Влюбиться после свадьбы
Шрифт:
Антониетта подошла к шторам, открыть которые было непросто. Окна были огромными, а темные бархатные шторы тяжелыми. Тянуть обеими руками за шнур было все равно что раздвигать занавес в театре перед спектаклем.
«Август» был ее любимым номером люкс, он занимал целое крыло «Старого монастыря», из его окон открывались панорамные виды. Из гостиной был виден океан, а из столовой – долина. Из окон главной спальни можно было посмотреть на руины древнего храма.
Антониетта взглянула в окно. Красные лучи солнца растянулись по небу, океан словно ласкался
Антониетта обернулась и слегка вздрогнула, впервые увидев постояльца.
Он оказался не таким, каким она представляла его по описанию Франчески. Она ожидала увидеть стареющего, прикованного к постели и довольно крупного мужчину. И хотя он был действительно крупным, его было нельзя назвать тучным. Мужчина был очень рослым, широкоплечим и мускулистым.
Ему было около тридцати лет.
Однако Франческа правильно сделала, предупредив Антониетту о синяках: алые и черные кровоподтеки покрывали его руки, грудь и глаз, его верхняя губа опухла. У синьора Дюпона, или как там его звали на самом деле, были густые черные волосы, взлохмаченные и с запекшейся кровью. Ей стало немного любопытно, что случилось с постояльцем.
– Не надо было открывать, – сказал синьор Дюпон, и она догадалась, что он имеет в виду солнце. Он прикрывал глаза, пытаясь сесть в постели.
– Я могу задернуть шторы, – предложила Антониетта.
– Нет, не надо.
«Скоро я привыкну к яркому свету», – подумал Раф, хотя от боли у него пульсировало в ушах. В его мозгу снова и снова всплывали обрывки воспоминаний. Он отлично понимал, что его падение было серьезным.
Раф не боялся умирать. Однако он знал, какую печаль и хаос оставит после своей смерти, поэтому старался выжить. Он не забыл ужас на лицах своих телохранителей и панику вокруг него.
– Налить вам кофе, синьор Дюпон?
На мгновение он задумался, с кем она разговаривает. Потом вспомнил.
Он назвался чужим именем. Охрана делала все, чтобы о катастрофе никто не узнал.
Раф кивнул и посмотрел, как служанка наливает ему кофе. Как только она сняла с подноса салфетку, он услышал сладкий запах хлеба и выпечки. Его затошнило.
– Я просил только кофе.
– Вы в Силибри, – ответила она. – У нас не подают только кофе.
– Пожалуйста, скажите шеф-повару, чтобы он правильно истолковывал мои заказы, – отрезал Раф.
– Я передам.
– Уходите и заберите с собой тележку. – Он махнул рукой.
– Как скажете. – Антониетта была рада уйти. – Когда мне вернуться и убрать ваш номер, синьор Дюпон?
– Пожалуйста! – рявкнул он и с упреком уставился на нее мрачными глазами. – Не называйте меня так снова. Зовите меня по имени.
– Хорошо. – Антониетта почувствовала нервную дрожь в животе, и не от угрюмости постояльца, а от вида его темно-голубых глаз. – Как вас зовут?
– Луи… Раф! – отрезал он, потом смягчился. Горничная не виновата, что его имя тщательно скрывается. – И я не хочу, чтобы мой номер обслуживался.
Он попытался вылезти из кровати, но у него закружилась голова. Он сел в прикроватное кресло и обхватил голову руками. Его кожа стала серой.
Антониетта подумала, что его надо отвезти в больницу.
– Вам помочь? – спросила она.
– Я сам, – огрызнулся он.
– Мне вызвать медсестру, чтобы она помогла вам встать?
Он поднял голову и посмотрел на Антониетту. Она была почти уверена, что он улыбнулся. Но потом выражение его лица снова стало суровым.
– Мне не нужна медсестра. И не надо менять постельное белье. Просто уходите.
Его тон был по-прежнему резким, но Антониетта не обиделась. Ей стало понятно, что Луи – вернее, Раф – ненавидит, когда его видят слабым. Одной рукой он крепко держался за прикроватную тумбочку, а другой – за матрас. Судя по всему, ему хотелось побыть одному.
– Мне зайти позже?
– Нет. – Он покачал головой и поморщился от боли. – Я не желаю, чтобы сегодня меня беспокоили. Сообщите об этом всем.
– Хорошо.
– И закройте шторы.
Слушая, как он разговаривает, Антониетта поняла, что этот мужчина не итальянец. В его итальянском языке слышался французский акцент, который она так любила.
Антониетте вдруг захотелось узнать о нем больше. Интересно, что привело его в Силибри?
Она выкатила тележку из спальни, потом вернулась.
– Я закрою шторы и уйду. Но, пожалуйста, если вам что-нибудь понадобится, позовите меня.
Раф кивнул и озадаченно посмотрел ей в глаза. Они были почти черными, как патока, в обрамлении густых ресниц, и невероятно грустные. Горничная не выглядела подавленной или мрачной, но тоска в ее глазах вырвала Рафа из задумчивости.
К тому времени, когда горничная вернулась, Раф снова лежал в постели. Прежде чем закрыть шторы, она поставила на прикроватную тумбочку графин с водой.
– Спасибо, – сказал Раф, когда комната снова погрузилась в темноту. Горничная была ненавязчива и, в отличие от многих других, не бросалась на помощь без просьбы. Он сдержал улыбку, вспоминая, как она предложила вызвать медсестру и не стала помогать ему сама. – Как вас зовут? – спросил он.
– Антониетта.
Она вышла из номера, подкатила тележку к лифту, спустилась на кухню и взяла планшет, чтобы записать требования постояльца в компьютерной системе отеля. Она указала, что он против того, чтобы его беспокоили, а его номер обслуживали.
Потом она взглянула на его фото и покраснела. Мужчина выглядел элегантно. На нем были черные брюки классического покроя и белая приталенная рубашка. Он мрачно поджимал губы и щурился, словно угрожая фотографу.
Она зашла в его профиль и увидела запись: «Синьор Луи Дюпон. Очень-очень важная персона».
– Все в порядке, Антониетта?
Она повернулась на голос Франчески и увидела, что та болтает с Тони.
– Да-да. Я как раз сделала в системе запись о постояльце, но не могу ее сохранить.