Влечения
Шрифт:
— Все-таки это ужасно! Я имею в виду то, что случилось на вечере у сэра Эдварда. Друзья, наверное, очень переживают из-за гибели Мариссы Монтклер?
Сильно накрашенные глаза хозяйки дома не выдали ее потаенных мыслей, если таковые и были. Она безразлично пожала плечами и сказала:
— Даже не знаю… Мы с Мариссой почти не общались.
Ребекка изобразила на лице удивление.
— Вот как? А я думала, что она ваша подруга. Ведь все, кто близок к сэру Эдварду, должен был хорошо знать и Мариссу.
— Мы встречались с
Ребекка больше ни о чем не спрашивала Терезу, а спустя десять минут уже вышла из дома, в котором жили супруги Бендотто. Она искренне жалела о бездарно потраченном времени. Судя по всему, Тереза Бендотто чисто случайно оказалась рядом со Слаем Капрой на том снимке.
До обеда было еще немного времени, и Ребекка решила заглянуть к себе на квартиру. Она поймала такси и назвала шоферу адрес.
За время отсутствия Ребекки в ее квартире ничего не изменилось. Оглядевшись, она на минутку испытала сильное желание вернуться сюда и вновь зажить той жизнью, какую они вели здесь с Карен до того, как все это началось… Гостиная выглядела сиротливо, в ней было прохладно и неуютно, словно сюда не заходил никто на протяжении многих лет. Обе спальни также выглядели пустынными и покинутыми. А маленькая кухонька с круглыми барными табуретками была погружена в тишину и полумрак.
Ребекка прогулялась по квартире и в самую последнюю очередь заглянула в свою проявочную. Она до сих пор не получила страховку за учиненный там погром и поэтому пока не имела возможности вновь привести ее в рабочее состояние, накупив нового фотооборудования. В проявочной по-прежнему витал неприятный запах химикатов, который, казалось, прочно въелся в стены и пол. Ребекке было физически больно смотреть на это. Ведь в этой комнате она провела так много самых счастливых часов своей жизни!
С печальным вздохом она вернулась в гостиную. Желтая лампочка на автоответчике горела, и Ребекка с затаенной тревогой включила магнитофон.
Первое сообщение было от главного редактора одного известного журнала. Ребекку приглашали на деловой ленч. Несколько сообщений предназначались для Карен. Все они были от молодых людей — Тедди, Макса, Дэви и Джонни, — которые оставили свои номера телефонов и убедительно просили Карен перезвонить им. Затем в аппарате раздался щелчок, и на пленке зазвучал приятный и мягкий голос Джерри Рибиса, от которого Ребекке, однако, стало не по себе:
— Привет, Ребекка. Это Джерри. Надеюсь, вам понравилось в Европе. Как насчет того, чтобы отобедать как-нибудь вместе? Я перезвоню позже. Хочется встретиться поскорее. Пока.
Они выбежали из дома, встревоженно перекликаясь в темноте и не обращая внимания на ливень. Питерс первым добежал до конюшни. Вслед за ним туда поспел садовник Джонс. А в хвосте плелись горничная Рода и кухарка Хезер.
— Дверца дальнего стойла распахнута! — крикнул им Питерс, обернувшись. — Давайте сюда свет, быстро!
Джонс сунул ему в руки ручной фонарь:
— Вот, держите. Вы что-нибудь видите?
Питерс подбежал к дальнему стойлу и направил луч яркого света внутрь.
— Может, позвонить в полицию? — возбужденно крикнула с улицы Рода. Она вся вымокла, и мокрые пряди волос прилипли к лицу.
— Нет, успокойся. Полиция тут совершенно ни при чем, — заметила ей Хезер. — Только если ее светлость попросят.
Питерс закрыл собой проход в стойло. В нос ему ударил запах сена.
— Что там, мистер Питерс? — окликнул его Джонс. — Что случилось-то?
По лицу Питерса было видно, что стряслось что-то очень серьезное.
— Возвращайтесь в дом, — каким-то не своим, глухим голосом велел он. — Вы здесь не нужны. Ступайте, я сказал.
Хезер и Рода недоуменно переглянулись. Они были заинтригованы, а точнее просто сгорали от любопытства. Женщины посмотрели на Джонса, но тот только пожал плечами и поднял воротник своей куртки.
— Идите. Возвращайтесь в дом, — повторил свое приказание Питерс.
Рода, Хезер и Джонс поплелись обратно. Теперь они ступали уже гораздо осторожнее, боясь поскользнуться на обледенелых камнях двора.
Выглянув наружу и убедившись в том, что они ушли, Питерс вернулся по проходу к дальнему стойлу. Лошади в других стойлах волновались, обеспокоенно фыркали, негромко всхрапывали. У Питерса участилось сердцебиение, когда он вновь очутился у входа в дальнее стойло. Его захлестнула жалость при виде открывшейся ему картины.
…Анжела Венлейк сидела на корточках, прислонившись спиной к стенке стойла, перед Клевер. Это была та самая чалая кобыла, которую она подарила на Рождество Саймону и которая сбросила и подмяла под себя своего нового хозяина.
— Ну, успокойся, девочка, успокойся… — бормотала Анжела, ласково гладя лежавшую лошадь, по шее. — Не больно, не больно…
Она все повторяла эти слова и продолжала гладить кобылу. В темноте тускло поблескивали бриллианты на ее пальцах. Питерс направил луч света на голову лошади, и ему стало не по себе. Во лбу, между печально застывших глаз Клевер, темнело входное пулевое отверстие. Кобыла была мертва.
— Боже, как я рад тебя видеть! — воскликнул Стирлинг, заключая Ребекку в объятия. Весь его гнев тут же улетучился, едва они встретились лицом к лицу у входа в «Сандолино». Он прижался своей щекой к ее щеке и крепко притиснул к себе. — До чего же славно, что ты вернулась, черт возьми, Бекки! Как я по тебе соскучился, ты не представляешь!