Властелин. Книга 3. Император Европы
Шрифт:
– Шут! – для оставшихся сыновей высказался царь, – вот во что превратил Суворов мою армию всего за год! Того вы не поймете, что армия есть лицо государства. Не будет дисциплины в армии, и в государстве расхлябанность процветать будет. А что лучше всего дисциплинирует армию? Строевой шаг!
Сыновья не посмели возразить отцу и императору.
***
Перед самым отъездом в столицу Александр Васильевич получил письмо от Ростопчина. В нем старый товарищ расписывал, с какими почестями будет встречен герой Италийского и Альпийского похода генералиссимус Суворов. Столица встретит главнокомандующего колокольным звоном. Пешие и конные полки буду выстроены вдоль
Александр Васильевич улыбался, читая письмо. Наконец-то его заслуги оценили. Теперь можно постепенно и аккуратно приучать императора к мысли о превосходстве русской модели армии над прусской. Впервые за два месяца болезни Суворов почувствовал облегчение. Да и гнойники, благодаря примочкам царского доктора, затянулись. Пора собираться в дорогу.
В конце марта русская тройка лошадей, запряженная в крытую санную повозку, выехала из Кобрина в направлении на Гродно. В повозке на мягком соломенном ложе возлежал Суворов под наблюдением доктора. Повозку верхом сопровождали два адъютанта.
Первую остановку сделали в Гродно. И здесь стало понятно, что дорога в столицу будет долгой. Узнав, что в городе сделает остановку сам Суворов, местные дворяне наперебой зазывали великого полководца погостить именно в их доме. Чтобы никого не обидеть, Александр Васильевич изъявил желание остановиться у главы дворянского собрания.
На ужин в доме главы собралось все гродненское светское общество. Суворов рассказывал про последний поход, много шутил, но за час до полуночи попросил извинения и, сославшись на усталость отправился спать.
Наутро дом, где ночевал Суворов окружила огромная толпа народа. Всем хотелось хоть одним глазком взглянуть на чудо-богатыря, который разит любого супостата и не знает поражений.
Генералиссимус вышел на крыльцо в парадной форме русского фельдмаршала. Мундир генералиссимуса еще не придумали. Он только разрабатывался в Санкт-Петербурге по личному распоряжению императора.
Оглядев публику, Суворов улыбнулся и громко выкрикнул:
– Ну что, посмотрели на Суворова? Небось думали: косая сажень росту, да сажень в плечах? Ан нет! Мелок и щупл Суворов оказался. Только ведь не в росте и в плечах дело! Не этим силен человек, а духом своим. Кто духом сильней, за тем и победа! Потому и не могут одолеть нас супостаты. Не Суворов их бьет, а русский дух…
В это время Александр Васильевич заметил, как сквозь толпу к крыльцу прорывается фельдъегерь. Наконец, он вырвался из окружения людских тел и замер в ожидании. Он ждал, когда командующий закончит свою речь.
– Давайте, депешу, – обратился к нему Суворов.
Александр Васильевич надеялся увидеть в письме очередное изъявление благосклонности императора. Его и перед толпой зачитать можно.
Он развернул письмо. Как и все письма императора оно было кратким:
«Князь, Я отправил вам самое дорогое, что у Меня есть, своего сына, дабы к военным наукам вы его приспособили. А кого вы Мне вернули? Вольнодумца! Забывшего почтение к родителям».
Цесаревич Константин нравился Суворову. Да, поначалу он превысил свои полномочия, что стало причиной гибели многих солдат у реки По. Но после воспитательной беседы, он все понял и больше хлопот не доставлял. Напротив, он отлично справлялся с поручениями командующего. Он вместе со всеми стойко переносил тяготы Альпийского похода. Он ни разу не пожаловался. Таким сыном любой отец мог только гордиться. Чем же он прогневил Павла Петровича? Надо ехать спасать цесаревича.
Александр Васильевич приказал Прохору запрягать лошадей. Слуга вышел, но тотчас вернулся.
– Еще фельдъегерь из Петербурга, ваше сиятельство, – растерянно доложил он.
– Зови.
На этот раз Павел
«Во всех, вверенных Вам частях сделано упущение, даже и обыкновенный шаг нимало не сходен с предписанным уставом».
Ладно хоть «Вам» выделил заглавными буквами, в отличие от предыдущего письма. Зато теперь становилось понятно, чем цесаревич разозлил своего отца. Скорее всего, он выразил мнение всей суворовской армии о губительности увлечения императора муштрой на плацу. Что ж, честь и хвала цесаревичу. Но в таком разе заступничество Суворова ему только повредит. Так что же, поворачивать назад? Не было такого в привычке генералиссимуса. Только вперед. Но без спешки и суеты. Надо дать время императору остыть. Когда он в гневе, говорить с ним бесполезно. В гневе он ни то что собеседника, себя не слышит.
Следуя выбранной тактике, Суворов на целую неделю задержался в Вильно. Губернатор предоставил Александру Васильевичу свой дом, где высокий гость мог устраивать приемы и балы. Балы Суворов не устраивал, а вот приемы, больше похожие на посиделки, проходили в доме губернатора каждый вечер.
Разговоры велись на разные темы, но тему реформы армии Александр Васильевич оставить не мог. Он знал, что императору докладывают о каждом произнесенном им слове и вел с Павлом, как бы, заочную беседу. Нет, генералиссимус не критиковал императора, наоборот, он отмечал возросшую дисциплину в войсках, но для побед этого мало. Не страх перед наказанием, а боевой дух толкает солдата на подвиг, не механические действия, предписанные Уставом, а быстрота, смекалка и инициатива дают шанс солдату выжить в самом смертельном бою. Суворов приводил множество примеров, подтверждающих эти, казалось бы, простые истины.
Виленский полицмейстер был полностью согласен с генералиссимусом в этом вопросе. Поэтому без всякого зазрения совести отправлял в столицу военному коменданту графу Палену отчеты о беседах в доме губернатора.
Пален критически обрабатывал эти отчеты. Он выписывал из них все, что могло скомпрометировать Суворова в глазах императора и лично доставлял свои докладные записки в Зимний дворец.
Докладные Палена ничуть не удивляли царя. Он и без них знал взгляды Суворова. Бесили Павла не мысли генералиссимуса, а их публичное высказывание. Неужели он не понимает, что этим роняет авторитет императора? Нет, такого прощать нельзя. Не будет ему никакой торжественной встречи. И лучше, если сам князь догадается, что в столице его не желают видеть. Странно, что он не догадался до сих пор. Ведь он получил уже две претензии от государя: одна – в дурном влиянии на сына, другая – в плохом исполнении Устава. Неужели недостаточно? Если мало, найдем еще. Император долго не мог найти, в чем еще можно упрекнуть князя, пока, наконец, не вспомнил о докладе одного из своих соглядателей при штабе Суворова. В докладе мимоходом говорилось, что фельдмаршал послал генерал-адъютанта туда-то. Вот оно!
Царь сел за стол и быстро написал письмо:
«Господин Генералиссимус Князь Италийский Граф Суворов-Рымникский! Нами получены сведения, что Вы имели при себе генерал-адъютанта, что дозволено Уставом только для царских особ. Чем вы это объясните?».
Суворов получил это послание уже в Пскове. На мгновенье у него возникло желание бросить все и повернуть на Кончанское. Там и подлечиться окончательно можно. Но это было бы отступлением. Да что там отступлением – бегством. Нет, он должен поговорить с государем. Судя по всему, он не видит главной опасности для государства, а опасность сия – есть Бонапарт. С Бонапартом по уставу не повоюешь. Этот дерзкий генерал разорвал и выбросил на свалку всю прежнюю военную науку. Пока государи европейские это не поймут, всегда биты им будут. Надо показать императору свой труд «Науку побеждать». Может быть написанное слово на него больше подействует, чем сказанное. И Александр Васильевич продолжил свой путь в столицу.