Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812

Мэхэн Альфред Тайер

В течение ночи 120-пушечный корабль «Санскюлотез», самое сильное судно во французском флоте, увалился под ветер и к утру скрылся из виду от остальных. «Ка-Ира» был взят на буксир 74-пушечным кораблем «Цензур», и на рассвете эти два судна были в некотором удалении на северо-восток от своего флота. Оба флота были к тому времени сильно рассеяны вследствие переменчивости ветра, установившегося, однако, затем от норд-веста, к выгоде британцев. Тогда те из их кораблей, которые были ближе других к отдалившимся французским, принудили последних к бою. Во время этой частной схватки другие корабли обоих флотов старались подойти к сражавшимся, причем французы для прикрытия «Ка-Ира» и «Цензура», намеревались пройти между ними и британцами, но по какому-то недоразумению это не было выполнено. Проходя медленно мимо друг друга контр-галсами, враждебные авангарды обменивались жарким артиллерийским огнем, от которого британские корабли, вследствие недостаточной взаимной поддержки, пострадали более, чем французские, особенно плохо пришлось двум из них. Но так как французы все-таки позволили британцам отрезать «Ка-Ира» и «Цензур», то последние были принуждены к сдаче после доблестного сопротивления, в котором потеряли четыреста человек и некоторые мачты. Так как оба флота продолжали идти затем противоположными курсами, то скоро разошлись и скрылись из виду друг друга.

Вследствие переменчивости ветра, а также плохих мореходных качеств британских трехдечных кораблей это сражение малопоучительно в тактическом отношении, тем более что оба адмирала, как весьма посредственные флотоводцы, не имели данных для преодоления встретившихся им затруднений. Большое число аварий во флоте Мартэна и отделение от него в такой момент сильнейшего корабля «Санскюлотез» свидетельствуют о плохих свойствах французских командиров и оправдывают высказывавшееся мнение, что Годам обязан своим успехом скорее инициативе превосходных офицеров, бывших под его командой, чем собственным способностям. Нельсон

писал: «Я явился на корабль адмирала Годама, как только наш авангард ослабил огонь и «Ка-Ира» и «Цензур» спустили флаги, чтобы посоветовать ему оставить наши два поврежденных корабля, оба приза и четыре фрегата и преследовать неприятеля. Но он, смотря на дело значительно хладнокровнее, чем я, сказал: «Мы должны быть удовлетворены, мы сделали очень хорошее дело». Адмирал Гудал поддерживал меня, я убедил его написать Годаму, но это не привело ни к чему. Этому дню суждено было быть таким, какой никогда еще не был занесен в летописи Англии». «Адмирал Годам, – говорит Шевалье, – выказал большую осмотрительность. Он, вероятно, не понял импровизированных флотов республики. Для того чтобы сражаться, необходимы корабли в исправном состоянии, способные матросы, искусные артиллерийские комендоры и офицеры, привычные к порядку, военным диспозициям и эскадренным маневрам. Ничего этого мы не имели». «Неприятель, – писал Нельсон о том же самом флоте несколько месяцев спустя, – не имеет ни матросов ни офицеров». Непосредственным следствием описанного поражения французов было то, что они отказались от предположенной экспедиции против Корсики.

После сражения шторм заставил британцев укрыться в Специю и был причиною крушения 74-пушечного корабля их «Илластриес», который вследствие полученных им в бою повреждений не мог более удержаться далеко от берега. Этот случай, вместе с захватом французами «Бервика», уравновесил потери противников. Французская эскадра стала на якорь в Гиерской бухте, где к ней присоединился «Санскюлотез», и 24 марта возвратилась в Тулон. Прибытие туда из Бреста адмирала Ренодена 4 апреля подняло численность ее до девятнадцати или двадцати линейных кораблей, против которых противник мог выставить теперь только тринадцать своих и два неаполитанских. Но хотя британцы испытывали весьма большой недостаток материалов для вооружения и починок [21] своих судов в должной степени, превосходство организации, дисциплины и надлежащей профессиональной подготовки офицеров давали им достаточное основание не испытывать особенной тревоги. В мае в Тулоне возгорелся мятеж якобинцев. Правительство приказало Мартэну воспользоваться присоединением к нему Ренодена, давшим ему перевес в силе над неприятелем, и опять выйти в море для встречи с последним, пока еще не поздно. Чернь подняла крик, утверждая, что как только флот выйдет из порта, так противники революции вернутся в город и перережут патриотов. Матросы, за исключением принадлежавших к брестской эскадре, оставили свои суда под предлогом освобождения своей страны от опасности и приняли участие во всех уличных демонстрациях. Ими была отправлена сухопутная экспедиция против Марселя. Но центральное правительство сделалось сильнее, или скорее анархия сделалась более слабой, и после жалкой схватки с войсками тулонцы отступили в свой город и усмирились. Большое число матросов, однако, дезертировало со службы, и необходимость замещения их задержала отправление флота, который окончательно вышел в море 7 июня в составе семнадцати линейных кораблей. Благоприятное время было, однако, уже упущено, так как британцы получили, наконец, значительное подкрепление.

21

«По эту сторону Гибралтара мы не можем достать другой мачты» (Nels. Disp., May 4, 1796).

После некоторых починок в Специи, Годам отвел свой флот в Сен-Фиоренцо, прибыв туда 30 марта. 17 апреля он отплыл опять на Менорку, где надеялся найти подкрепления и столь необходимый для флота караван. Но вследствие упорных западных ветров он скорее отдалился от места назначения, чем приблизился к нему. Лавируя до 27-го, он неожиданно и в высшей степени удачно встретился с отрядом продовольственных судов, шедших из Гибралтара. С ними адмирал сейчас же взял курс на Ливорно, куда и пришел на следующий день. Если бы французы в своих собственных портах окончили все необходимые исправления на кораблях так же скоро, как сделали это британцы в чужеземном порту, и вышли в море, как только Реноден соединился с Мартэном, то они перехватили бы караван, имевший весьма серьезное для противника значение, если бы даже и не принудили последнего к бою. Корреспонденция Нельсона, тогда все еще только командира корабля, свидетельствует постоянно, его своеобразным живым слогом, о критическом состоянии кампании в тот момент.

8 мая Годам отплыл опять на Менорку и продолжал крейсировать близ острова до 14 июня, когда к нему присоединился контр-адмирал Роберт Манн, шедший из Англии во главе эскадры из девяти [22] линейных кораблей. Это сразу дало британцам численный и качественный перевес над противником. В ожидании каравана Годам оставался на этой станции до его прибытия 22-го числа, когда вместе с ним и всем флотом отплыл в Сен-Фиоренцо, став в этой бухте на якорь 29 июня. 4 июля адмирал послал Нельсона на его корабле в сопровождении нескольких мелких судов к Генуэзскому берегу для содействия сухопутным операциям австрийцев против французов. Этот отряд встретился с флотом Мартэна и был вынужден возвратиться в Сен-Фиоренцо, преследуемый противником, по словам Нельсона, по пятам, пока не показался стоявший на якоре британский флот. Последний снялся с якоря как только мог скоро, но догнал французов лишь у Гиерских островов, где и произошла незначительная схватка, окончившаяся пленением французского 74-пушечного корабля «Алькайд», который сейчас после сдачи загорелся и взлетел на воздух. Это маленькое дело было последним, в котором адмирал Годам непосредственно участвовал. Худ был окончательно отрешен от должности начальника Средиземноморского флота, прежде чем успел отплыть из Англии для возвращения на свой пост, а Годам, утомленный бременем, нести которое чувствовал себя не в силах и показал неспособным, просил и о своей смене и спустил флаг 1 ноября 1795 года. До времени упомянутой сейчас морской схватки близ Гиерских островов оперировавшие в Италии армии обеих сторон сделали не много. Французы, значительно уступавшие в силах союзникам и терпевшие большие лишения, вынуждены были расположиться в длинной оборонительной линии, передовым пунктом которой на морском берегу был Вадо. Австрийцы навязали сардинцам свой план кампании, который состоял в том, чтобы ударить на правое крыло французов у Вадо и затем оттеснить их вдоль Корниша, [23] при одновременной атаке сардинцами левого крыла через горные Апеннинские проходы. Британский флот должен был содействовать этой операции с моря, – расчет на это сильно содействовал выбору австрийцами изложенного плана. С занятием Вадо и Ривьеры к востоку от них прибрежная торговля между итальянскими портами и южной Францией была бы остановлена. Это имело бы весьма серьезные последствия для республики, так как в южных департаментах был запасен хлеб только на три месяца, в расчете на то, что остальная часть будет доставлена из Берберии и Италии через Тоскану. В случае же занятия бухты Вадо британским флотом, продовольствие для населения Прованса, Тулонского флота и Итальянской армии французов должно было бы подвозиться с севера Франции по очень дурным дорогам. Кроме того, надо заметить еще, что бухта Вадо была лучшим якорным местом между Ниццей и Генуей. Австрийский генерал Девинс начал движение 13 июня, пройдя через генуэзскую территорию, вопреки протесту нейтрального правительства. Французы сопротивлялись упорно, но неравенство сил было слишком велико, и к концу июня они отступили на линию от Боргетто (на берегу моря) к Ормее, покинув Вадо и промежуточные береговые города. Девинс обратился теперь к Годаму за поддержкой с моря, и, как мы выше видели, британский адмирал отрядил для этой цели Нельсона. Но встреча последнего с французским флотом отсрочила прибытие его к Ривьере на несколько дней, что и послужило Девинсу предлогом приостановить движение. Свободное время он употребил на укрепление своей позиции и на улучшение дорог у себя в тылу.

22

Нельсон говорит только о шести кораблях.

23

По-итальянски Cornice – шоссейная дорога по Ривьере от Ниццы в Геную.

17 июля Нельсон прибыл в Геную, взял на фрегат британского посланника в этой республике и вышел затем в Вадо, где и стал на якорь 21-го числа. Здесь он немедленно вступил в переговоры с Девинсом, который высказал, что, по его мнению, австрийцы не могут идти дальше, пока французы не будут вынуждены отступать за недостатком продовольствия, подвоз к ним которого может быть отрезан только надлежащими действиями флота. Нельсон объяснил посланнику, что так как продовольственные припасы перевозятся на нейтральных судах, то нельзя помешать доставке их французам. Он имеет строгие инструкции от Адмиралтейства не прибегать ни к каким нелегальным мерам по отношению к упомянутым судам, и в случае ареста какого-нибудь из них сообщать о нем подробные сведения в Англию и ожидать оттуда распоряжений о том, что делать дальше. Так как грузы, захват которых интересует австрийцев, подвержены порче, то задержка их на корабле была бы мерой незаконной. Подобная непоследовательность центрального правительства, весьма рельефно характеризующая его действия в военном отношении, приводила в крайнее негодование Нельсона, который по своему темпераменту был всегда склонен «рубить узлы», мешавшие достижению намеченной

цели. Но так как он был ответственен (под угрозой денежного штрафа) и не был человеком богатым, то не мог пренебречь данными ему инструкциями на свой страх и риск. Британские посланники в Генуе и Сардинии уговаривали его исполнить желания Девинса, и тогда Нельсон отдал приказание своим фрегатам захватывать всякое судно, к какой бы нации оно ни принадлежало, если только оно шло во Францию или в порты, расположенные по берегу, вдоль которого развернулась линия французских войск. В то же самое время австрийский военачальник выслал в море мелкие крейсера и – как положительно утверждает Жомини – облагал денежной пеней все прибрежные суда, какие они захватывали, заставляя их платить за пропуск и конфискуя их грузы. Однако и усиленная бдительность не могла совсем остановить торговлю, какая велась при посредстве самых мелких судов, пользовавшихся короткой ночью для своих рейсов вдоль самого берега. Распоряжения Нельсона – хотя они и повели к некоторым серьезным результатам в виде захвата больших судов, шедших из Тосканы и Алжира, – не могли помешать доставке неприятелю провианта на генуэзских каботажных судах. Трудность дела усиливалась еще тем фактом, что многие порты в тылу французских позиций принадлежали Генуе, и через них было организовано снабжение жителей ее жизненными припасами. Оставаться глухим к крикам генуэзцев о тягости лишений и помешать выгрузке на их берега упомянутых припасов, хотя бы они на самом деле предназначались для французов, было невозможно.

Эти соображения должны были бы заставить Девинса смотреть на действия флота, кооперативные с его армией, как на усилия летучего отряда, способного затруднить для неприятеля пользование путями сообщения, но не уничтожить их. Они также должны были побудить его действовать, полагаясь лишь на свои силы, самостоятельно, энергично и не теряя времени, пока французская армия была численно слабее его и пока позиции ее еще не были укреплены слишком сильно. Вместо этого он пользовался сардинцами и британцами не как союзниками, а как сторонами, на которые можно было свалить свою вину за бездействие, как будто было необходимо, чтобы они предприняли что-нибудь для обеспечения ему возможности перейти в наступление. Так прошла зима, в течение которой французы деятельно укрепляли свои позиции и, когда был заключен мир с Испанией, перебросили свою Пиренейскую армию на помощь действовавшей в Италии. Нельсон был поглощен проектами посадки на суда корпуса австрийцев, который, по его мнению, должен был захватить и занять береговую позицию в тылу французов. Девинс только смеялся над этим планом, о котором Жомини говорит лишь со сдержанным одобрением и который при достаточно серьезных силах потребовало бы разделения австрийской армии. Нельсон, правда, гарантировал австрийцам отступление на свои суда в случае необходимости, но Девинс, естественно, предпочел менее рискованный образ действий. Британский командир, относившийся сначала с большим уважением к способностям австрийского военачальника, писал 17 сентября, что с некоторых пор ему кажется, будто «генерал решился не идти дальше своей теперешней позиции и думает свалить неудачу своего предприятия против Ниццы на неоказание ему содействия со стороны британского флота и сардинской армии». Какова бы ни была цель Девинса, но он действительно не двигался с места и спокойно ожидал атаки со стороны французов. В начале ноября болезнь заставила его сложить с себя командование армией. 23-го числа того же месяца неприятель, под командованием генерала Шере, энергично напал на центр союзной позиции, где сардинцы соприкасались с австрийцами. Этот пункт был всегда слаб и после короткой схватки сдался. Первоначальное намерение Шере состояло в том, чтобы после прорыва через центр ударить по сардинцам, как сделал год спустя Бонапарт. Однако выпадение чрезвычайно глубокого снега заставило его решиться на обходное движение вправо, попытаться оттеснить австрийцев к берегу и, если возможно, преградить им путь отступления к востоку. Эта попытка не вполне удалась, но все-таки чрезвычайная опасность, угрожавшая союзникам, заставила их покинуть всю линию укреплений и поспешно отступить с потерей семи тысяч человек убитыми, ранеными и пленными, а также и своих складов в Лоано, Вадо и Савоне. Это дело, бывшее блестящей и решительной победой, известно под именем битвы при Лоано. Около 1 декабря австрийцы перешли назад через Апеннины и опять заняли те позиции, с которых выступили в предшествовавшем июне.

Рассмотрение плана сухопутной кампании и его исполнения едва ли входит в задачу нашего труда. Движение коалиционных армий, войска и операционные линии которых разделены горными цепями, даже такой высоты, как Апеннины, происходит в условиях не обещающих взаимную поддержку и вероятный успех. К этому неблагоприятному обстоятельству следует прибавить еще невыгоду длинного и узкого пути, по которому должны были следовать все австрийские обозы и который после дальнейшего движения войск сделался бы еще более трудным и длинным. С другой стороны, австрийцы очень рассчитывали на помощь со стороны британского флота, в интересах которого и была предпринята оккупация береговой линии. [24] Ради последней они удерживали за собой бухту Вадо – лучшее якорное место между Ниццей и Генуей, и их присутствие здесь сдерживало Генуэзскую республику, действия которой в значительной мере определялись сравнительными силами воюющих сторон. Спрашивается теперь, сделал ли британский флот при таких обстоятельствах все, что мог сделать для обеспечения успеха общего дела?

24

Австрийские генералы правильно говорят, что их войска заняли берег вследствие настоятельного желания англичан, чтобы британский флот действовал совместно с ними; а между тем ни этого флота, ни адмирала они никогда не видели.

Ответ едва ли может быть утвердительным. Нельсон, правда, действовал с энергией, которая никогда не покидала его. Его корреспонденция свидетельствуют о том, что он не считал, что данные в его распоряжение силы соответствовали возложенной на них задаче. Но не мог ли он в таком случае увеличить их? Британский флот имел незначительный численный перевес над французским флотом в Тулоне и значительно превосходил его по качеству своих офицеров и матросов. Он, несомненно, был отягощен многочисленными задачами, такими сложными интересами, уменье разграничить которые служит веским свидетельством способностей военачальника. Наблюдение за Тулонским флотом французов, содействие операциям австрийцев, защита торговли, защита Корсики, политические соображения, требования влияния на мелкие итальянские государства – все эти заботы были возложены на британского адмирала. Из них самой серьезной была первая. Но все другие интересы Британии и ее союзников были бы лучше удовлетворены надлежащим содействием операциям австрийцев – победой на поле действий, – чем рассеянием сил для прочих целей. Решительный успех коалиции определил бы политику каждого из западных средиземноморских государств и закрыл бы все порты их для французских крейсеров.

Коротко говоря, здесь дело явно требовало наступательного образа действий, а не сохранения оборонительного положения в течение всей кампании. Нельсон высказывает мнение, что флот мог бы прервать сообщения французов только в том случае, если бы он заходил в порты и уничтожал там мелкие суда прибрежного плавания. Последние скрывались от преследования во время перехода вдоль берега от одного якорного места до другого. Только захватом в их гнездах можно было отрезать им крылья. «Несколько дней назад, – пишет он, – я тщательно обследовал берег между Монако и Боргетто. Хотя мне удалось захватить только одно судно, нагруженное пшеницей, но зато я загнал все другие в бухту Аляссио, где они укрылись под защитой таких сильных батарей, что на попытку уничтожить их можно было бы отважиться, лишь имея в своем распоряжении не менее трех линейных кораблей. Число всех судов в этих местах доходит до сотни, причем большая часть нагружена хлебом и другими припасами для Франции». В этих строках указывается стратегическое направление, какое следовало бы дать британскому флоту после организации наблюдения за Тулоном. Нельсон писал пять лет спустя лорду Кейту: «Вы поймете меня, когда я скажу что британский флот мог бы предотвратить вторжение в Италию. Если бы наш друг Годам держал свой флот у того берега, то – я утверждаю это, и вы согласитесь со мною – никакая армия из Франции не могла бы снабжаться тогда ни боевыми припасами ни продовольствием. Даже подкрепления не могли бы подходить к ней тогда». Раз флот был не на высоте своей задачи, то осуждалась на неудачный исход и вся союзная кампания, план которой не отвечал здравым военным требованиям. Но адмирал Годам, как сказал Нельсон, «не понимал предприятия, совершенно удовлетворенный, что месяц за месяцем проходил без потерь с нашей стороны». В распоряжении Нельсона не было ни одного линейного корабля, кроме «Агамемнона», которым командовал он сам, и ко времени решительной битвы при Лоано от него была отозвана за исключением двух судов, вся его малая эскадра. В результате французские канонерки безнаказанно беспокоили левый фланг австрийцев. Сам он в этот критический момент должен был оставаться по требованию имперского посланника с «Агамемноном» в Генуе, для того, чтобы помешать экипажу стоявшего тогда в порте французского фрегата захватить, при ожидавшейся поддержке со стороны французских партизан, Вольтри. Вольтри был важным пунктом на линии отступления австрийцев, где горсть решительных людей могла бы задержать их до прибытия преследовавшей армии. Ему одному было приписано поэтому спасение нескольких тысяч имперских солдат, среди которых находился и сам главнокомандующий. До вышеупомянутой битвы Генуэзская республика почти открыто допускала на своей территории французские интриги и вооруженные предприятия такого характера, как, например, проектировавшийся захват Вольтри. Она не осмеливалась бы поступать так, если бы у берегов ее находился сильный британский флот, действовавший под командой такого начальника, как Нельсон, потому что тогда все шансы на окончательный успех были бы на стороне союзников. Короче говоря, эта кампания британского флота прибавляет еще один урок к многочисленным урокам истории о значении присутствия достаточной силы в решительном пункте и возможности действовать наступательно. Можно прибавить еще, что Годам мог бы отделить большее число кораблей в отряде Нельсона, если бы не упустил два раза случая разбить Тулонский флот.