Влюбленный виконт
Шрифт:
– Так говорят только о рыбе, – твердо сказала Элизабет. – А если ты этим хочешь сказать, что его светлость недурен собой, – это так, я согласна, но оставим его зеленые уши.
– Вряд ли меня можно считать хорошим судьей в том, привлекателен или нет мужчина.
– Это очень смешно. Женщины знают, красивы или нет другие женщины.
Она была права, но он не собирался спорить с ней на эту тему. Он сказал напряженным голосом:
– Я только хотел сказать, что меня бы он не привлек.
Ну вот,
Элизабет громко рассмеялась.
– Надеюсь, что это так.
Он покраснел. Она часто таким образом действовала на него. Он добавил для ясности:
– Если бы я был женщиной.
«Если бы я был женщиной»? Господи, еще хуже. Зачем он это-то сказал? Он быстро поправился:
– И хотел бы найти богатого титулованного мужа.
Этот образ явно показался ей еще более забавным.
Ему действительно следовало бы закрыть рот и, наверное, больше никогда не открывать его.
К его облегчению, она в конце концов перестала смеяться и посмотрела на свои руки.
– Ты говоришь так, будто такая серьезная вещь, как брак, не должна основываться на чем-то большем, чем родословная и богатство. Это неправильно. Вы, мужчины, можете тянуть время, решая, кого взять в жёны. Мне такая роскошь недоступна.
Вот гораздо более безопасная тема для разговора. Не один раз они обсуждали неравенство между мужскими привилегиями и подчиненным положением женщин, и он с радостью переместился на эту промежуточную территорию.
– Миром правят мужчины. Мы с тобой это знаем.
– Может быть, потому в мире так много войн.
В ее «серебристо-серых глазах появился воинственный блеск.
Он мог бы вечно смотреть в эти грозовые глубины.
– А тебе не представляется замечательным, что мы готовы умереть, защищая наши страны, наши семьи?
– Прежде всего мне кажется глупым, что вы навязываете ситуацию друг другу. Женщины никогда не стали бы это делать.
– Они предпочитают вышивку и сплетни. Это гораздо продуктивней.
Элизабет терпеть не могла всего связанного с тканью и иголками, и не была настолько ограниченна, чтобы заниматься сплетнями. Она бросила на него надменный взгляд, который мог бы превратить мужчину послабее в лужу извинений, но он привык к этому и отвесил ей легкий насмешливый поклон, злорадно усмехаясь и радуясь, что может восстановить хотя бы небольшое равновесие.
– Разумеется, я не говорю о присутствующих.
– Не понимаю, почему я вообще полагаюсь на тебя.
– А я подумал, что ты здесь потому, что мои окна выходят на улицу.
Элизабет вскочила с кровати и подошла к окну.
– Отчасти это так, – согласилась она, – но с Люком я не могу об этом говорить… он просто видит меня насквозь – он это умеет. И я, конечно, не могу говорить о замужестве
«Господи, если она могла подумать, что я стану отвечать на вопросы о близости между мужчиной и женщиной…»
Другое дело – наглядный показ, кончающийся вздохами и блаженством, но об этом не могло быть и речи, равно как и о дискуссии на эту тему.
– Я несведущ в этом, – сказал он осторожно, все еще стоя в намеренно небрежной лозе, прислонясь к обшитой панелями стене. – Я так же не состою в браке, как и ты.
– Но тебя и вполовину не так опекают, как меня. – Густые ресницы опустились на нежные щеки. – Но тем не менее я не спрашиваю тебя ни о чем, кроме твоего отношения к этому предмету. Или я не права?
– В каком смысле не права? – осторожно осведомился он.
– Я понимаю, что это не волшебная сказка с мифическими принцами и единорогами, но, конечно же, это ведь не слишком много – хотеть отчаянно влюбиться, да? – Она судорожно сглотнула, и стало заметно, как прошла волна по мышцам гортани. – Или я просто безнадежная наивная дурочка?
Отчаянно влюбиться, по его опыту означало отчасти попасть в ад.
– Немного наивная – может быть, учитывая твое положение в обществе, Эл.
Он ответил настолько честно, насколько мог себе позволить, поскольку этот предмет был остро мучительным. Майлз не хотел, чтобы она вышла замуж ради положения в обществе, и при этом, как это ни противоречиво, хотел, чтобы она кого-то полюбила. Это было бы еще хуже, чем видеть, что она довольна своей жизнью с каким-нибудь славным парнем типа Фосетта.
Разумеется, если только она не влюбится безумно в него самого.
Стук колес заставил ее снова посмотреть в окно; одной рукой она схватилась за занавес. Очертания ее стройного тела в шелковом платье лимонного цвета, ее задумчивое лицо, когда она стояла у окна, запечатлелись, наверное, навсегда в его памяти.
– Лорд Фосетт уезжает, – сказала она с явным облегчением.
– Значит, ты избавлена от необходимости объяснять свой отказ, – пробормотал он, выпрямляясь. – И теперь самое время покинуть мою спальню, прежде чем кто-нибудь узнает, что ты была здесь.
– Дельный совет. – Она скорчила гримаску. – Я уже выслушала нотацию от брата насчет того, что мы с торбой на самом деле не родня.
Майлз не раз задавал себя вопрос – удается ли ему обманывать Люка относительно своих чувств к Элизабет.
– Вот как?
– Люк сказал что-то о том, чтобы мы никуда не ходили вдвоем. Я заметила ему, что он слишком заботлив.
– Вот как? – повторил Майлз с циничной усмешкой.
Она направилась к двери, изящно взметнув шелковые юбки и распространяя аромат сирени.