Влюбленный призрак
Шрифт:
Пес и Лин пристально наблюдали за ее перемещениями по кухне, пока она расставляла на подносе чайные принадлежности. Прежде чем покинуть гостиную, она помогла старому Бену добраться до кресла и сказала, что приготовит чай. После этого они смогут поговорить. Старик уселся со стоном, говорившим о полном изнеможении, и благодарно кивнул в ответ на ее предложение. Он выглядел настолько изнуренным, что она боялась оставить его одного.
Через несколько минут все находившиеся в кухне резко напрягли слух. В гостиной кто-то пел, и это означало, что поет не кто иной, как старик.
Удивленные звуком его очень недурного голоса, они слушали песню.
Зеленый кузнечик в траве стрекотал. ВеселаяВыходка старика показалась привидению странной. Лоцман поднял морду. Эта песня была ирландской балладой, которую Бен распевал всякий раз, когда был счастлив. Частенько он насвистывал ее, даже не осознавая этого, — например, когда готовил какое-нибудь сложное блюдо. Где бы ни была Фатер, она, услышав, что Бен поет ирландскую песенку, сразу понимала, что он доволен.
Оставив чайный поднос на столе, она поспешно вышла из кухни. Обнаружила, что старик поет перед книжными полками Бена. Он смотрел в раскрытую книгу, которую держал в руках.
Мельком взглянув на Фатер, он взволнованно сказал:
— Я знаю эту книгу, я ее знаю!
В его голосе прозвучало такое удовлетворение, словно он сам нашел дорогу домой. Он протянул книгу ей, и она увидела имя «Джон Торн», напечатанное на корешке. Торн был одним из любимых авторов Бена. Он любил зачитывать ей отрывки из его гастрономических книг и часто пробовал готовить по приведенным в них рецептам, если они не были чересчур экзотичными.
Его улыбка погасла, рука с книгой задрожала и упала вдоль туловища.
— Это ужасно. Можете вы понять, настолько ужасно не помнить свою собственную жизнь? Пока ты молод, значение имеет только то, чем ты живешь. А как состаришься, все держится лишь на том, что ты помнишь. Единственное, что осталось у меня от жизни, — это мои воспоминания, но теперь они тают в голове. И я ничего не могу сделать, чтобы этому помешать. А еще хуже то, что иногда кое-что помнится мне слишком ясно. Как вот когда я увидел на полке эту книгу — Джона Торна. Я знаю это имя. Однажды я готовил его рыбную похлебку с ржаной мукой. Сознание мое постоянно мерцает, но вдруг все вспоминается в точности таким, каким оно и было. Потом свет гаснет и я смотрю на то, что оказалось у меня в руках. Смотрю на книгу и думаю: что это? Где я это взял? — Он нахмурился. — В моем возрасте у человека нет ничего, кроме его воспоминаний. Я не хочу, чтобы это звучало так, словно я жалею самого себя, но это правда. Кем я стану, когда моя память угаснет? — Он снова вздохнул. — Как вас зовут? Вы можете назвать мне свое имя?
— Фатер Ландис.
Он безразлично кивнул.
— Можно, я расскажу вам одну историю, Фатер? Расскажу еще кое-что, что я вспомнил сегодня, что сделало меня счастливым?
Она едва-едва наклонила голову в знак согласия, потому что боялась услышать то, что он собирался сказать.
— Однажды, когда я был совсем маленьким, моя семья отправилась в Нью-Йорк, чтобы посмотреть какой-то спектакль. Когда он закончился, мы пошли к Таймс-сквер по Сорок второй стрит. Каким-то образом я отстал от остальных. Мне тогда не могло быть больше четырех или пяти, и вот я заблудился в районе, который в то время считался довольно опасным… Я был так мал, я верил, что единственный человек, который мог бы мне помочь, должен носить форму. Так что я шел, отыскивая человека в форме, любой форме, чтобы тот мне помог… В те дни посреди Таймс-сквер находился военный вербовочный пункт. За четырьмя столами сидели четыре человека, представлявших четыре рода войск, — с прямыми спинами, одетые в красивые формы разных цветов, они ждали, чтобы новобранцы вошли к ним в офис… Небольшое здание было почти полностью остеклено. Я заглянул внутрь и понял, что туда-то мне и надо идти. Они мне помогут. Перейдя улицу вместе с толпой, я открыл дверь. Яснее всего я сейчас помню, как один из них посмотрел на меня и сказал: «Тебе, паренек, надо будет вернуться через пару лет». При этих словах все остальные рассмеялись. Тогда я рассказал им, что со мной случилось, и каким-то волшебным образом они отыскали моих родителей и связались с ними. Прошло вроде бы всего несколько минут, прежде чем моя мать влетела в дверь и сгребла меня в охапку.
Фатер слышала эту историю прежде. Однажды, когда они обменивались рассказами о своих детских переживаниях, Бен поведал ей об этом. Но тот случай произошел полвека тому назад и не с ним, а с его отцом.
В гостиную вошло Лин.
Увидев привидение, старик помахал рукой.
— Как ваши дела?
— Вы меня видите? — вздрогнув, спросило Лин.
— Разумеется, вижу. Память меня подводит, но зрение все еще в порядке.
Фатер оглянулась посмотреть, к кому он обращается. Увидев, что там никого нет, она направилась в кухню.
— Я принесу чай.
По пути она прошла прямо сквозь Лин.
До ее возвращения у них оставалось мало времени на разговор. Привидение не могло поверить, что сделалось видимо для старика.
— Сколько пальцев я сейчас подняло?
— Двенадцать, — ответил старый Бен.
— Правильно. Откуда вы знаете, как меня зовут?
— Ну конечно, Лин. Конечно же, я знаю ваше имя.
— Откуда?
Старик заерзал в большом кожаном кресле, стараясь найти местечко поудобнее. У него был геморрой, который становился настоящим бедствием, когда он пытался усесться.
— Мы встречались на Совете. Вы разве не помните? Нас там представили друг другу.
На Совете умершие встречаются со своими привидениями. Покойник дает привидению возможность быстро просмотреть, что представляла собой его жизнь. Когда они заканчивают отчет, привидение объясняет, что предстоит дальше. Как только происходит обмен важной информацией, мертвец переходит к загробной жизни, а привидение отправляется на землю, чтобы подчистить все дела, оставленные данным лицом незавершенными.
Тогда Лин спросило:
— Сколько вам лет?
— Восемьдесят три, — с гордостью ответил Бен.
Почти на пятьдесят лет больше, чем, согласно предначертанию, должен был прожить Бенджамин Гулд.
— Как вы можете помнить о Совете, если вы еще живы?
Бен все не мог устроиться на своем сиденье. Вопрос Лин его, по всей видимости, не смутил.
— Я много чего помню, когда в голове прояснеет. — Он закрыл глаза или, скорее, не смог помешать им закрыться. Утренние события его утомили, да и в лучшие его дни у этого старика энергии было не больше чем с наперсток. — Позвольте мне минутку отдохнуть, а потом мы сможем поговорить еще, если хотите.
Но стоило ему закрыть глаза, как он превратился в Бена Гулда тридцати четырех лет. На эту метаморфозу ушло всего несколько секунд. Процесс походил на ускоренный фильм, в обратной перемотке, показывающий, как возвращается к жизни цветок. Старый стебель быстро и волнообразно поднимается, увядшие коричневатые лепестки венчика бледнеют, снова становясь белыми. Несколькими секундами позже цветок полностью выпрямился, все его краски опять ожили, став яркими и четкими.
Бен открыл глаза, ошеломленно оглядел свою гостиную и обеими руками потер лицо. Должно быть, он и впрямь измотался до предела, если уснул в кресле. Он ничего не помнил о том, что только что произошло. Не осознавал никаких перемен. Последнее, что ясно ему помнилось, было то, как он смотрел вслед уходящей от него Фатер, стоя перед многоквартирным домом Даньелл Войлес. Теперь он снова оказался дома. Что ему полагалось делать дальше? Неудивительно, что его психика потребовала непродолжительного, глубокого сна. Сознание нуждалось в перезагрузке, чтобы разобраться во всех недавних событиях и выявить их смысл.