Влечение
Шрифт:
Бетт сидела и колючими глазами смотрела, как он одевался. Сколько раз она давала себе слово, что не станет унижаться, но все-таки задала сакраментальный вопрос:
— Когда ты расскажешь о нас Сэди? Когда?
Вздохнув, он потрепал ее по щеке.
— Не знаю, милая. Пока еще не время. Мне тоже нелегко.
«Гораздо легче, чем мне», — подумала Бетт. Но не произнесла вслух. И теперь, утром, ее захлестнули волны одиночества. Обычно ей удавалось убедить себя, что встречи с Сэмом с лихвой компенсируют ее страдания во время разлуки.
Она встала. Вспомнила Джесс и пожалела, что не может с ней поделиться. С тех пор как она узнала о Робе Эллисе, они пару раз разговаривали по телефону; инициатива исходила от Джесс. Они уверяли друг друга, что все прекрасно, и обменивались мелкими новостями, соблюдая осторожную вежливость, не позволявшую им упомянуть о Робе или Сэме. Домой Бетт больше не ездила. Повинуясь импульсу, она сняла трубку. Джесс — ранняя пташка, она должна была уже встать, пусть даже и не нужно ехать на работу.
Телефон молчал. Бетт вновь и вновь набирала номер, но без толку. Она сразу приняла решение. На выходные она поедет домой. Если успеть на первый поезд и взять на вокзале такси, она еще до полудня будет дома.
Джесс привезла Роба к себе домой. В то время, когда Бетт пыталась дозвониться, она еще спала в его комнате, уютно устроившись у него на плече.
— Ты действительно хочешь, чтобы я при этом присутствовал? — спросил Роб, когда они вернулись домой.
— Да. Одна я не выдержу.
Они поднялись на второй этаж и задержались возле комнаты Дэнни. Наконец Джесс решилась и повернула ручку.
Шторы были наполовину задернуты, и в комнате царил мягкий полумрак. На стенах висели фотографии поп-звезд и футбольные афиши; на письменном столе и на полках разбросаны разные мелкие вещи. На всем лежал толстый слой пыли, словно в момент его смерти комната погрузилась в сон.
— Не хочу, чтобы она стала гробницей. Многие матери оставляют все, как было при жизни сына. Но я не хочу. Сохраню кое-какие вещи, а комнату приведу в порядок. Это не будет изменой его памяти.
Она отдернула шторы; пыль стала еще заметнее.
— Здесь так запущено, что можно подумать, будто мне нет до него дела.
Роб вытер губы тыльной стороной ладони.
— С чего начнем?
Джесс открыла шкаф и сняла с вешалок кое-какую одежду, сохранившую запах Дэнни.
— Хочешь взять что-нибудь себе?
Роб покачал головой.
— Не думаю, что мне это подойдет.
Вдвоем они приступили к работе. Такое облегчение — переключиться на практические дела! Они методично опорожнили ящики; Джесс разложила вещи Дэнни аккуратными кучками: что оставить, что отдать, продать, выбросить или предложить Бетт.
Она долго откладывала эту работу, но теперь была рада, что начала ее. В вещах Дэнни не оказалось ничего страшного или безобразного. Беря их в руки, разворачивая и складывая, Джесс почувствовала себя ближе к сыну. В то же время эти житейские пустячки как бы затушевали огромность трагедии.
Роб вытирал от пыли книги — их было не слишком много — и складывал в коробку. Разъединил стереомагнитофон и усилители и аккуратно свернул провода. Он работал ловко, не задавая вопросов. Его присутствие успокаивало. Они с головой ушли в работу. Сняли со стен фотографии и афиши, обнажая прямоугольники обоев. Опорожнили ящики. И время от времени тихо переговаривались.
На шкафу оказалась кипа фотографий. Их обнаружил Роб, но заколебался — снимать ли. Вдруг там порнуха?
— Что это? — заинтересовалась Джесс. — Давай посмотрим.
Роб положил стопку на кровать и облегченно вздохнул: это оказались школьные снимки. Сотни мальчишеских физиономий над белыми рубашками и полосатыми галстуками.
— Смотри, — сказала Джесс, показывая пальцем.
Дэнни стоял в первом ряду — опрятный мальчик с растрепанными черными кудряшками — и без выражения смотрел в объектив.
— Маленький паршивец, — улыбнулся Роб.
— Я помню этот день. Утром я заставила его снять рубашку, чтобы снова погладить. А где здесь ты?
— Дай сообразить. Где-нибудь здесь. Это Бретт и, как его, Гибсон. Aгa, вот.
У него была ужасная стрижка. Цвет волос и настороженное выражение лица выделяли его из остальных.
— Дэнни было одиннадцать, значит, тебе четырнадцать. Где ты тогда жил?
— У Пурсов.
Джесс обвела пальцами два мальчишеских лица, как будто могла воскресить одного и уменьшить боль другого.
На других фотографиях был класс Дэнни или его команда. Он всегда располагался в центре, кривя губы или щуря глаза, уверенный в своей неотразимости.
— Кенни Далглиш из пятого класса, — пошутил Роб.
Джесс захихикала как девчонка. Роб тоже засмеялся — от любви к Дэнни и потому, что ему было приятно слышать, как смеется Джесс. И еще от радости, что он больше не беспомощный мальчишка.
— Зачем он спрятал эти снимки? — подивилась Джесс.
— Ностальгия. Или стыд за свое невинное прошлое.
Остальные фотографии тоже вызвали у них смех. И они не услышали, как перед домом остановилось такси, а затем Бетт повернула ключ в замке. Уже на лестнице до нее донеслись их приглушенные голоса и смех. Стараясь ступать как можно тише, она осилила оставшиеся ступеньки.
На полу громоздились вещи Дэнни. Мать с Робом стояли на коленях, почти касаясь головами. У Бетт возникло острое ощущение, что дом, как матрешка, полон тайн — одна тайна в другой. Если бы докопаться до истины, возможно, они с Джесс могли бы понять друг друга.
Джесс подняла голову и увидела дочь. И откинулась на пятки с фотографией в руке. К лицу прилила кровь.
— Я и не слышала, как ты приехала.
— Ты была слишком занята. Кстати, я звонила.
— Меня не было дома. Я заночевала у Роба.