Властелин воли
Шрифт:
– Доктор, всего один вопрос, и все.
– Ну, хорошо, попробуем… Пойдемте.
Тихорецкий лежал в палате один. Он был весь забинтован, глаза закрыты, одна нога была на растяжке. Следователь тихо подошел к его кровати, нагнулся, вполголоса произнес:
– Александр Юрьевич, это Бобриков, следователь. Вы слышите меня?
Тихорецкий в ответ только беззвучно пошевелил губами.
– Александр Юрьевич, у меня только один вопрос. Ответьте на него только «да» или «нет». Это был случайный наезд. Да или нет?
Тихорецкий опять беззвучно пошевелил губами.
– Не понял,
Даже под бинтами было видно, как напрягся Тихорецкий. Следователь ФСБ нагнулся еще ниже, подставив ухо ко рту больного, и различил только одно слово, которое прошептал Тихорецкий: «Оборнов». Следователь встал прямо, недоуменно повторил услышанное: «Оборнов?!»
– Все, все, хватит, пойдемте. – Заведующий отделением остановил следователя ФСБ и даже легонько взял его за рукав. Последний вышел из кабинета больничной палаты в полном недоумении.
Глава XXXII
Грязный автофургон с надписью «Аварийная» стоял на обочине дороги возле вырытой канавы. По истинно русской традиции канавы в российских городах начинают рыть в начале лета, а заканчивают только в ноябре… И никто никогда не знает, почему вырытая канава должна «украшать» городскую улицу или сквер непременно четыре-пять месяцев, а работы по прокладке труб начинают делать только тогда, когда земля заледенеет, а в воздухе залетают белые мухи.
Вот и эта «аварийка» была обычным атрибутом обычной российской канавы. Никто из прохожих не обращал на нее ни малейшего внимания. Между тем внутри автофургона шла напряженная работа. Сотрудник НИИПППа Макшанцев сидел в кресле за странным прибором, похожим на передатчик КВ-диапазона, слегка регулировал ручку мощности излучения. На нем был странный шлем, закрывавший верхнюю часть его головы. Болислав Илларионович сидел, закрыв глаза, лицо его было напряжено, иногда он беззвучно шевелил губами.
Внутреннее убранство фургона мало напоминало аварийную автомашину: чистый автосалон, отделан голубым пластиком, на полу коврик, мягкое кресло, диван, умывальник, туалет и даже кондиционер. Треть салона занимал огромный шкаф – аккумулятор. Болислав Илларионович находился в салоне один. Он работал уже третий час. Со стороны могло показаться, что он дремал. На самом деле для ученого это была напряженная работа. Импульсы от его головы шли в прибор, затем от него на антенну, которая была спрятана в обычной дымовой трубе на крыше фургона.
Лоб Болислава Илларионовича был покрыт мелкой испариной. Наконец, он снял шлем, провел ладонями по лицу, встал из кресла, прилег на диван отдохнуть.
Минут через десять после этого зазвонил его сотовый телефон.
– Болислав Илларионович, – в трубке был голос начальника отдела ФСБ Бойко, – вам привезли обед.
– Хорошо, заходите. – Ученый встал, помыл руки в умывальнике.
Через две минуты в салон поднялся фээсбэшник.
– Как идут дела? – поинтересовался он.
– Нормально, только эфир здесь очень насыщенный, приходится работать в очень узком диапазоне.
– Нам не пора сменить позицию?
– Нет, пожалуй, я еще поработаю здесь часок. Как там обстановка?
– Все спокойно. Подходил только один пьяный, помочился у колеса.
– Может, вы пообедаете со мной, Валерий Адольфович? – Макшанцев раскладывал на белой салфетке принесенный обед.
– Нет, спасибо, я сейчас перекусил пиццей, не хочу. Приятного аппетита. – Бойко вышел из машины.
Он подошел к своей машине, неприметному серому «Москвичу», сел в него, стал дальше продолжать наблюдение за обстановкой вокруг автофургона с названием «Аварийная».
Директор института Полянский подъехал к объекту ровно в 9.00. Статный капитан ФСБ встретил его на КПП и поприветствовал:
– Здравия желаю, Эдуард Аристархович. Вы уже проголосовали?
– Не, не голосовал, – хмуро ответил Полянский, – не за кого голосовать-то. Никого на объекте?
– Никого, Эдуард Аристархович.
– Посмотрите за собаками. Мы сейчас с Мусей прогуляемся.
– Хорошо.
Вообще-то он сегодня не планировал приезжать на работу. Все получилось спонтанно. Проснулся как обычно рано. Вспомнил, что надо готовить доклад на международную конференцию. А тут еще жена с самого утра: «Эдик, мы едем сегодня в гости к Абраму Иосифовичу».
Абрама Иосифовича он недолюбливал. Напыщенный политолог, он постоянно старался подать себя маститым ученым. После двухсот граммов коньяка он начинал разглагольствовать на свою любимую тему: «Масоны в России». Кроме того, этот еврей постоянно уговаривал его взять на работу в институт его дочь, которая в психологии была абсолютный ноль. Поэтому после напоминания жены о важном визите он сразу объявил, что едет на работу, и надолго.
Жена надулась, но промолчала. Еще с самого начала их совместной жизни он приучил ее не вмешиваться в его научную работу. Это остров его свободы, куда он никого не пускает. Настоящий ученый в науке должен быть абсолютно свободен – от временной конъюнктуры, от политических влияний и тем более от близких родственников. Иначе это не ученый.
Рысь почувствовала его еще до того, как он подошел к двери. Он услышал, как она заскреблась ногтями в дверь и забила хвостом по полу. Когда он открыл дверь и переступил порог, она буквально бросилась на него. Эдуард Аристархович присел на корточки, рысь положила ему на плечи свои лохматые лапы, стала тереться мордой о его голову, замурлыкала.
– Ну, как ты тут, Мусечка? – Солидный ученый был сейчас похож на ребенка. Он обнял рысь двумя руками, уткнул подбородок в ее густую шерсть, – соскучилась, Мусечка. Ну-ну, только не порви мне пиджак… ну, пошли, погуляем.
Прогуливаясь с рысью между сосен и елей, Эдуард Аристархович вновь вернулся к больной теме: состояние науки в России. Ученого, не говоря уже об учителе, опустили до такого уровня, что создается впечатление, что «вожди» задались целью – развалить российскую науку. Он часто созванивается со своими коллегами в Питере. Картина складывается безрадостная. Многие его бывшие сокурсники нищенствуют. Некоторые вообще ушли из науки, некоторые уехали в Штаты. Но самое страшное то, что молодежь не идет в науку! Если так дальше пойдет, то будет как в двадцатые годы: будем нанимать спецов из-за границы и платить им бешеные деньги.