Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси

Дайер Джефф

Они расплели ноги и руки, кажется впервые осознав, что лежат, уткнувшись лицом в гениталии друг друга. Близость по природе своей непостоянна и неровна; у нее есть свои отставания и паузы. Кроме того, Джеффа слегка интересовал вопрос об этикете произошедшего. Можно ли это расценивать как секс? Лора, судя по всему, думала о том же.

— Итак, теперь ты собираешься заняться сексом?

— Ну, может быть, не совсем теперь, —задумчиво ответил Джефф.

Она

улыбнулась и подарила ему поцелуй.

— Ты пахнешь вагиной.

— А ты — семенем.

— По идее, ты должен был сказать: «Твое лицо пахнет спермой, сука».

— В общем, да. Но, знаешь ли, у меня как раз сейчас прилив посткоитальной нежности.

— У меня тоже. Мне понравилось, как ты это делал.

— А мне — как это делала ты. И вот это мне тоже понравилось. — Он прикоснулся к колечку в ее соске.

Он сказал то, что хотел сказать, но подлинный смысл его слов заключался в том, что здесь так много всего, что может нравиться и даже больше.

Они лежали бок о бок, по очереди неуклюже пили воду из большой бутыли, купленной им накануне.

— Как удивительно все получается, правда? Встречаешь женщину, вы разговариваете, потом она разрешает сделать это с собой — ну, все то, что тебя в общем и целом влекло лет с тринадцати. И она даже не просто разрешаеттебе все это сделать — она еще и хочетэтого. И сама тоже хочет с тобой что-то сделать. Разве это не здорово?

— Почему ты мне все это говоришь? Именно мне?

— Мне нужно этим с кем-то поделиться. А тут есть только ты.

Она протянула ему воду и перевернулась на живот. Его глазам опять предстал дельфин, которого он мельком видел ранее. Пересчитав рукой все позвонки ее загорелой спины, он спросил:

— Когда ты сделала себе эту акулу?

— Идиот, это дельфин.

— Я же тебе говорил, что слабоват по визуальной части.

— Пять лет назад. В Сан-Франциско. Ты любишь дельфинов?

— В каком-то смысле я им завидую.

Он поставил воду на прикроватный столик, коснулся дельфина, а после погладил ее ноги и ягодицы. Его пальцы скользнули меж ее ног. Джефф вновь почувствовал прилив силы.

— Мы все еще говорим об этом?

— Возможно.

— И о чем же именно?

— Мы говорим о том, как это приятно, когда мои пальцы внутри тебя.

— Да, это действительно приятно, — сказала она. — Продолжай в том же духе.

Ее ноги приоткрылись чуть шире. Теперь он видел, чем там занимается его рука.

— В таком?

— Мммм… А презервативы у тебя есть?

— Да.

Она перевернулась на спину. Они поцеловались.

Утром

они позавтракали — апельсиновый сок (отлично), кофе (превосходно), корнетти (вполне терпимо) — в том же кафе, где он был накануне. Они сидели в тени на блестящих серебристых стульях, оба в солнечных очках, и глядели на украшенную деревьями улицу с видом на канал Джудекка. И это было счастье. То самое счастье, которое до них уже испытывали многие и не только в Венеции — в других городах и в другие, подобные этому, утра. Глядя на ее длинные загорелые ноги, он чувствовал их гладкость под своими ладонями, под своими губами.

— Чем бы ты завтракала, будь ты дома? — спросил ее Джефф.

— Полный английский завтрак. Яичница с беконом, фасоль, черный пудинг.

— А ты знаешь, что это такое?

— Какая-то дрянь, жаренная в овечьей крови, или что-то вроде того?

— Скорее наоборот.

— На самом деле это был бы апельсиновый сок, кофе и круассаны.

— И все это есть в Лос-Анджелесе? Классный, должно быть, город.

— Апельсин наверняка бы был без кофеина.

Джефф листал газету, подтверждавшую то, что они — и вообще все — и так знали: сегодня будет еще жарче, чем вчера.

— Тут есть статья, — сказал он, глядя на нее поверх газетного листа, — о том, что мужчины биологически запрограммированы за завтраком читать газету. Что скажешь? Это может быть правдой?

Лора меж тем макала остаток корнетто в кофе, свободной рукой убирая за ухо непослушные волосы. Джефф сложил газету и бросил ее на стол — очень мужским, завтрачным жестом.

— А ты в хорошем настроении, — заметила она.

— Угадай с одной попытки почему.

— Потому что провел ночь не на вокзале?

Голуби в поисках крошек пикировали к ним на стол. Лора их отгоняла: зловредные птицы не только мешали, но и могли принести заразу. Она порылась в сумке — в той же самой сумке, в которой она рылась вчера, еще до того, как они переспали, — и в конце концов извлекла на свет распечатку своего расписания, исчерканную вдоль и поперек.

— Что у нас сегодня за день?

— Пятница.

— Бамс.

— Что такое?

— У меня сегодня ланч с боссом. А это значит, что мне пора. Нужно еще забежать в отель и переодеться.

— Переодеться? Во что-нибудь еще более феерическое?

— Не обязательно. Просто на этом, к сожалению, осталась пара пятен.

— Извини. Это ужасно бестактно с моей стороны.

— Ты прощен. Кроме того, мне нужно свежее белье. Гляди.

Она многозначительно опустила взгляд и чуть раздвинула ноги. Под платьем на ней ничего не было.