Власть без славы
Шрифт:
Выяснилось и еще одно обстоятельство. Хотя Совет Союза вроде бы становится нижней палатой и без одобрения Совета Республик, ни одного закона принять не может — ну, чем не сегодняшняя Государственная дума в отношениях с Советом Федерации! — но суть-то не в этом. Без Совета Союза не может быть ни принят ни один конституционный акт, ни утвержден союзный бюджет, он занимается вопросами международной политики, войны и мира. Его полномочия остаются такими, что без него, даже при поддержке парламентов всех союзных республик, верхняя палата ничего решить не может. То есть палаты скорей всего будут блокировать деятельность одна другой. Да ведь еще кто-то обязательно обратит внимание, что в Совете Союза представителей России больше,
Подобные вопросы ранее в практике советского парламентаризма никогда не только не решались, но и не возникали. Мы прорабатывали десятки вариантов, но республики отвергали их, что называется, с ходу. Там стояли уже другие задачи.
Занятые этим «бегом на месте», мы только со стороны наблюдали, какие поистине титанические усилия предпринимал М. С. Горбачев, чтобы снова вернуть президентов союзных (пока еще) республик к работе над Союзным договором. Он совершил невозможное — к 14 ноября довел работу до парафирования текста документа. Но после совещания Госсовета ему опять пришлось отступить — договорились парафировать 25 ноября. Однако в назначенный день, как увидит читатель в главе «Движение к крушению», все началось сначала…
В это время меня уже не было в Кремле. После того как Верховный Совет принял мою отставку, мы с Р. Н. Нишановым передали свои кабинеты и дачи новым председателям палат — К. Д. Лубенченко и А. Алимжанову и переселились в две маленькие комнаты недалеко от них. Процесс передачи дел — не такая простая задача, и мы порой по нескольку раз в день встречались с новыми руководителями парламента, рассматривая и обсуждая «заделы» законодательной работы. На нас была переключена почти в полном объеме прежняя связь, это давало возможность сохранять прежний круг общения и быть в курсе происходящего в стране.
30 октября 1991 года я подал Лубенченко и Алимжанову последнюю записку. Открытым оставался вопрос о Парламентской группе СССР, которую я все еще возглавлял. Верховный Совет СССР в 1955 году вступил в Межпарламентский союз, который объединял к 1990 году парламенты 116 государств. Организация, что и говорить, мощная, и именно принятая в нее наша парламентская группа обеспечивала участие Верховного Совета СССР в деятельности Парламентской ассамблеи Совета Европы (ПАСЕ). Через эту же группу шли наши контакты с Европейским парламентом, с Североатлантической ассамблеей — парламентской организацией стран НАТО, с ассамблеей Западноевропейского союза и т. д. Опыт был накоплен уже довольно значительный, и теперь предстояло со всей проведенной работой определяться заново, так как Верховный Совет СССР принципиально изменился. Я сформулировал несколько предложений, которые так и остались только на бумаге, и передал записку председателям палат.
А сам стал пробиваться к Горбачеву.
В президентской канцелярии уже давно, как и положено по бюрократическим канонам, «вылеживалась» просьба газеты «Известия» и одноименного издательства о создании концерна «Известия». К просьбе был приложен проект указа о назначении меня директором этого концерна. В ожидании решения я несколько раз звонил Михаилу Сергеевичу, никак не мог на него попасть. Может быть, ему было не до встреч с «отставником», ни до его просьб. Между тем, я хотел просить вовсе не за себя, а за своего коллегу Нишанова, который и вовсе оставался у разбитого корыта и тоже не мог встретиться с Горбачевым.
6 ноября, наконец, я дозвонился до президента СССР. Попросил разрешения зайти.
— Но я же подписал распоряжение о твоем назначении, — сказал Горбачев.
— Попрощаться хочу, — сказал я.
— Если успеешь в пять минут — заходи, а то у меня официальная встреча, — согласился Горбачев.
Через пять минут я был у него.
Он встретил меня, стоя посреди кабинета, где кроме нас был еще мой давний товарищ Андрей Грачев, пресс-секретарь
— А что я ему предложу? — недовольно спросил президент. — Куда его назначить? Ему 64 года, где я его пристрою?
— Ну, если вы считаете, что он должен пойти на пенсию, то примите его и прямо скажите. А может, он еще как-то пригодится. Ведь за ним — немалые связи в среднеазиатских республиках. Они могут не любить Нишанова, но обязательно обидятся за него.
— Да приму, приму я Нишанова, — сказал Горбачев. — А ты создай мне газету, чтобы хоть кто-то поддерживал президента, а то даже твои «Известия» перестали сообщать о самых принципиальных моих встречах.
Я обещал, что постараюсь сделать это.
Ни Горбачев, ни я не знали тогда, что скоро ему не потребуется газета, а у меня не будет возможности ничего серьезного в этом плане создать…
После этого я приезжал в Кремль только на заседания Верховного Совета. Все более отчетливо было видно, как на глазах тает власть президента СССР, уменьшается его влияние, все более призрачным становится сам институт союзного президентства. В Кремль все еще приезжали послы иностранных государств, мы спорили по поводу формулировок различных союзных законов, пять ЗИЛов президента регулярно тревожили седую тишину кремлевских соборов и площадей… Но… Союз ССР — странное образование, вместившее «двунадесять язык и народов», завершало свое существование, а человек, который больше всех сделал для этого, не узнавал плоды своих усилий.
28 ноября 1991 года я в последний раз приехал на заседание Верховного Совета СССР. Был какой-то серый, туманный день, все, кто встречался, казались такими же тусклыми, как этот день. Опять промчался к сенатскому корпусу, где размещалась резиденция Горбачева, президентский кортеж. Вроде бы опять удалось установить рутинный порядок, более менее размеренную жизнь государства. Но где-то далеко от Москвы, в знаменитом экологическом заповеднике Беловежская пуща, в поселке Вискули уже начинали топить бани и чистить дорожки от снега…
Глава 15. Движение к крушению
В главе, посвященной формированию нового состава Верховного Совета СССР в сентябре — октябре 1991 года, я писал, что в те дни редко удавалось видеться с президентом СССР. Это даже несколько обижало меня, казалось, что М. С. Горбачев недооценивает значение работы по восстановлению парламента. Разумеется, я знал, что он прилагает массу усилий, чтобы снова довести до подписания Союзный договор, но, к сожалению, только недавно мне стали известны подробности драматической ситуации, с которой он столкнулся. Один из его помощников, член-корреспондент Российской академии наук Г. Х. Шахназаров написал об этом в своей книге «Цена свободы. Реформация Горбачева глазами его помощника». Знал бы я об этой книгу раньше, когда работал председателем Государственного комитета Российской Федерации по печати, обязательно добился бы ее переиздания. Сопоставленная с книгами Б. Н. Ельцина, А. Н. Яковлева, В. А. Медведева, Е. М. Примакова, В. Б. Исакова [43] и других, она позволяет буквально по дням реконструировать движение Союзного договора к безрезультатному финалу.
43
См.: Шахназаров Г. Цена свободы. М., 1993; Ельцин Б. Записки Президента. М., 1994; Примаков Е. Годы в большой политике. М., 1999; Медведев В. Прозрение, миф или предательство? М., 1998; Исаков В. Расчлененка. М., 1998; Яковлев А. Предисловие. Обвал. Послесловие. М., 1992.