Влиятельные джентльмены
Шрифт:
Оба крепких инородца одновременно повернулись на голос, лихорадочно решая, стоит ли сразу бежать или сначала на всякий случай нокаутировать вопрошавшего.
Вопрошавший тем временем достал из кармана небольшую фотокарточку и продемонстрировал её обоим. На фотокарточке было лицо Паши Дюхина. Вернее, то, что от его лица осталось, после того как пуля, попавшая ему, видимо, в затылок, вышла с противоположной стороны.
Заметив недоумение на обычно мало что выражавших восточных лицах, человек пояснил:
– На чём бы вы там ни производили свои заработки, друзья, мой
Убедившись, что собеседники слушают, и теперь внимательно, он закончил:
– Кроме того, мой работодатель полагает, что и ему, и вам, друзья, ни к чему проблемы с единственным живым свидетелем. Его местонахождение нам известно, и дело лишь за вашей помощью.
Два дня пролетели для Славы однообразно, но словно бы даже в некотором отдыхе. Ровно в половине восьмого каждый вечер раздавался звонок телефона, и Алекс коротко информировал его о том, что расследование продолжается успешно, однако запрета покидать квартиру он со Славы снять не может.
На третий день все телеканалы слились в голове у Славы калейдоскопом малоодетых холёных барышень, и непрерывное созерцание панели обрыдло. Содержимое всех полок во всех шкафах к этому времени Славе было известно лучше, чем хозяевам квартиры. В созерцании окрестностей из окна он достиг таких исследовательских высот, что обнаружил надпись «Набоков – дурак!» на крыше засоседского дома, хотя и неведомо, каким образом эта немудрящая левацкая агитация сохранилась здесь как новенькая с позапрошлых выборов. Да и продукты в холодильнике стали заканчиваться… И хотя Алекс заверил в том, что доставит ему провизию завтра же, но, в конце концов, Слава не малый ребёнок!
Немного посомневавшись, он взял с вешалки когда-то модное, а теперь просто тёплое пальто и вышел на улицу до ближайшего магазина. Слава предпочитал старые булочные и колбасные, где даже покупатели знают поставщиков по именам и вполне могут им доверять… Но сейчас было не до разносолов. Прошмыгнув незаметно до ближайшего универсального, Слава принялся прохаживаться между рядами не только для того, чтобы выбрать что получше, но и для того, чтобы унять не на шутку разошедшееся сердце. Простой поход в магазин в свете последних дней стал казаться ему отчаянным марш-броском вдоль линии фронта!
Не ради себя, а ради памяти отцовских подвигов, случившихся на настоящем фронте, Слава и заставлял себя быть храбрым. Мало-помалу он успокоился и лишь изредка посматривал на улицу через витрину. Там, за обыденными горками сыру и гирляндами колбас, повседневно проходили обыватели, вызывающие Славину зависть своей беззаботностью и непричастностью миру международного криминала. Впрочем, и по эту сторону витрины всё было спокойно.
Ровно до того момента, пока Слава не направился к кассе.
Чутьём ли или удачей, он задержался за последним поворотом перед местом расплаты, мельком заметив там посетителей самого инородческого вида. И – мало ли инородцев в столице? – проследовал бы он и далее, если бы обострившийся от переживаний слух не донёс до него обрывки вопросов, заданных с каким-то очень знакомым акцентом…
Тем самым акцентом!
Спрашивали про Славу, а точнее про человека с его приметами, с которым-де вопрошающий должен был встретиться в этом самом магазине в это самое время, да вот не может теперь его отыскать… Мелким шагом Слава направился от парадной к чёрному ходу магазина и, выскользнув в него, бросился к своему временному жилищу едва ли не вприпрыжку, бережно прижимая к груди так и не оплаченную снедь.
Пару кварталов Слава пробежал, инстинктивно пригибаясь и поминутно оборачиваясь. В арку нужного дома он в последний момент сообразил заглянуть, чтобы снова не получить по затылку… Вот парадная, вокруг всё ещё никого. Прижимая руку к стучащему колоколом сердцу, он кинулся к двери лифта. Вечностью показался ему неспешный подъём кабины на этаж! Но вот, наконец, он оказался перед нужной коричневой дверью…
В квартире было тихо и покойно. Оставив куль со снедью прямо на полу прихожей, Слава как был в пальто направился к телефонному аппарату и принялся набирать выученный наизусть номер Велецкого. И только на третьей цифре понял, что трубка странно безмолвствует.
Связь не работала.
– Здравствуйте, Ростислав Львович. Простите нас великодушно за вторжение. Будьте любезны, стойте так и не оборачивайтесь, – услышал он из-за спины бархатный и тихий, но властный голос.
Это же тот самый! На мануфактуре!
Конечно, Слава тут же, не успев от удивления подумать, обернулся.
Вернее, только начал поворачивать голову, как вдруг прямо в его глазницу с силой упёрлось дуло пистолета. Но он успел увидеть высокого джентльмена в дорогом костюме и старомодных очках. Возле джентльмена на стуле лежали шуба с воротником, шляпа и трость. Помимо него в комнате было трое крепких вооружённых людей, один из которых вдавливал ствол своего пистолета Славе в глаз.
Видимо, то, что он осмотрелся, вышло слишком заметным, потому что секунду спустя он услышал, как оружие, приставленное к его лицу, взвели с характерным щелчком.
«Ну теперь точно всё…» – успел подумать Слава, перед тем как силы его совсем покинули, и он стал оседать, падая в спасительный обморок.
– …Как видите, Александр Климентович, перед Вами всё на блюдечке с голубой каёмочкой. И главное: в этом деле вы продвигались, как слепой котёнок, но завершаете его настоящим львом!
– К чему весь этот зверинец?
– К тому, мой дорогой друг, что теперь ход событий выставляет Вас и именно Вас в лучшем свете. Международного синдиката наркоторговцев, считайте, уже нет. Стопроцентная эффективность и при этом, прошу заметить, ни одной лишней жертвы. Мало того, Вы расследовали всё в несколько дней! Очень, очень в духе легендарного Велецкого, насколько я могу судить. О втором же варианте, который мы Вам можем предложить, мне и говорить не хочется. Но, думаю, Вы сами прекрасно понимаете, как много значит для нас сохранение инкогнито. Высокий долг требует от нас сохранить его любой ценой.