Влюбленный
Шрифт:
Наташа представила меня как знаменитого в Союзе кинодеятеля.
— Его фильмы в России даже дети знают!
Юроз не выдержал.
— Интересно, — язвительно протянул он. — Какие же это фильмы?
Наташа бойко перечислила. Как только Юроз услышал название «Не стреляйте в белых лебедей», его лицо преобразилось.
— Это вы сделали «Лебедей»?
Я кивнул. Юроз облегченно вздохнул и дружелюбно протянул мне руку:
— Меня зовут Юроз. Юрий Геворкян. А вас как?
— Нахапетов. Родион.
— Наапетов? — не произнося
— О, да?
…Новое знакомство. Некий Анатолий Давыдов. Лет десять назад, будучи советским тележурналистом (возможно, и сотрудником КГБ), он в первой же зарубежной командировке вырвался на волю.
Он написал сценарий документального фильма о русских эмигрантах и сам собирался его поставить. На роль ведущего он пригласил Олега Видова. Но что-то у них там не заладилось.
— Не вышло у Видова меня сбросить, — сказал Давыдов.
И предложил роль ведущего мне. В фильме намечались интервью с Нуреевым, Солженицыным, Ростроповичем. Предполагалась поездка в Париж. Все это показалось мне заманчивым, и я согласился.
Тем временем работа над сценарием о путешествии богатого американца в Россию завершилась. Мы назвали его «Небольшой дождик в четверг».
Появился первый в моей жизни агент — Уордлоу. От «Дождика» он пришел в полный восторг. И заявил, что продаст этот «глубокий и трогательный сценарий» в течение двухтрех недель.
Мне нравятся люди, предсказывающие что-то хорошее. Понравился и Уордлоу. А тут еще Рон предложил сотрудничество, уже без Дженнифер.
— Давайте вместе напишем сценарий. В стиле Хичкока, — сказал он.
Ну что ж, подумал я, кончился застой, начинается дело. Рон хороший сценарист и Хичкок — надежный капитан!
Это было лето 1989–го.
Вот уже полгода я не видел Анютку и Машу. Мучимый совестью, я думал о них постоянно. Разумеется, дети не знали, что назревает крутой перелом в их жизни. Но я-то знал…
Они прилетели вместе с Верой. Никогда раньше я не испытывал такого смятения чувств. Безмерная нежность и теплота к детям переплетались со стыдом. Формально — спокойные отношения с Верой каждую минуту готовы были взорваться всей накипевшей и жестокой правдой.
Мы устроились в мотеле на улице Фэйерфакс.
Между мной и Верой с первой же минуты пролегла холодная тень, которую Вера старалась не замечать. Я был вежлив с нею, но держал дистанцию, не оставляя сомнений, что у меня теперь другая жизнь. Ситуация позорная, низкая — с какой стороны ни посмотри. Мне было жаль Наташу, вынужденную терпеть мою раздвоенность, жаль было и Веру, прилетевшую к охладевшему мужу, но более всего жаль девочек.
Как им сказать, как выразить все то, что я чувствовал? Отрубить — и кончено? Много раз я мысленно говорил девочкам: «Анютка, Машуленька… Мы с мамой больше не любим друг друга и решили расстаться». «А как же
…Я рос, не задаваясь вопросом, почему мама одинока. По легенде, внушаемой мне с детства, отец геройски погиб. Но с годами до меня дошло другое: отец не только жив, но и имеет другую семью.
Как это произошло?
Во время войны мама, беременная мной, находилась в немецком концлагере. Отец, не дождавшись ее освобождения, женился на другой женщине. Когда мама вернулась, отец, увиливая от алиментов, потерялся где-то в Татарии. Мы никогда всерьез не говорили об отце: мама, по — видимому, не хотела говорить о нем плохо, я же не хотел слышать о нем хорошее. Туберкулез мамы, вечные скитания по чужим углам, наше с ней нищенство — вот что определило мое отношение к отцу. И не важно, был ли он хороший инженер, любил ли собак, писал ли стихи.
Я был ему не нужен!
Теперь я сам выступал в роли подлеца отца.
Два сказочных дня. В Диснейленде и на студии «Юнивёрсал». Беготня от одного аттракциона к другому. Хот — доги, кока — кола, поп — корн — и безмерное счастье. Видеть их такими и примериваться к словам прощания было настоящей пыткой.
У моих женщин прямо противоположные характеры. По гороскопу Вера — Водолей, а Наташа — Близнецы. Одна избегает конфликтов, другая их провоцирует. С Водолеем легко, с Близнецами трудно. Наташу носит из стороны в сторону, Веру тянет к стабильности. У каждой есть свои плюсы и минусы. Нет, Близнецы отнюдь не мой любимый знак, но что же тогда стряслось? Что заставляет меня сносить Наташин мятущийся характер? Может, то, что мама тоже была Близнец? Неужели это ее призрак влечет меня?
В это время начались съемки документальной картины. Несколько интервью с эмигрантами мы сделали в Лoc — Анджелесе, затем отправились в Нью — Йорк. Съемки на Брайтон- Бич, в Центральном парке. Потом намечалась поездка в Париж, где нас ждал наследник Российского престола Великий князь Владимир Кириллович. Там же, в Париже, предполагалось взять интервью и у Рудольфа Нуреева. Но прежде — Нью — Йорк.
В Нью — Йорк мы полетели с Верой и девочками. Там, побыв со мной четыре дня, они должны были сесть на самолет в Москву, я же, завершив серию интервью, на «Эйр Франс». Наташа оставалась в Лос — Анджелесе.
В эти последние четыре дня и я и Вера поняли, что случилось что-то непоправимое. Напряжение росло. Вера с трудом прятала от девочек слезы, а я изо всех сил старался занять себя работой. Лишь девочки, не догадываясь о беде, были по- настоящему счастливы. Наконец-то мама и папа вместе!
Съемки фильма шли полным ходом. Один интересный эмигрант сменялся другим. В результате, отснятого в Нью- Йорке материала хватило бы на десять фильмов. У всех интервью был единый остов: свобода! Эта тема была инициирована самим Давыдовым, поэтому приходилось обсасывать это слово и так и этак, и с таким усердием, что порой становилось скучно.