Властители льдов
Шрифт:
Первая ночевка на открытом воздухе прошла спокойно, хотя я очень тщательно проверила окружающее пространство на предмет чужаков. Мое сознание блуждало по округе, высматривая и наблюдая за тем, есть ли кто посторонний или агрессивно настроенный вблизи от места, где я решила остановиться на ночь. Так, не отметив для себя ничего опасного, я погрузилась в самый что ни на есть оздоровительный сон.
С первыми лучами солнца мы отправились в путь. Определенные плюсы от того, что учитель подарил мне такое животное, как ослик, были. Например, мне не требовалось его специально кормить. С этим мой спутник превосходно справлялся сам, и, кроме того, что выглядела я верхом на нем весьма комично, по моему мнению, придраться было не к чему. Осел неспешно трусил по наезженному тракту, а я так же неспешно предавалась медитации. Ближе ко второй половине дня мы оказались у въезда в небольшой город, что изначально был неким форпостом перед подъездом к столице.
На въезде никаких проблем не возникло. Я предоставила страже свои документы о том, что являюсь учеником седьмой ступени Ю Хэ, выдержала подозрительный взгляд стража, ничем себя не выдав, и проследовала дальше. Учитель говорил, что когда я окажусь в городе, то первым делом необходимо найти постоялый двор. Не слишком дорогой, но и не из дешевых. Первый мне был бы просто не по карману, второй же грозил различными неприятностями. Я не боялась за свою безопасность, но нарываться все же не стоило. Если есть возможность избежать схватки, лучше потратить гораздо больше усилий, но сделать именно это.
По пути пришлось поспрашивать неспешно слоняющийся по улице люд, где может остановиться путник со скромным карманом. Попутно я отслеживала мысли тех, с кем разговаривала на предмет лжи. Не хотелось оказаться в непростой ситуации, если кто-то из «доброжелателей» захочет воспользоваться моей неосведомленностью. Но, как это ни странно, люди в этом городе оказались доброжелательными, и все сходились на том, что мне стоит остановиться в «Коровьем седле». О чем думали те, кто называл этот постоялый двор, я не знала, но улыбки сдержать не удалось.
Что ж, раз «Коровье седло» – так тому и быть, главное это нехитрый ужин и крыша над головой, а завтра снова в путь. Заведение находилось рядом с небольшой площадью, на которой днем проходила торговля. Сейчас же пространство перед постоялым двором было совершенно пустым, и лишь небольшие кучи мусора, разбросанные то тут, то там, свидетельствовали о том, что совсем недавно здесь происходила оживленная торговля.
Ослик, понукаемый мною, проследовал до входа в заведение и, лишь не доходя десятка метров до него, упрямо замер. Я уже поняла, что это не тупое упрямство. Просто моей зверюге необходимо было время, чтобы оценить обстановку. И если что-то для него было ново или подозрительно, то он мог вот так, ни с того ни с сего, замереть на неопределенный срок. Ждать, пока он сочтет путь для себя безопасным, я не хотела, да и солнце неспешно клонилось к закату, а еще предстояло узнать, есть ли здесь свободные комнаты, а если нет, то придется их искать в другом месте. Одним словом, я положила руку на загривок животного, посылая успокаивающий импульс. Осел дернул ушами, все же такое влияние было для него ново, и неспешно побрел ко входу на постоялый двор со звучным названием. Стоило мне слезть со своего нехитрого средства передвижения, как ко мне подошел совсем еще маленький парнишка. На чумазом личике озорно блестели карие глазки, а сам парнишка, по всей видимости, уже в уме прикидывал, сколько можно с меня получить.
– Чего изволит господин?
Я вытащила из кармана заранее приготовленную монетку и сказала:
– Пристрой мое животное на ночь и покорми.
Пацаненок, не тратя более сил на слова, ухватился за предложенную денежку и вцепился в удила моего осла.
– Постой, я возьму вещи, – спохватилась я, развязывая свою поклажу.
Вот так, в одной руке держа сумку с оружием и кое-какими вещами, а в другой шест, я вошла в приветливо открытые двери.
Внутреннее убранство постоялого двора лично меня удивило тем, что стены были убраны деревом. Раньше я такого не видела, Дао Хэ был целиком выстроен из камня, здесь же наоборот: полы, стены, потолок были деревянными. В просторном зале было людно, и найти свободный стол оказалось не так-то просто, как я думала. Присутствующие сидели на темных подушечках за невысокими столиками. Кто-то увлеченно рассказывал своим спутникам о том, где ему довелось побывать и куда теперь ведет его судьба. Кто-то просто ел, очень быстро орудуя палочками из темного дерева Торо, что в огромных количествах произрастало на севере Аира. Быть может, именно это и послужило причиной того, что палочки для еды делали именно из него. Ведь одно такое дерево вырастает в высоту до трех метров за неполный цикл. Одно время засилье этих деревьев на севере едва не превратило этот край в непригодный для проживания там людей. Но люди никогда не желали уступать свое, потому ежегодно вырубались огромные территории рощ Торо, а мертвое дерево обрабатывали и пускали вот на такие радости жизни, как палочки для еды.
Грустно вздохнув, перевела свой взгляд и тут же замерла. Смешанное чувство восторга и жалости растеклось в груди. В углу постоялого двора сидела девушка. Ее черные волосы были убраны в высокую сложную прическу, а сбоку заколоты деревянным гребнем, по краю которого были закреплены длинные белоснежные гирлянды из маленьких цветков, что игриво покачивались в такт движениям молодой женщины. Ее тонкие белоснежные пальцы легко перебирали струны сямисэн, выводя причудливую мелодию, так и не находя отклика в сердцах присутствующих, она просто таяла в деревянных стенах постоялого двора. Больше всего эта девушка напоминала причудливую куклу. Она была одета в дорогое кимоно бледно-розового цвета, расшитое огромными малиновыми цветами, ее лицо было мучнисто-белым, а губы алыми, словно испачканы кровью. Я знала, кем она являлась, и для этого не требовалось проникать в ее мысли. Ровно до полуночи она будет развлекать игрой тех, кто сегодня решил отужинать в этом месте, но, как только ночь переломится, она уйдет с тем, кто готов будет выложить за это довольно пузатенький кошелек. Сио’ти, «женщины, которые порхают» – так называли их в нашей стране. Рабыни, которых с самого детства растили именно для одной определенной судьбы. Позже, когда эта Сио’ти начнет увядать, ей позволят родить дитя. Если им окажется мальчик, его отдадут в мастерские, на услужение какому-нибудь ремесленнику, если же девочка, то цикл замкнется. Все просто и определенно, исключений нет.
– Молодому господину понравилась наша Сио’ти? – раздался неприятный, немного сиплый голос трактирщика у меня над ухом.
Нет, мне не понравилась их Сио’ти, мне было ее искренне жаль. А понравилась мне музыка, которую извлекали ее умелые пальцы из сямисэн. Но ничего из этого я не сказала, лишь неопределенно пожала плечами и с трудом заговорила:
– Кашу из ячменя, чай и комнату на ночь, – как можно короче постаралась озвучить я то, что мне было необходимо на данный момент. Горло, несмотря на принимаемый настой, продолжало нещадно саднить, потому моя нелюбовь к общению вслух лишь усиливалась.
– Как будет угодно, господин, – уважительно, сложив руки на груди, поклонился невысокий полноватый хозяин заведения. – Присаживайтесь, пожалуйста, вот здесь, – указал он на небольшой столик у стены. Обзор с предложенного места открывался отменный. Я без труда могла наблюдать за всеми присутствующими, но трактирщик, предложив его мне, надеялся, что так я смогу лучше разглядеть молодую Сио’ти. Следовательно, к концу трапезы буду желать не только сна, но и плотских утех. Для того, чтобы понять это, мне не было необходимости заглядывать в его мысли, достаточно было взглянуть в его горящие в предвкушении наживы глазки.
Трапезная была полна мужчин, женщин было всего несколько. Одной из них была Сио’ти, двумя другими были разносчицы, одетые в темно-серые кимоно, они ненавязчиво обслуживали собравшихся здесь мужчин. Положение женщин в Аире было весьма строгим и определенным. Как, впрочем, и положение любого человека вообще. Работающая женщина не вызывала уважения ни у кого. Скорее, к ним относились как представительницам второго сорта людей. То, что женщину было некому обеспечить, говорило скорее о ее недостатках, нежели о достоинствах. Что я знала о том, чтобы судить? Я была женщиной, выросшей за стенами монастыря, одного из самых потаенных мест нашего государства, где ко мне всегда относились как к Тени, а не как к женщине. Наши верования и убеждения различались с остальным миром, как вода и огонь. Мы не верили в Богов. На наш взгляд, единственным Богом, в которого стоило верить каждому, было его собственное «Высшее Бессознательное Я», которое, независимо от желаний сознательного, вело человека по жизни. Ему одному было известно, как стоит поступать, к нему стоило прислушиваться, ему молиться, подбирая слова так, чтобы Оно могло понять их смысл, правильно истолковав их. А то ведь никогда не знаешь, как будут восприняты неоднозначные мысли и каков будет ответ на них. Мы верили, что именно от нас зависит то, как проживем отпущенный срок. А еще, каждый монах и послушник Дао Хэ привык жить с мыслью о том, что любая жизнь – это святыня, гениальное проявление бытия, ее следовало уважать и почитать. Как же так, спросите вы, что в этом монастыре взращивались Тени, способные убивать одним своим желанием? Да, так и впрямь было. Но за каждую каплю пролитой крови мы платили высокую цену, несмотря на то, что любое убийство было оправданным и происходило лишь в том случае, когда иного выхода ни у одного из нас не было.
За моими размышлениями я едва не пропустила момент, когда мне подали ужин. Миниатюрная девушка-разносчица ловко поставила на мой столик заказанные блюда, а я, поблагодарив ее кивком головы, принялась за еду.
Сначала я не поняла, почему у каши такой странный привкус. Слащаво-тошнотворный, чрезмерно затхлый с примесью эмоции, которую невозможно было охарактеризовать никак иначе, чем «страх». Животный неконтролируемый страх исходил от принесенного блюда. Но когда вместо порции каши мои палочки поймали в тарелке кусок плоти животного, мне стало все ясно. Желудок свело неконтролируемым спазмом, и я со всей доступной мне скоростью выбежала прочь из трактира.