Властелин Колец: Две Крепости (Две башни) (др. перевод)

Толкин Джон Рональд Руэл

— Разумеется, нет. Так вот, сударь мой Накручинс, — сказал Бродяжник, — я бы на вашем месте слегка урезонил своих молодых друзей. Погреться, выпить, закусить, поболтать — это все, конечно, прекрасно, но здесь вам не Хоббитания: мало ли кто слушает их болтовню. Не мое дело, разумеется, — прибавил он, улыбнувшись углом рта и не спуская глаз с Фродо, — но в Пригорье, знаете, нынче бывает самый разный народ!

Фродо выдержал пристальный взгляд и промолчал; а взгляд обратился на Пина, который под общий смех рассказывал об Угощении. Еще немного — и расскажет, как Бильбо исчез: про сказочного Торбинса ведь всем интересно, а некоторым — особенно!

Фродо рассердился. Вздор, конечно: здешние хоббиты ничего не поймут,

посмеются и забудут — мало ли чего, мол, творится у них там за Рекой, — но есть и такие, кто выслушает в оба уха (тот же Лавр Наркисс!), кому и про Бильбо кое-что известно.

Он закусил губу, думая, что бы сделать. Пин услаждал слушателей и, видно, совсем забылся. Как бы он не упомянул Кольцо — ему недолго, а уж тогда…

— Быстро — прервать! — шепнул ему на ухо Бродяжник.

Фродо вспрыгнул на стол и начал громкую речь. От Пина отвернулись: хоббиты решили, что господин Накручинс наконец хлебнул пива и стал пословоохотливее.

Фродо почувствовал себя полным болваном и принялся, как это было у него в обычае, когда доходило до речей, копаться в кармане. Он нащупал цепочку. Кольцо — и ему вдруг до ужаса захотелось исчезнуть… правда, захотел он будто не сам, а по чьей-то подсказке. Он удержался от искушения и сжал Кольцо в горсти — словно затем, чтобы оно не ускользнуло и не наделало безобразий. Во всяком случае, оно ему вроде бы ничего не подсказало: попробовало, да не вышло. Для начала он произнес «приятственное слово», как сказали бы в Хоббитании:

— Все мы очень тронуты вашим теплым приемом, и смею надеяться, что мое краткое пребывание здесь обновит былые узы дружбы между Хоббитанией и Пригорьем, — потом замялся и закашлялся.

Теперь на него глядели все в зале.

— Песню! — крикнул кто-то из хоббитов.

— Песню! Песню! — подхватили другие. — Что-нибудь новенькое или из старенького, чего никто не слышал!

Фродо на миг растерялся. Потом припомнил смешную песню, которую очень любил Бильбо (и очень гордился ею — должно быть, потому, что сам ее сочинил). Вот она — целиком, а то нынче из нее помнят только отдельные строки:

Под горой стоит трактир, Но не в этом диво. Дивно то, что как-то встарь Соскочил с луны лунарь, Чтобы выпить пива. Вот зашел в трактир лунарь, Но не в этом дело. Там был пес, и этот пес Хохотал над ним до слез — Видимо, за дело. Вот лунарь спросил пивка, Но не это странно. Там был кот, и этот кот На дуде играл гавот Весело и рьяно. А корова у дверей, Подбочась вальяжно, Под дуду пустилась в пляс И плясала целый час, Но не это важно. И не важно, что ножи, Ложки и тарелки Стали весело скакать, В огоньках свечей сверкать Да играть в горелки. А корова поднялась, Гордо и отважно, Да как встанет на дыбы, Как пойдет бодать дубы! — Это

все не страшно. Вот испил пивка лунарь, Но беда не в этом. Худо то, что он под стул Закатился и уснул И не встал с рассветом. Начал кот опять дудеть, Но не в этом штука. Он дудел что было сил, Тут и мертвый бы вскочил. А лунарь — ни звука. Спит лунарь — и ни гугу, Как в своей постели. Ну, подняли старину, Зашвырнули на луну — В самый раз успели. Дунул кот в свою дуду Гулко и беспечно — Лопнула его дуда, А была ведь хоть куда! Но ничто не вечно. Тут корова вдруг взвилась В небо, будто птица. Долетела до луны, Поглядела с вышины — Ох, не воротиться! На луне она живет, Но не в том потеха. На заре веселый пес Зубы скалить стал всерьез — Озверел от смеха. Убралась луна с небес, Быстро и устало: Дождалась богатыря, Выпивоху-лунаря, — Тут и солнце встало. Огляделось — день как день, Небо — голубое, Но в трактире не встает, А ложится спать народ — Это что ж такое?!

Хлопали громко и долго. У Фродо был неплохой голос, да и песня понравилась. Потребовали еще пива и захотели послушать песню заново. Подняли крик: «Еще разок! Просим!» Фродо пришлось выпить кружку-другую и спеть песню сначала. Ему подпевали: мотив был знакомый, слова подхватывали на лету. Теперь уж ликовал Фродо. Он беззаботно скакал по столу, а когда дошел до слов «Тут корова вдруг взвилась», подпрыгнул и сам, только чересчур высоко-так что угодил в поднос с пивными кружками, поскользнулся и хлопнулся со стола. Слушатели приготовились дружно захохотать во всю глотку — и замерли с разинутыми ртами: певец исчез. Как в подпол провалился и даже дырки не оставил!

Наконец местные хоббиты позакрывали рты, вскочили на ноги и во весь голос призвали Лавра к ответу. Вокруг Пина и Сэма мгновенно образовалась пустота; их оглядывали угрюмо и неприязненно. Из компанейских ребят они превратились в пособников приблудного колдуна, который пожаловал в Пригорье невесть зачем. Один чернявый пригорянин щурился на них так злорадно-понимающе, что им стало и вовсе не по себе. А тот кивнул косоглазому южанину, и они вышли вместе (Сэм вспомнил, что весь вечер они вполголоса переговаривались, поглядывая на хоббитов). Следом за ними поспешил и привратник Горри.