Влюбленный мятежник
Шрифт:
– Я не делала этого! – воскликнула она, но Эрик недоверчиво усмехнулся.
– Мне хотелось убить Тэрритона… и тебя, – сказал он ей. – С того момента, как меня вызвали сюда, я чувствовал почти первобытное желание сеять разрушение и смерть.
– Эрик…
– Не бойтесь, миледи. Я не собираюсь заходить так далеко.
– Эрик, пожалуйста…
– О чем ты хочешь просить?
– Отпусти меня!
– Не забывай, что ты моя жена, – напомнил он. – И что я – солдат, вернувшийся с войны.
– Я ничего не забываю! Мы заклятые враги, милорд, и как бы я ни старалась, вы отказываетесь поверить
– Ты снова предлагаешь драку? Ты решила сражаться со мной, своим мужем? Что ж, я победил, мадам! Вы проиграли. Но вы моя жена.
– Ваша презираемая жена! Эрик, во имя, Господа Бога.
– Во имя Господа Бога – нет, миледи. Я не отпущу вас сегодня ночью. Если эта война, узнайте ее суть. Если мы победим в этой войне, я стану героем. Если же победа окажется за королем, то я изменник. Но сегодня я победитель, а награда победителю стара как мир.
Аманда приоткрыла было губы, чтоб№ заговорить, но промолчала.
Увидев угрозу в его глазах, она замерла, не зная, о чем он думает.
Эрик провел рукой по ее лицу, совершенные очертания которого лишь подчеркивались густой россыпью обрамляющих его волос, непослушными прядками у висков. Красивой формы губы, нижняя чуть полнее, чем верхняя, влекли чувственным изяществом. Ее роскошная фигура поражала стройностью и пропорциональностью. Плечи, груди и бедра круглились плавными линиями, как у идеальной статуи, а кожа походила на мрамор своей безупречностью. В движении она была еще более прекрасна, напоминая сгусток энергии, напряжения и страсти. В глазах отражались все эмоции, обуревавшие ее. Эти волнующие глаза всегда зажигали в нем желание, не важно, горели они нетерпением любви или штормовой яростью.
Он склонился к ее лицу. Их глаза встретились на расстоянии всего лишь дыхания.
– Нет! Мы не будем… нет! – только и смогла выдохнуть Аманда в бессильном протесте. – Так нельзя! Без любви!
– Любовь, мадам? С каких это пор она стала для вас важна? Уж не с тех ли пор, как вы вышли за меня замуж? Или с того дня, когда вы нашли карту в моей библиотеке и передали ее своему отцу? Или, может быть, после того, как предали собственный дом?
– Но я не предавала! Ох, Эрик, какой же ты глупый! Послушай меня! Возможно, я виновата в том, что выдала… кое-какие секреты в прошлом. Ты не понимаешь! У них в руках был Дэмьен…
– Что ты сказала? – требовательно спросил он.
Она сглотнула.
– Мой отец схватил Дэмьена и потом постоянно угрожал мне, что убьет его. Вначале он обещал; что арестует Дэмьена и повесит. А потом юноша попался ему в лапы, Эрик. Лошадь! Помнишь, во дворце губернатора на Новый год? Лошадь Дэмьена околела. Тогда я поняла, – что отец не остановится и перед тем, чтобы проделать то же самое с ним. А потом они на самом деле схватили Дэмьена! Они угрожали мне…
– Понятно. Но Дэмьен уже довольно давно на свободе, миледи.
– Об этом я тебе и говорю! Где-то есть другая шпионка, и это не я!
Он улыбнулся:
– Забавная сказочка.
– Эрик, пожалуйста…
– Аманда, я больше не поддаюсь на «пожалуйста»! Но видит Бог, я могу поклясться, что скучал по тебе.
– О! – сдавленно воскликнула она и с яростным воплем рванулась в попытке высвободиться, однако почувствовала, как его тело еще
Она отчаянно задергалась, ненавидя его, но еще больше ненавидя себя, потому что ей было плевать на свою гордость и доводы разума, лишь бы он продолжал держать ее в объятиях, даже если в этом не было любви.
– Мы не должны!
– Но ты моя жена!..
– ..которая, как ты утверждаешь, предала тебя.
– Ну и что? Это было раньше, не сейчас. Не нынешним вечером.
– Нет! Эрик! – Аманда едва не плакала. – После всего сегодняшнего! Боже, отпусти меня! – Она начала вырываться с новой силой, пытаясь сбросить его с себя, освободиться любой ценой. В сгустившейся вокруг нее темноте, казалось, заколыхался золотистый туман, будто сотканный из солнечных лучей. Она почувствовала напряженность Эрика, живую пульсирующую плоть, и словно тысячи языческих тамтамов застучали в ее сердце, груди, крови. Борясь с ним, она боролась с собой, но он держал ее крепко, «и» все еще сопротивляясь, задыхаясь и ругаясь, она густо покраснела под его пристальным взглядом. – Эрик! Нет!
Он улыбнулся, взгляд стал дразнящим, провоцирующим.
– Ах… Мэнди! Не хочешь ли попросить прощения?
Она мгновенно замерла и облизнула пересохшие губы.
– Что? – переспросила она задыхаясь.
– Возможно, я прощу тебя.
Она какое-то время смотрела на него, не веря своим ушам, не веря ему. Он прильнул к ней, по-прежнему удерживая за руки.
– Ты бросилась в объятия Тэрритона, почему бы теперь не броситься в мои? К тому же мы скреплены узами брака, любимая.
– Я не бросалась в объятия Тэрритона! – выкрикнула она. И попыталась лягнуть его ногой. Он засмеялся, потому что, придавив ее своим весом, обезопасил себя от подобных покушений. Аманда взъярилась с новой силой. – Ты хочешь, чтобы я просила прощения в таком положении?
– Стоит только научать, – прокомментировал он сухо. Но в глазах его заплясали серебристые и голубые огоньки, а вена на шее вздулась, и кровь бешено колотилась под кожей. Она затаила было дыхание, но затем, с ухнувшим вниз сердцем, приняла вызов.
– В таком случае ты назовешь меня проституткой, – огрызнулась она, – отдающейся за то, что можно получить взамен!
– Сказано не мной, а тобой, – парировал Эрик.
– О! Никогда! Эрик…
– Ш-ш-ш! Слова ничего не значат, ничего не значат ни правда, ни любовь! Ты моя жена, а я очень долго не был дома, а поскольку то, что есть между нами, уже полыхает вовсю, я не приму отказа.
С обжигающей нетерпеливостью он приник к ее губам. И Аманда окунулась в этот жар, в нетерпеливое предвкушение наслаждения, в котором не было места раздумьям, а всем правили сердца и чувства.
Она любит его. К черту гордость и достоинство, ведь они и так потеряны. Будь что будет, она не станет отказывать ни ему, ни себе.
– Отдайся мне, жена моя, любовь моя! Раствори меня в своей красоте, в волшебстве ночи…
Нить войны истончилась, борьба была забыта. Нежный бриз, несущий солоноватые ароматы реки, ласкал ее кожу там, куда еще не успел добраться муж, но больше ничто в мире не могло бы отвлечь ее.