Власть пса
Шрифт:
Значит, весь план привезти Тио в посольство был фарсом, думает Арт. Показухой для дипломатов. Сейчас я спущу курок, и все поклянутся, что Баррера оказал сопротивление при аресте. Он схватился за оружие, и я вынужден был застрелить его. И никто не станет особо вникать в результаты медицинской экспертизы.
— Date prisa.
Но на этот раз слова эти произнес Тио. С досадой, почти скучно.
— Date prisa, sobrino. (Поторопись, племянник.)
Арт, схватив за волосы, приподнимает
Арту видится изуродованное тело Эрни, валяющееся на обочине.
Он приближает рот к уху Тио и шепчет:
— Vete al demonio, Tio. (Отправляйся в ад, дядя.)
— Я тебя там встречу, — отозвался Тио. — Предполагалось, что это будешь ты, Артуро. Но я, памятуя о нашей дружбе, уговорил их похитить вместо тебя Идальго. В отличие от тебя я уважаю дружеские отношения, Эрни Идальго умер вместо тебя. А теперь давай. Будь мужчиной.
Арт жмет на курок. Какой тугой, оказывается; нажимать нужно сильнее, чем ему помнится.
Тио ухмыляется ему в лицо.
Арт чувствует присутствие абсолютного зла.
Власть пса.
Рывком он вздергивает Тио на ноги.
Баррера усмехается. Крайне презрительно.
— Что ты делаешь? — недоумевает Рамос.
— То, что мы и планировали. — Арт сует пистолет в кобуру и, заведя руки Тио за спину, защелкивает наручники. — Ну, пошел!
— Тогда я сам, — рубит Рамос. — Раз у тебя кишка тонка.
— Не в том суть, — возражает Арт. — Vamonos. (Пошли.)
Один из коммандос принимается натягивать черный капюшон на голову Тио. Арт останавливает его и шипит в лицо Тио:
— Смертельный укол или газовая камера, Тир. Думай про это.
Тио только улыбается в ответ.
Улыбается ему.
— Надевай капюшон, — приказывает Арт.
Капюшон натягивают на голову Тио и завязывают у ворота. Арт хватает Тио за сцепленные руки и ведет из дома.
Через благоухающий ароматами сад.
Где, кажется Арту, никогда еще так сладко не пахли палисандры. Сладко и тошнотворно, думает он про себя, точно ладан, запах церкви, запомнившийся ему еще с детства. Сначала запах был приятен, но через минуту от него уже поташнивало.
Поташнивает его и сейчас, когда он подталкивает Тио по направлению к автофургону, стоящему на улице. Но первое, что видит Арт, — наведенные на него дула винтовок.
Не на Тио.
На Арта Келлера.
Это солдаты регулярной сальвадорской армии, а с ними янки в штатском и отполированных до блеска башмаках.
Сол Скэки.
— Келлер, я предупреждал тебя: в следующий раз я просто буду стрелять.
Арт оглядывается, видит снайперов в полной готовности на стене.
— В сальвадорском правительстве случилось маленькое расхождение во мнениях, — объясняет Скэки. — Но мы все урегулировали. Прости, приятель, но мы не можем позволить тебе забрать Барреру.
Пока Арт тщится сообразить, кто это «мы», Скэки кивает, и двое солдат-сальвадорцев сдергивают капюшон с головы Тио. Не удивительно, что этот ублюдок улыбался, думает Арт. Не сомневался, его конница где-то неподалеку.
Солдаты выводят Пилар. Сейчас на ней пеньюар, но он больше подчеркивает, чем скрывает, и солдаты откровенно пялятся на нее. Когда девушку проводят мимо Тио, она в голос рыдает:
— Прости!
Тио плюет ей в лицо. Солдаты держат ее руки за спиной, и она не может стереть плевок. Слюна течет по щеке.
— Я тебе этого не забуду, — грозит Тио.
Солдаты ведут Пилар к автофургону.
— И тебе тоже, — поворачивается Тио к Арту.
— Ладно, ладно, — вмешивается Скэки. — Никто ничего не забудет. Дон Мигель, давайте, оденьтесь поприличнее, и уезжаем. А что до тебя, Келлер, и тебя, Рамос, местная полиция рвалась бросить вас обоих в тюрягу, но мы уговорили их заменить заключение на депортацию. Военный самолет ждет вас. Так что, если наша маленькая ночная вечеринка закончена...
— «Цербер», — перебивает его Арт.
Схватив Арта, Скэки тащит его в сторону.
— Какого хрена ты тут брякнул?
— «Цербер», — повторяет Арт. Ему кажется, теперь он вычислил все. — Аэропорт Илопонго, Сол? Ангар № 4?
Скэки таращится на него:
— Келлер, ты только что заработал первый шар на право входа в дерьмовый Зал славы.
Пять минут спустя Арт уже сидит на переднем сиденье джипа.
— Клянусь Богом, — бормочет Скэки, крутя руль, — если б зависело от меня, я б прямо сейчас пустил тебе пулю в затылок.
Илопонго — аэропорт оживленный. Военные самолеты, вертолеты и грузовые самолеты всюду, а еще суетится обслуживающий персонал.
Сол подводит джип к ряду огромных ангаров типа сборных бараков, таблички на фасадах указывают номера — от одного до десяти. Ворота ангара № 4 скользят, открываясь, и Сол въезжает.
Ворота за ним смыкаются.
В ангаре все бурлит. Тут не меньше двадцати человек, одни в рабочей одежде, другие в камуфляжных комбинезонах. Все вооружены и разгружают самолет «СЕТКО». Трое поодаль, в сторонке, о чем-то разговаривают. Как показывает опыт Арта, всякий раз, как вы видите, что люди работают, а кто-то стоит рядом и беседует, то беседующие и есть начальники.
Один стоит к нему лицом.
Дэвид Нуньес, партнер Рамона Мэтти в «СЕТКО», эмигрант-кубинец, ветеран «Операции 40».
Нуньес прерывает разговор и подходит к месту, где складывают ящики. Он рявкает приказание, и одна из рабочих пчел вскрывает ящик. Арт смотрит, как Нуньес вынимает из ящика гранатомет, бережно, словно культового идола. Военные обращаются с оружием иначе, чем мы, все остальные, думает он. Оружие будто соединено с ними какой-то внутренней связью, точно от курка через их члены к сердцам протянута проволока. И в глазах Нуньеса такое выражение, будто он дотрагивается до любимой женщины. Свои яйца и сердце он оставил на побережье, в Заливе Свиней, и оружие — это его надежда на месть.