Власть
Шрифт:
Он улыбнулся, живо изобразив на своем лице благожелательность и энтузиазм, чтобы завоевать ее доверие – просто ему захотелось подчинить ее себе, У него было достаточно энергии для того, чтобы она растаяла при виде его, и она растаяла. Она одарила его зубастой улыбкой и наклонилась ниже, проявляя максимум заботы о его самочувствии. Ван Рутен сказал:
– Малярия. Вьетнам. Еду на обследование к своему врачу – вот так.
Квадратное черного дерева лицо негритянки с широкими ноздрями сделалось печальным.
– Я могу чем-нибудь помочь вам? Ван Рутен покачал головой.
– Мне только добраться до больницы, а
Она захихикала, положив руку на свою объемистую грудь, старик тем временем продолжал цепляться за нее, уставившись невидящим взглядом на вход в школу. От неожиданной пульсации в голове ван Рутен выпрямился. Боже, что за боль. В постели ему надо лежать, а не разыгрывать здесь на улице девку с необъятной задницей.
Он поднял на прощание, руку, закрыл дверцу машины и поехал домой. Для Тароко его возвращение будет сюрпризом.
Квартира ван Рутена находилась в красновато-коричневом кирпичном здании на Риверсайд Драйв, в котором в девятнадцатом веке располагался сиротский приют для негритянских и индейских детей. Оно стояло напротив парка Жанны Д'Арк со статуей Жанны на коне и в доспехах: бронзовая скульптура на гранитном пьедестале, содержащем камни от руанской башни, где ее держали в заточении и судили.
Квартира состояла из двенадцати комнат с высокими потолками и террасы с небольшой оранжереей с видом на реку Гудзон. Отец Терри, богатый хирург, занимающийся пластическими операциями в Дариене, штат Коннектикут, вручил им ключи от нее в качестве свадебного подарка. Чтобы добиться быстрого и тихого развода, который не повлияет на репутацию известного врача, ван Рутену оставили эту квартиру.
Он припарковал БМВ в гараже, в двух кварталах от дома, и направился к зданию. Швейцара-индийца по имени Аборп Джойдип на месте не оказалось. Ничего удивительного в этом не было. Джойдип был симпатичным дружелюбным парнем с волнистыми волосами и превосходными зубами. Впрочем, швейцаром он был никудышным. Приходил на работу поздно, уходил рано, часто покидал свой пост, чтобы купить карточки лото или у букмекера, сделать ставку на лошадь, участвующую в скачках. Джойдип не перетруждал себя на работе.
Поднявшись в лифте на девятый этаж, ван Рутен по коридору, покрытому паркетом, прошел к своей квартире. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы найти ключ и бесшумно войти. Похмелье его было жестоким: чтобы избавиться от головной боли, понадобится целый фунт аспирина. Но сперва пусть Тароко узнает, что он вернулся.
Он нашел ее в постели с Джойдипом. Они были слишком заняты, чтобы заметить его приход.
Закрыв глаза и постанывая, Тароко лежала, извиваясь, на черных шелковых простынях в то время как смуглый и стройный индиец лизал ее пупок. Через секунду голова его оказалась между ее бедрами, и он принялся ласкать влагалище. Ван Рутен несколько секунд смотрел на них молча, затем отошел от раскрытой двери и прислонился к стене. Закрыл глаза и прикусил нижнюю губу, пока не почувствовал вкус крови во рту.
Несколько раз мужья заставали ван Рутена в постели с их женами: ему казалось, что это забавно и смешно. На вечеринке по случаю второй годовщины их свадьбы жена поймала его, когда он забавлялся с ее младшей сестрой. Спьяну Рутен ляпнул
С Тароко все оказалось иначе. На этот раз изменили ему, и он почувствовал себя оскорбленным до глубины души. Он любил ее всем сердцем, поэтому боль теперь была почти невыносимой. Душевная боль. И гнев. Мне следовало доверять ей меньше. Я не должен был допускать, чтобы она заняла такое важное место в моей жизни.
Она была первой женщиной, открывшей в нем потребность любить, но не отвечала взаимностью на его любовь, и он знал об этом. Даже предчувствуя, что он потеряет Тароко, ван Рутен хотел ее и боялся своих предчувствий. Будь проклята эта потаскуха.
Вытащив из кобуры «смит-и-вессон», он вернулся к двери и сказал:
– Тук, тук.
Голова Джойдипа резко взлетела над промежностью Тароко. Почти одновременно она села на кровати. Несколько секунд она ошеломленно смотрела на Рутена, но быстро взяла себя в руки. Рукой с расставленными пальцами она откинула длинные черные волосы с лица и тела.
– Ты давно здесь? – спросила она.
Ван Рутен медленно подошел к кровати и посмотрел на швейцара-индийца.
– Джойдип. Ты, я погляжу, времени не теряешь.
Швейцар с расширенными от страха глазами перевел взгляд с ван Рутена на Тароко и вновь посмотрел на Рутена.
– Пожалуйста, пожалуйста. Я не хочу неприятностей. Я пойду.
– Ты останешься, – сказал ван Рутен.
Тароко недовольно взмахнула рукой.
– Очнись, Грегори. Я сразу тебе сказала, что не принадлежу только тебе. Я никому не принадлежу. К тому же мы с тобой знали, что я делаю только то, что велит мне делать мой тайваньский долг. Это касается и наших с тобой отношений. А сейчас, прошу тебя, убери эту штуку, пока она никого не ранила.
Ван Рутен кивнул.
– Насчет Пао ты права. Я знал о том, что вас связывает. И в то же время не хотел знать. Я думаю, объяснить это можно моей глупостью. Как бы там ни было, благодаря тебе я зашел так далеко, что теперь не выберусь, даже если захочу.
Тароко подтянула коленки к груди.
– Тебе и не надо выбираться, Грегори. Ты любишь рисковать. К тому же тебе хорошо платят.
Насчет оплаты она была права. В конце недели он и детектив Олонсо ЛаВон должны будут перевезти чемоданы с деньгами в Панаму, откуда они начнут электронное путешествие через банки шести стран и, в конце концов, окажутся в канадской инвестиционной компании. Ван Рутен и ЛаВон получат каждый по пятьдесят тысяч долларов за тридцать шесть часов работы.
Ван Рутен сказал Тароко:
– Зачем тебе понадобилось трахаться с этим смазливым болваном в моей квартире?
Она улыбнулась.
– Я тоже люблю рисковать. Это то, что роднит нас с тобой. Не относись к жизни так серьезно, Грегори.
– Может быть, расскажешь, почему Линь Пао велел тебе соблазнить меня? Я думал, этот сукин сын доверяет мне.
Тароко некоторое время разглядывала мизинец левой руки, затем коснулась его рукою.
– Ты гвейло, иностранец. Чужак. Ни один китаец никогда не будет доверять тебе. Тебе может казаться, что ты один из нас, что совсем свой, но будешь не прав. Мой друг не доверяет никому. Он решил, что тебя с ним должны связывать более тесные узы. Скажем так, сейчас очень невелика вероятность того, что ты предашь его, не предав самого себя.