Влюбленный
Шрифт:
Мы были пьяны без вина. Все складывалось как нельзя лучше. Какие мелочи, эти «Потерянные». Готовясь к ужину с президентом «Парамаунта», я придумал еще несколько сюжетов, мозг кипел от возбуждения. Наташа радовалась вместе со мной. По контракту она, как менеджер, должна была получить десять процентов от моих будущих миллионов, так что интересы совпадали и сердца наши бились в унисон.
А может, мы уже были влюблены?
Наташин отец, завершив свои дела с квартирантами, вернулся в Сан — Франциско. Я же остался в Лос — Анджелесе.
Время от времени я звонил в Москву и делился своим энтузиазмом
Дом президента киностудии «Парамаунт» Барри Лондона располагался на вершине одного из холмов, так что весь Лос- Анджелес был отсюда виден как на ладони. Поднебесье, да и только! Барри и Алисон были одеты по — домашнему: хозяйка — в серых спортивных шароварах, хозяин — в рубашке с короткими рукавами. Они с гордостью показали нам дом. Алисон вела себя с Барри уверенно, даже слегка пренебрежительно.
Великолепный дом! Просторно, чисто. Улучив момент, Наташа шепнула мне:
— Какая-то декорация, а не жилой дом. Тебе не кажется?
— Нет, не кажется, — ответил я. — От такой декорации не отказался бы и Горбачев с Раисой Максимовной. А что неуютно и мертво, так это поправимо: в доме надо пожить. Но — красота! Смотри!
Под окнами, внизу, лежал сверкающий мириадами вечерних огней Лос — Анджелес…
Барри сам приготовил ужин. Как обещал.
На столе огромная миска с листьями салата, вареная картошка и мягчайшие куски мяса. Больше ничего. Скупо, но безумно вкусно. Я уже знал, что американцы принимают гостей не так, как это делаем мы, когда стол ломится от еды и всё тебе подкладывают, да наливают, да обхаживают.
Выпили по бокалу вина и сели за стол.
Я упорно ждал, когда наконец разговор зайдет о кино. Но ни о кино, ни о творчестве мы не говорили. Что, в общем- то, было нормально. В выходной день о чем угодно, но только не о работе!
Расстались мы как друзья. Барри даже попросил Наташу взять Алисон в партнеры по работе (у Наташи был контракт с «Парамаунт» на проведение специальных торжеств). При этом Барри сказал, что Наташа очень хорошо влияет на Алисон. Из всего этого я сделал заключение, что Алисон, обработанная Наташей, за время ужина созрела, чтобы выйти замуж.
Звоните, заезжайте…
Вскоре Наташа открыла мне тайну, почему Алисон так долго не давала согласия Лондону. Девушка поделилась с Наташей секретом. Да, она любила Барри, но у Барри проблема со здоровьем: то ли почечный камень, то ли что-то еще, словом, Барри хочет, но…
В Америке все помешаны на психоаналитиках. Чуть какая трудность, идут на прием. Мне кажется, что нервная система у американцев настолько чувствительна и хрупка, что наши российские дела убили бы их в одночасье.
Так вот, Наташа порекомендовала Лондону знакомого психоаналитика. И это была ошибка. Наташа как бы давала понять Барри, что осведомлена о его беде. Он стал чувствовать себя с нами неловко. Психоаналитик приобрел богатых клиентов — на долгий срок. Мы же потеряли легкость приятельских отношений с Лондоном — навсегда.
Когда
Вслед за этим раздался звонок от Алисон. Она торопилась поделиться с Наташей своей радостью: у Барри все вошло в норму. Он теперь великолепный мужчина, и она ужасно рада, что выходит за него замуж. Она приняла от Барри не только бриллиантовое кольцо, но и «мерседес» за сотню тысяч и через год приглашает нас на свадьбу. Наташа поздравила ее, но почувствовала в тоне Алисон некоторую нарочитость. Вряд ли «почечный камень» Барри так быстро растворился, просто Алисон давала задний ход, спасая престиж не столько будущего мужа, сколько президента студии.
Мне сразу показалось, что со стороны незрелой девчонки большая глупость — открыть интимную тайну взрослого, любящего ее человека. Теперь Алисон одумалась, ей нужно было вернуть нечаянно оброненные слова. Но — поздно: Лондон стал избегать встречи с нами. Правда, он все так же любезно отвечал на Наташины звонки, но разговоры становились всё короче и суше. Наконец месяц спустя он вернул нам синопсис «Последнего пожара» со словами, что ему история показалась интересной, но прогнозисты студии и производственники снимать по ней фильм не рекомендуют.
В конце любезное: звоните, увидимся…
Мы расставались с Наташей только с приходом ночи. Она уходила к себе в спальню, я же — в свою тихую комнатенку. Днем мы не думали друг о друге, не было времени, мы были слишком заняты. Но вот наступала ночь, и меня начинали преследовать воображаемые сцены, происходящие в соседней комнате, под непомерно высоким потолком. Я все еще не хотел признаться самому себе, что интересуюсь Наташей всерьез. Бессонницу объяснял духотой, впечатлениями дня. Но ухо настороженно улавливало терзающие душу шорохи, и я со злостью закрывал голову подушкой.
Меня раздражала тихая скромность Алеши. За что она его любит? За какие такие достоинства? Измученный, я всегда мысленно возвращался на Тишинку — туда, где меня любят и ждут.
В Сан — Франциско мне пока делать было нечего, а в Лос- Анджелесе работы невпроворот: я придумал пять историй для художественного кино, написал два документальных сценария (в соавторстве с Наташей), надо было эти проекты реализовывать.
Утром завтракали втроем. Обсуждали программу дневных действий. Я и Наташа отправлялись на «мерседесе» в ее офис. У Алеши оставался «порш» и… три месяца супружеского счастья с Наташей.
Время неумолимо склоняло нас к ломке устоявшегося порядка вещей. Плотное каждодневное общение с Наташей постепенно переплавило деловые отношения в интимные. Все шло так, как мы того втайне хотели, но, когда это случилось, мы растерялись, словно средь ясного неба грянул гром. Всякий раз мы уговаривали себя, что надо немедленно прекратить подобного рода отношения, мы понимали, что это большой грех, но переспорить чувства не могли. Нас затягивало в омут.
Именно в это время рухнул «Последний пожар», наш любимый сюжет. Что ж, на «Мосфильме» мне тоже, бывало, отказывали. Справлюсь и с «Парамаунтом».