Власть меча
Шрифт:
– Тогда не дерись с ним на кулаках, – ответила она. – Не набрасывайся на него и не давай ему возможности засунуть дохлую рыбу тебе в глотку. – Шаса покраснел от унижения. – Жди своего шанса и сражайся своим оружием и на своих условиях. Сражайся только тогда, когда ты уверен в победе.
Он всесторонне обдумал ее слова.
– Так ты поступила с его отцом? – негромко спросил он, и Сантэн так поразила его проницательность, что она повернулась к нему, и «даймлер» начал подпрыгивать на колеях.
Сантэн быстро справилась с машиной
– Да. Именно так. Понимаешь, мы – Кортни. Нам не нужно махать кулаками. Наше оружие – власть, деньги и влияние. Никто не в состоянии победить нас на нашей земле.
Шаса молчал, усваивая ее слова, потом улыбнулся. Когда он улыбался, он делался очень красивым – красивее отца, и у Сантэн от любви сжалось сердце.
– Я это запомню, – сказал Шаса. – Когда мы с ним встретимся в следующий раз, я вспомню твои слова.
Никто из них не усомнился в том, что мальчики снова встретятся и, когда встретятся, вражда, начавшаяся сегодня, продолжится.
Ветер дул в сторону берега, и вонь гнилой рыбы была так сильна, что застревала в горле Лотара Деларея, вызывая рвоту.
Четыре траулера все еще стояли у причала, но их груз утратил серебряный блеск. Верхний слой рыбы под лучами солнца высох и стал темным, грязным; по рыбе ползали миллионы металлически-зеленых мух размером с осу. Рыба в трюмах раздавилась под собственной тяжестью, и трюмные насосы непрерывно выбрасывали струи вонючей коричневой крови и рыбьего жира, которые расплывались по воде залива, делая ее темной.
Весь день Лотар просидел у окна фабричной конторы. К окну выстроилась длинная очередь матросов и упаковщиков, которым предстояло заплатить. Лотар продал свой старый грузовик «паккард» и всю мебель из хибарки из рифленого железа, в которой жили они с Манфредом, – единственное, что не принадлежало компании и что нельзя было у него отобрать. Через несколько часов из Свакопмунда явился мелкий делец – точь-в-точь стервятник, чующий падаль – и заплатил Лотару малую часть истинной стоимости вещей.
– Сейчас депрессия, мистер Деларей, все продают, никто не покупает. Поверьте мне, я делаю это себе в убыток.
Вместе с деньгами, которые Лотар закопал в песчаном полу своего жилища, этого хватило, чтобы заплатить людям по два шиллинга за каждый фунт задержанного жалованья. Конечно, он мог и не платить – это была обязанность компании, – но ему это и в голову не пришло: они его люди.
– Простите, – говорил он каждому подошедшему к окну выплаты. – Это все, что есть.
И старался не смотреть им в глаза.
Когда все кончилось и последние цветные работники разошлись небольшими удрученными стайками, Лотар запер дверь конторы и передал ключ помощнику шерифа.
Потом они с мальчиком в последний раз пошли на причал и сели, свесив ноги. Вонь дохлой рыбы была тяжелой, и так же тяжело было у них на душе.
– Не понимаю, па, – зашевелил Манфред разбитыми губами со шрамом на верхней. – Мы поймали хорошую рыбу. Мы должны были разбогатеть. Что случилось, па?
– Нас обманули, – негромко сказал Лотар. До сих пор он не чувствовал горечи, только своеобразное онемение. Дважды в него попадали пули. Вначале пуля из ружья «Ли-Энфилд» на дороге в Омарару, где они противостояли вторжению Сматса в Немецкую Юго-Западную Африку, а потом, много позже, пуля из «люгера» – стреляла мать его мальчика. При этом воспоминании он сквозь тонкую ткань оливково-серой рубашки коснулся плотного упругого шрама.
Ощущение было то же самое: вначале шок и онемение, и только потом гнев и боль. Теперь на него черными волнами накатил гнев, и он не пытался ему сопротивляться. Скорее обрадовался: злость помогала забыть о том, как он унижался, умолял женщину с насмешливой улыбкой и темными глазами повременить.
– А мы не можем их остановить, па? – спросил мальчик, и никто не стал уточнять, кто такие «они». Враг был известен. Этого врага они узнали в трех войнах: в Первой бурской войне 1881 года, потом в Великой бурской войне 1899 года, когда королева Виктория призвала из-за океана бесчисленное множество солдат в хаки, чтобы разбить их, и, наконец, в 1914 году, когда английская марионетка Янни Сматс выполнил приказы своих имперских хозяев.
Лотар покачал головой, не в силах отвечать, пораженный силой собственного гнева.
– Должен быть способ, – настаивал мальчик. – Мы сильны. – Он вспомнил, как слабело в его руках тело Шасы, и невольно сжал кулаки. – Это наше, па. Наша земля. Бог дал ее нам, так говорится в Библии.
Как и многие до него, африкандер толковал эту книгу по-своему. В своем народе он видел сынов Израилевых, а в Южной Африке – землю обетованную, текущую молоком и медом.
Лотар молчал. Манфред потянул его за рукав.
– Сам Бог дал ее нам, верно, па?
– Да, – тяжело кивнул Лотар.
– А потом они все у нас украли: землю, алмазы, золото и все, а теперь отобрали корабли и рыбу. Наверняка есть способ остановить их, вернуть то, что принадлежит нам.
– Все не так просто. – Лотар не знал, как объяснить ребенку. Понимает ли он сам, как все случилось? Они были сквоттерами на земле, которую их отцы длинными, заряжающимися со ствола ружьями отобрали у дикарей. – Ты все поймешь, когда вырастешь, Мэнни, – сказал он.
– Когда вырасту, я найду способ побить их. – Манфред произнес это с такой силой, что струп на губе треснул и показались яркие капли крови. – Я найду способ все у них отобрать. Вот увидишь, па.
– Что ж, сын мой, может, и отберешь.
Лотар обнял Манфреда за плечи.
– Помнишь клятву дедушки, па? Я всегда буду ее помнить. Война с англичанами никогда не кончится.
Они сидели рядом, пока солнце не коснулось воды залива, превратив ее в расплавленную медь. Тогда, уже в темноте, они ушли с причала, подальше от вони разлагающейся рыбы, и углубились в дюны.