Влечение
Шрифт:
А потом я закричал и вцепился в кованые перила. Я должен бросить мечтать, надеяться и думать о миллионах «если». Я не могу уничтожить Дамона и не могу изменить прошлое. Что сделано, то сделано. Даже на пике своей Силы я не смогу повернуть время вспять и исправить то, что Катерина сделала со мной и моей семьей. Я свободен, у меня есть определенный опыт, и я буду бороться.
Держась за перила, я прыгнул на крышу, с глухим стуком приземлившись на гудрон. Нью-Йорк — большой город, и кто-то где-то обязательно выращивает вербену или хотя бы хранит сухие побеги. Я буду бегать по улицам, пока не
Я пробежал по крыше, готовясь перепрыгнуть на соседнюю, а потом спуститься на улицу.
— Что ты делаешь, братишка? — слова прозвучали в ночи, как выстрел, и я застыл на краю.
Медленно повернувшись, я увидел улыбающегося Дамона. Он был готов ко второй части вечерней прогулки — костюм-тройка, трость с золотым набалдашником в руке. Я сразу ее узнал — она принадлежала отцу Келли, человеку, который взял Дамона в плен, пытал его и морил голодом, а потом заставил драться с пумой. Дамон, наверное, украл ее после того, как убил Келли.
Неожиданно образ Келли встал у меня перед глазами. Добрые зеленые глаза, улыбка, веснушки, пятнавшие каждый дюйм ее кожи. Как смело она отдала себя на берегу озера, предложив мне свою кровь и зная при этом, кто я и что я могу с ней сделать…
Ее мертвое, изломанное тело, лежащее в траве за домом Лекси.
— Ублюдок, — прорычал я, с трудом узнавая собственный голос. Гнев, которому я неделями не давал выхода, прорвался наружу. Все мышцы как будто горели. Я бросился на него. — Почему ты не можешь оставить меня в покое?!
Я врезался в него с каменным стуком. От испуга Дамон упал на спину, но тут же сбросил меня и вскочил на ноги. Сжал мою шею, как тисками.
— Если ты так отчаянно мечтал избавиться от меня, не нужно было делать меня вампиром, — прошипел он. В его облике не осталось никаких следов веселья. Я пытался освободиться, но его колено врезалось мне в позвоночник, прижимая к крыше.
— Это ты сделал меня таким. Из-за тебя я понял, что поступок Катерины — дар, а не проклятие.
— Поверь мне, — прохрипел я, — я все изменил бы, если б мог.
— Ай-ай-ай, — покрутил головой Дамон, — папа не учил тебя, что мужчина должен отвечать за свой выбор? — Он прижал мою голову к крыше, царапая щеку о гудрон. — Ты так разочаровал его под конец… не женился на Розалин, связался с вампиршей, убил его.
— Ты всегда его разочаровывал, — выплюнул я, — я должен был убить тебя, когда у меня была такая возможность.
Дамон издал сухой смешок.
— Было бы обидно — тогда бы этого не смог сделать я.
Давление на позвоночник ослабло, когда Дамон поднял меня за рубашку.
— Что ты… — начал я. Прежде чем я успел закончить, Дамон с силой пушечного выстрела швырнул меня вперед. Мое тело прорезало ночной воздух, и на краткое мгновение мне показалось, что я лечу. Потом твердое покрытие дорожки между домами ринулось мне навстречу, и кости громко хрустнули.
Боль разлилась по всему телу, когда я перекатился на спину. С лица капала кровь. Я пролежал несколько часов, смотря на звезды, пока моя Сила не вылечила меня, не срастила кости и не зарастила дырку в щеке быстрее, чем
Но когда я встал, грудь пронзила новая боль. На кирпичной стене дома Сазерлендов краснели — это могла быть только кровь — четыре слова: «Я слежу за тобой».
14
В пятницу Уинфилд повез нас с Дамоном на примерку. Визит к Пинотто развлек бы меня в другой период жизни — как, например, ночь, когда мы с Лекси ходили по магазинам в Новом Орлеане. Паскуале Пинотто был мастером в своем деле и происходил из династии портных, обшивавших королевские семьи Европы. Пенсне, кусок мела и портновский метр вокруг шеи делали его похожим на персонажа сказки. Я попытался сказать ему те несколько слов, которые знал по-итальянски; это ему понравилось, но он поправил мое произношение. Дамон, разумеется, сделал вид, что в Америке он желает разговаривать только по-английски, хотя портной очень радовался встрече с земляком.
— Посмотри только, — Дамон поднес к лицу кусок алого шелка, — из этого можно сделать подкладки для пиджаков. Разве он не подчеркнет цвет моих губ? Или… шеи Лидии? — Он сдвинул ткань вбок, туда, где были бы следы от клыков.
Уинфилд удивился:
— Она недавно начала носить шарфы — ты это имеешь в виду? Чертовски странно, раньше она никогда не любила шарфы.
Дамон бросил на него быстрый взгляд, удивленный и раздраженный, — такой быстрый, что его заметил только я. Интересно, что мистер Сазерленд замечал незначительные изменения, хотя в целом не мог противостоять воздействию Дамона. А безопасность пожилого богатого джентльмена целиком зависела от того, будет ли он игнорировать интриги моего брата.
Я прислонился к стене — напряжение изматывало, мешая даже стоять на ногах. Среди рулонов дорогой ткани, в лабиринте зеркал и швейных машинок я почувствовал приступ клаустрофобии, запертый в этой комнате так же, как в этой жизни.
Мистер Сазерленд разместил свое массивное тело в кресле. Он нервничал и вертел в пальцах одну из своих знаменитых сигар — курить в ателье было нельзя, чтобы запах дыма не пропитал материю.
— Позвольте предложить вам эту ткань. — Синьор Пинотто продемонстрировал нам черный шерстяной креп, такой тонкий и мягкий, что казался шелковым. — Его привозят из одной деревушки в Швейцарии. Там работают…
— Оставьте эту ткань мне, — Уинфилд мял в руке незажженную сигару, — я знаю, что говорю. Пусть молодые люди выбирают что хотят.
Дамон принялся осматривать пиджаки. Снял один с вешалки и приложил к себе.
— В этой визитке и в черном крепе мы будем похожи на истинных созданий ночи, — заметил Дамон. — Стефан, тебе так не кажется?
— Кажется, — согласился я с каменным лицом.
— Примерь. — Дамон протянул мне такой же пиджак меньшего размера.
Я послушно снял свой собственный и натянул предложенный. Сидел он хорошо, только был чуть великоват в плечах и груди. Портной с Уинфилдом как раз втянули Дамона в дискуссию об узорах, подкладке и пуговицах, и мне почудилось, что вот сейчас я мог бы выпрыгнуть в окно и убежать. Выполнит ли брат все свои угрозы? Убьет ли всех Сазерлендов — или сделает что-нибудь похуже?