Властелин пустоты
Шрифт:
Городов на всем Просторе, как рассказывают Хранительницы, насчитывается не более двух десятков, из городов в деревни текут тоненькие ручейки необходимых в хозяйстве неживых вещей. Кое-что из самого легкого можно было бы отправлять с почтовыми летягами, если бы те, не пугаясь притороченного к спине неживого, поддавались зашептыванию. Но дело обстоит как раз наоборот.
Отсюда ясно, что житель Простора должен уметь ходить.
Шестеро мускулистых гонцов — парней быстроногих, славных, но, по мнению Умнейшего, немного туповатых — скорым шагом несли плетеные полусидячие носилки. Семь с половиной переходов до Города рассчитывали покрыть за три дня. Не будь на плечах носилок с обезножевшим Леоном, парни добежали бы и за два. Самые лучшие гонцы, способнейшие из способных, о каких слагают песни и саги, неся сообщение исключительной важности, отмахивают за сутки до восьми-девяти переходов, — правда, потом валятся без сил, а некоторых приходится серьезно лечить. Древняя быль рассказывает о великом гонце Хэрее, многомощном бегуне, без отдыха и пищи пробежавшем от океана до кратера Голи Покатой и обратно. Наверное, быль врет, как те старики, что уверяют, будто в пору их молодости и драконы были жирнее, и Тихая Радость слаще. И кому это понадобилось посылать гонца на Голь Покатую — неясно. Там и яйцееды-то не живут…
— Первую ночь провели в гостевом доме маленькой деревушки, вторую — в лесу, на тропе. Над головами шуршали ночные животные, скрипели ветви, и где-то неподалеку, взревывая во сне, ворочался в берлоге лесной дракон. Спать почти не пришлось. Опытный охотник или гонец не собьется с пути и ночью, если на небе нет облаков и вместе с Великим Нимбом светит хотя бы одна луна.
Леона укачивало. Подстилка из трав сбивалась, и тогда от тряски саднила обожженная спина. Но хуже всего, отчего мутило сильнее, чем от мерного покачиванья носилок, была песнь Кирейна, засевшая в памяти крепче травы-колючки:
Верен глаз — и целит он Во Врага, стрелок Леон…Не понравилось одной только Хлое, зато Филиса била в ладоши, и Умнейший совершенно неожиданно одобрил громче всех, а новой Хранительнице Нимб просто послал Умнейшего в подарок — было на кого оглядываться. По случаю получения венка победителя пьянчуга держался на ногах сравнительно прямо.
И стрела, как песнь летя, Поражает не шутя…Временами Леон засыпал, словно проваливался в мутное Ничто, но кошмары преследовали и там.
Не скукожит его страх, Коль оружие в руках…Умнейший, отставая, догонял на привалах. Отмахиваясь от доброхотных советов, ругался и гнал вперед: быстрее! быстрее! Отдых? В Городе будет отдых, там же и накормят. Диета не вредна. Вот вам сладкие грибы, рвите и жуйте, только двигайтесь!.. Старик умел ходить.
На третий день он уже почти не отставал от уставших гонцов. В этот день Леон попробовал идти сам. Получалось медленнее, чем в носилках, но все же получалось. Опухоль на ноге заметно уменьшилась.
Умнейший, казалось, был погружен в свои мысли. Однако, поймав его взгляд, Леон понял, что старик исподтишка к нему приглядывается. Это удивило. Но когда Умнейший ни с того ни с сего не попросил — потребовал от него рассказать о родственниках, Леон несколько шагов проковылял с разинутым ртом.
— Зачем? — от изумления он допустил бестактность.
— Не твое дело. Леон пожал плечами — Умнейшему виднее.
— Мама давно умерла, — сказал он. — Отца совсем не помню, я еще грудной был. Его на охоте фисташковым орехом убило. Вот такой орех упал. — Леон показал руками, какой упал орех. — Брат еще был, старший, но он умер в прошлом году. Вот и все.
— Значит, сирота? — понимающе покивал Умнейший. — Ну, жену твою я видел. Близких родственников больше нет?
— Только дальние.
— Совсем хорошо…
— Что же тут хорошего? — удивился Леон.
— Любопытен больно, — пробурчал старик. — А ну хватит ковылять. Полезай обратно, ты мне с ногами нужен, да и гонцы застоялись. М-мм… — замычал он и сел в придорожную траву, массируя икру со скрученными узлами вен. — Что ты будешь делать, опять свело… Не стоять! — внезапно закричал он на гонцов. — Меня не ждите, догоню. Бегом! Завтра к рассвету будем в Городе.
— О, гляди, — сказал Леон, боком заползая в носилки, — семилапая белка. Видишь? Вон, вон прыгнула.
— Ну и что?
— Как что? Восьмилапых сколько угодно бегает, а встретить семилапую — к удаче.
— Может, еще и к счастью?
— И к счастью. Да.
— Ты так думаешь? — спросил старик и больше не проронил ни слова до самого Города.
Экстренный вызов по моему каналу, столь громкий, что брат начинает ворочаться, и ворочаюсь я. Оглушительно рявкаю в ответ. «Основа Основ» много на себя берет; в бездеятельном дрейфе дисциплина любого корабля катится по наклонной плоскости, и если дать ему распуститься, он начинает мнить экипаж всего лишь своим придатком. Иной раз приходится им помыкать, чтобы поставить на место.
Что там у него?
Ага! Сообщение с поверхности, и как раз тогда, когда Нбонг спит. Брат немножко ревнует меня к общему делу.
Переживет.
Что там?
Слушаю. Корабль докладывает. Нет, на этот раз ничего особенного. Девятый счел необходимым сообщить о потере одного зауряд-очистителя, всего-то. По-видимому, зауряд самоликвидировался, получив случайное повреждение. Такое случается, хотя и нечасто.
Сообщение принято к сведению, корабль отчитан за суетливость. Рутина. Очистка идет штатно — а чего еще ждать от спокойной планеты? Неопытные чистильщики, очистив один-два мира, почему-то воображают, будто чем меньше неприятностей проявляется в начале работы, тем больше скверных сюрпризов планета готовит в конце. И лишь после десятой планеты начинают, избавляясь от суеверий, понимать, что это утверждение ни на чем не основано. Если работа у автоном-очистителей пошла, с текущими проблемами они справятся сами.
Жаль, уже не удастся установить, кто сумел попортить заявочный буй — сирингийцы, хлябники или кто-либо еще из слаборазвитых, случайно уцелевших во время Всеобщей Войны? Может быть, индифилы или глуздяне? Пожалуй, с очисткой такого вот жалкого мира кое-как справятся даже они. Настоящему работнику тут делать нечего — сущий примитив. Позволь инструкция — и после начала собственно очистки можно было бы со спокойной совестью лечь на обратный курс.
Смущает одно: чувство не чувство — а что-то такое есть, что заставляет насторожиться. Будто кто-то кричит снизу, хотя уже установлено, что телепатическая активность исследованных биологических образцов близка к нулю настолько, что фактически нулем и является. Профессиональное заболевание — мнительность.
Можно спать? Можно.
У брата нелады с пищеварением: бурчит в кишках над самым ухом, мешает. Все равно — сплю.
Город Леона не удивил — ему уже приходилось здесь бывать. Та же деревня, только большая, а вместо ручья — река. Огородов мало, и горожане занимаются ремеслами, когда хотят, а когда не хотят — не занимаются. Пищи в окрестных лесах хватит на десять таких Городов. Жители близлежащих деревень делятся с горожанами лесными фруктами, рыбой, копченым драконьим мясом, зато и получают первыми ткани, украшения, ножи, полированные духовые трубки, стреляющие на двадцать шагов дальше обычных, и многое другое. Хорошо устроились.