Вне времени
Шрифт:
Надо отдать себе должное, количество злопыхателей увеличивается пропорционально славе, но — что поделать? C`est la vie, как сказал бы Ринальдо. Или, вернее, a la guerre comme a la guerre(1).
Когда правитель, довольный мной настолько, что даже материализовал бутылку эльфийской настойки из своих личных запасов, удалился, я мог вернуться к волновавшим меня мыслям.
Мелкие проклятья, варварские, плохо наложенные — так что не могли убить Лаэли, но доставляли немалое беспокойство. Заклятье, которым пытались изменить память её родителей, чтобы они зыбали
Что ж, решил я, — если в мышеловку вместо неё попаду я, то проклинатель будет жалеть об этом до конца своей жизни — то есть, недолго.
ЛАЭЛИ
Вечером я отправилась домой, на Землю: показаться родителям, предоставить краткий отчет о сессии.
За чаем с мною приготовленными (читай — большей частью несъедобными) пирожками мама расспрашивала о экаменах, рассказала, что звонил брат, обещал приехать. Тихие семейные посиделки.
— Что ты собираешься делать летом, Лаэли? Может, к брату поедешь?
— Вряд ли получится, — я подперла щеку кулаком. — У нас в июле начнется практика, сразу после защиты курсовой. Я даже не знаю, куда меня отправят… К какому-нибудь старому злобному Архимагу к черту на кулички. Стричь ногти летучим мышам для зелий от сибирской язвы.
— Да, точно, у тебя ведь на лето большие планы, — мама неожидано хихикнула и отправила папе многозначительный взгляд.
— Если и так, то я об этом не знаю.
— Ну конечно, не знаешь, Лулу! — она развеселилась еще больше.
— Мама! Я же просила — забудь навеки это дурацкое прозвище!
— Да, я-то забыла… — но улыбаться она не прекратила. Только подмигнула мне. — Только ты нам сообщи, если что.
Я заверила, что, если что-то интересное в моей жизни будет намечаться на конец лета (что моим родителям в голову втемяшилось, не пойму), они узнают об этом если не первыми, то уж никак не последними.
Как им объяснить, маме и папе, что мне осталось жить, по самым оптимистичным прогнозам — десять лет, прежде чем Хаос поглотит меня. По реалистичным — до тех пор, пока наши попытки призвать в материальную форму философский камень не увенчаются успехом. И тогда поголовье МУМИ уменьшится на девять магов, которые обречены совершить жертвоприношения, чтобы восстановить зеркала.
Смерть маячит так близко, ты почти утыкаешься в неё носом, в эту стеклянную стену: грязное, заляпанное ошибками и сожалениями окно, за которым не видно дальнейшей дороги. Это нормально. Наши преподаватели не устают твердить нам: маг это не тот, кто умеет вызывать грозы и превращать утюги в слонов с цветами вместо ушей, а тот, кто принимает свою судьбу и старается следовать ей. Каждый раз, уходя, мы прощаемся навсегда — тем радостней встречи. Живем на полную катушку, но так, чтобы не жалеть о сделанном…
И я ни о чем не жалею.
Внизу у подъезда меня ждал Алхаст — так уж мы договорились, что покажем друг другу родные города. В моем тихом Каштанске достопримечтальностей — кот наплакал. Разве что дребезжащий трамвайчик, первый во всем Подмосковье… есть подозрение, что он с тех пор и катается по рельсам, без ремонта и покраски.
Эльф стоял у двери, прячась от света фонаря.
— Ну, а с тобой что такое? — вздохнула я, когда он не подошел поближе, чтобы поцеловать меня. Родители достали непонятными намеками на моё лето, теперь еще у ушастого какие-то проблемы. Как будто ему меня мало
— На меня кирпич упал, — простодушно признался светлый.
— Кирпич? Откуда?
По-прежнему не решаясь выйти из тени, Алхаст пожал широкими плечами.
— Сверху.
— Знаешь, даже на Земле кирпичи просто так не падают… тем более, у меня дом панельный.
Кое-как вытащила смущенного рыцаря на свет — на лбу у него зрела громадная шишка.
— А где снаряд?
Как выяснилось, кирпич разломался пополам, встертившись с крепкой макушкой моего ненаглядного, осыпав его красноватой крошкой. Эльф зашипел, когда я вытащила платысрь из сумочки и налепила на шишку.
— Ну-ну, тихо. У тролля боли, у огра боли, у Алхаста заживи.
— А обезболивающее? — возмутился голубоглазый.
Я приподнялась на цыпочки и чмокнула его в гладкую щеку. Вот в чем плюс светлых эльфов — им бриться не надо, у них на лице растительности нет. А Аспид вечно был колючий…
Забыв об инциденте с кирпичом — ну, захотелось кому-то с крыши побросаться, эка невидаль — мы отправились на трамвайную остановку. Уже стемнело и, кроме нас двоих, в громыхающем вагончике был только один человек.
Мы с Алхастом сели назад, и я стала выдавать все краеведческие познания, которыми владела. Запас их был невелик, и вскоре мы нашли куда более интересное занятие, хотя и менее интеллектуальное.
…- А почему мы так долго стоим? — удивилась я, когда трамвай на десять минут замер на остановке.
Контролер пропал, а многоуважаемая вагоновожатая уткунлась в книжку.
— Простите, пожалуйтса, — начал Алхаст и замер, не зная, о чем спрашивать, собственно.
Женщина подняла глаза, обернулась и послала нам улыбку.
— Да вы не волнуйтесь, ребята, я всё равно на сегодня работу уже закончила. Хотите, свет поменьше сделаю?
Мы переглянулись.
— Хотим!
Снаружи, это, наверное, выглядело странно: заблудившийся трамвай почти в центре города, с едва ли двумя горящими лампами, который никуда не хотел ехать в тот теплый летний вечер…