Совета СССР, а затем и съезда.
В половине одиннадцатого проснулся телефон прямой связи — Лукьянов:
— Ты извини, что я тебя с утра принять не мог, тут, понимаешь, много народу сразу пошло.
— Погоди! — перебил я довольно резко. — Скажи, что с Горбачевым? Что вы задумали?
— А я тут ни при чем. Вообще не понимаю, зачем они мое Заявление пристегнули к своим документам, я вообще его еще в отпуске писал.
— А что с Горбачевым?
— С Горбачевым плохо. Лежит, говорят, ни на что не реагирует. Вчера к нему летали…
— Пусть не вешают тебе лапшу на уши! — заорал я к удивлению собравшихся. — Я только что разговаривал с Вольским, с Бакатиным, с Ревенко — все они еще вчера общались с президентом. Никакой болезни у него нет, чуть спина побаливает и только! Давай срочно собирать сессию.
— Ну, не знаю, не знаю. Про Горбачева я, конечно, выясню и, если что не так, все сделаю, ты же понимаешь. А сессию мы можем созвать только по регламенту, через семь дней, двадцать шестого. Я уже распорядился ее готовить, документы тебе скоро принесут.
Он положил трубку.
С этого момента я стал направлять депутатов в «Белый дом». Приходили и союзные, и российские депутаты, я рекомендовал им идти в здание Верховного Совета РСФСР. Некоторые за день успевали побывать там по 2–3 раза, возвращались и рассказывали о происходящем на улицах. Тревога и растерянность нарастали.
После двенадцати часов пришел Р. Н. Нишанов, он отдыхал в Крыму, в санатории «Южный» и только что прилетел в Москву:
— Слушай, что происходит? Кто тут командует?