Вместе с Питером
Шрифт:
– Я думаю, тебе лучше встать.
Кристина медленно поднялась и отряхнула юбку.
– Я проверила, это все еще самая прекрасная картина на свете.
Лена пожала плечами:
– Я предпочитаю Кандинского.
***
Девушки сидели за столиком в клубе, было уже два часа ночи. После Эрмитажа они решили поужинать. Лена ела салат цезарь и выпила имбирного чая, Кристина заказала пасту и бокал красного сухого, разговор не клеился. Кристина не хотела ехать домой и молчать, глядя на старые обои, и потащила сестру в ближайший бар, а потом в еще один и еще один, это было уже четвертое заведение.
Лена пила только безалкогольный мохито, потому что не хотела оставлять машину, но Кристине казалось,
– Я рада тебя видеть, сестренка.
В этом не было никакой неловкости, ведь она не сомневалась, что никто ее не услышит.
***
– Просыпайся.
Кристина открыла глаза.
– Я хочу отвести тебя кое-куда, лучшее место в городе.
– Неужели?
– Вставай, потом поедем в аэропорт.
Кристина медленно встала с кровати, надела костюм, ополоснула лицо и вышла вслед за сестрой в осеннее утро.
– Можешь подремать, – сказала Лена. Кристина послушно закрыла глаза и провалилась в сон.
***
– Просыпайся!
В этот раз открывать глаза было еще тяжелее, все тело ломило от усталости, Кристина вывалилась из машины и на неустойчивых ногах сделал пару шагов; когда взгляд сфокусировался, от увиденного она подумала, что все еще спит. Они были на кладбище, по спине пробежал холод.
– Ты ведь ради этого приехала, разве нет? Навестить его могилу, по крайней мере об этом ты всегда говоришь, когда звонишь, если выпьешь.
Забавно, что в ее голосе не было ни осуждения, ни сарказма, просто констатация факта.
– Пойдем, я покажу, где он.
Лена уверенно прошла по закоулкам кладбища к могиле отца, которая появилась здесь всего полгода назад.
Кристина села на лавочку возле надгробия и разревелась.
– Я не хотела это все на тебя оставлять, но я совсем не могла приехать.
– Я понимаю.
– Я очень по вам скучаю.
– Я знаю, мы тоже.
Лена обнимала сестру, пока та плакала у нее на коленях, как маленький испуганный ребенок.
***
Машина притормозила возле аэропорта, Кристина спала на заднем сидении. Лена остановила двигатель, но не спешила будить сестру, любое движение было мучительным, сказывалась усталость от бессонной ночи. Лена так и не смогла рассказать сестре о самом главном, своей беременности, и что скоро они с Артуром уедут из Питера к его семье, а квартиру, видимо, придется сдавать. Лена думала обо всех людях, которые покинули ее, о матери, об отце, о сестре, и о том, встретятся ли они в будущем. Ей хотелось верить, что этот величественный холодный город все-таки их дождется.
Старушка по обмену
Валерия Стрекаловская
Макс Вебер позвонил в дубовую дверь питерской квартиры на Фонтанке. Звонок отозвался сложным переливом. Раздались шаркающие шаги, затем на секунду стихли, и женский голос с едва уловимой хрипотцой произнес: «Кто там?»
– Добрый вечер! Это Макс из Мюнхена. По обмену, – молодой человек тщательно повторил заранее приготовленное приветствие.
Дверь распахнулась. Перед Максом появилась аккуратная старушка в вязаном голубом берете. С высоты двухметрового роста она показалась юноше гномом из сказки братьев Гримм.
– Сейчас возьму ключи от вашей квартиры и пойдем знакомиться, – певуче произнес гном и скрылся в недрах помещения. Затем также неожиданно старушка вынырнула из бесконечного тусклого коридора, добавив к своему наряду шаль багряного цвета.
Двухкомнатная квартира оказалась на удивление большой, с высокими потолками с лепниной, старинным паркетом и камином. Она находилась на одной лестничной клетке с квартирой Леопольдины Викентьевны, так звали старушку-гнома.
– Ужин
Лео приготовила на ужин жареную корюшку. Стол был сервирован изысканным образом: накрахмаленная скатерть, салфетки в ободках, серебряные приборы и хрустальные рюмки.
После приличествующего моменту разговора о погоде Макс рассказал, что собирается написать эссе об исторических местах Питера: «Авроре», Зимнем, Эрмитаже, Летнем саде. От культурного наследия беседа плавно повернула в русло философствования о смысле бытия. Юноша сообщил, что учится в Мюнхенском институте иностранных языков и переводов, куда он поступил после переезда из Италии. Его родители преподавали в Болонском университете, где он учился на отделении иностранных языков и литературы. Неожиданно для себя Макс рассказал про свою итальянскую любовь, которая бросила его и укатила в Америку.
– Мне даже не хотелось жить, – в запальчивости кинул юноша. – А у вас так было?
– Я рождалась три раза, – отвечала старушка.
– Расскажите?
– Родилась семимесячной в январе сорок первого. Акушерка покачала головой и молвила, что младенец не жилец. Очевидно, я очень хотела жить. И выжила. Когда началась война, папа добровольцем ушел на фронт, а мы с мамой и ее сестрой остались в блокадном Ленинграде, эвакуироваться не успели. С войны он не вернулся, тетя скончалась от голода. А я выжила второй раз, благодаря самодельной смеси из сухого молока, хлебушка и воды. Мама больше замуж не выходила и была просто счастлива, когда я встретила морского офицера почти на полтора десятка лет старше меня. У нас была такая светлая, радостная семья, с сюрпризами, подарками, поездками. Сын был мне наградой за все пережитое. Когда ему исполнилось двадцать, он привел в дом свою будущую жену, смышленую курносую девочку без роду и племени. Она воспитывалась в детском доме. Мы всей семьей отогревали ее от холода сиротства. У молодых родился мальчик. Мой единственный внук – Борис. К тому времени я окончила театральный институт и служила в театре имени Ленсовета. Мои лучшие роли были сыграны в «Варшавской истории» и «Вишневом саду». Сын пошел по юридической стезе, невестка стала литературоведом. Борис отправился в первый класс. Воскресным днем мы с внуком ждали остальных членов семьи на даче, к традиционному семейному обеду. Муж, сын и невестка ехали вместе, за рулем был сын, он только начинал водить отцовскую машину. Они не приехали. В них врезался грузовик. Так я начала жизнь снова, в третий раз, ради внука.
Макс, потрясенный историей и тем, как ее рассказала Лео, спокойно и с достоинством, надолго умолк.
Старушка выдержала паузу и сказала:
– А теперь десерт Павловой!
Во время второго ужина, под бефстроганов и традиционную наливку из вишни, они вспоминали комичные истории из своей жизни. Макс был из потомственных немцев Поволжья. С детства он свободно болтал на двух языках, затем к ним добавился итальянский. Как-то раз, уже в Болонье, Макс подрабатывал гидом для четы пожилых немцев из Баварии. Те любили вкусно поесть и совсем не любили много ходить. Вот последнего обстоятельства молодой сопровождающий не знал и привез их на целый день в огромный парк. Через полчаса после начала пешей прогулки фрау стала беспокойно озираться по сторонам. В самой изысканной форме Макс уточнил, что дамская комната находится в центральной части парка, добраться до нее можно всего за пятнадцать минут. При слове «пятнадцать» фрау закатила глаза и томно простонала: «Шайзе». Супруг принялся ее успокаивать: «Потерпи, крошка!» Крошка, весом под центнер, продолжала жалобно вздыхать. Так они и тащились к вожделенному месту, перемежая черепаший шаг заунывными всхлипываниями. Леопольдина расхохоталась от души, представив эту картину.