Вне закона
Шрифт:
Виктор ввел ее в небольшую комнату, где стояло несколько скамей, стол на возвышении. Пахло мокрой одеждой, люди или сидели в ней, или, сняв с себя, положили на свободную скамью, стоящую в углу.
Из-за стола поднялась совсем юная девушка в красной шерстяной кофточке.
— Вы Самарина? — спросила она чуть шепелявым голосом.
— Да.
— Ну хорошо. — Она что-то пометила в папке и сразу же направилась к двери, обитой коричневым дерматином.
Едва она вышла, а Нина села, как за спиной ее послышался гул голосов, но оборачиваться она не стала. Впереди за столиком сидел круглолицый человек в дорогой замшевой коричневой куртке, разложив перед собой множество бумаг, а напротив него в форме неподвижно застыл прокурор — это Нина поняла сразу — со щетинкой усов под плоским носом и желтенькими волосиками на голове, неопределенного возраста.
Едва она успела это разглядеть, как коричневая дверь отворилась, через нее под охраной двух милиционеров вошел Сольцев, он шагнул решительно к загородке, худощавое его лицо мало изменилось, глаза были жесткими. Никто и опомниться не успел, как к нему метнулась тонкая, гибкая женщина — Наталья Карловна, и Сольцев сразу же склонился к ней, а она звучно его поцеловала.
— Назад, гражданка! — зло окликнул ее милиционер.
И тут же раздался тонкий голосок девчушки в красной кофте:
— Встать! Суд идет!
Все поднялись, поднялась и Нина, опираясь на палку. На председательское место села простоватая женщина, ее лицо выглядело безразличным и усталым, а справа и слева от нее — двое мужчин, один пожилой, со множеством орденских планок, другой молодой, спокойный, с конопатым лицом.
Дальше все пошло так, как Нина не раз видела по телевидению в передаче «Человек и закон». Председательствующая, окая, сообщила, что слушается дело гражданина Сольцева Владимира Николаевича о нанесении тяжких телесных повреждений гражданке Самариной Нине Васильевне. Бесстрастным голосом судья разъяснила права каждого, спросила, нет ли отводов составу суда. Нина никого из этих людей не знала и ответила: «Нет». Потом попросили выйти из зала свидетелей, и Виктор, пожав Нине руку, встал и пошел к выходу.
Она почувствовала себя одинокой, беспомощной, вспомнила, что в словах судьи не было слова «насилие», и ей подумалось, что так и надо, так даже лучше, а то слово это вызывает скверные ассоциации у тех, кто сидит в зале. Оно все равно пятном прилипает к женщине.
Когда начался допрос свидетелей, первым вызвали Виктора. Он стоял невысокий, плотный, чуть сутуловатый. Нина сразу же почувствовала, как он пытается освободиться от напряжения. Судья монотонным голосом произнесла заученные слова предупреждения об ответственности за дачу ложных показаний, а потом попросила рассказать, как Виктор обнаружил потерпевшую, — ведь это он вызвал «скорую».
Виктор покусал губы, потом спокойно начал рассказывать, как обнаружил окровавленную Нину и все, что происходило дальше. Его слушали, не перебивая, а когда он закончил, адвокат в замшевой куртке приподнял карандаш, судья согласно кивнула ему.
— Почему вы в такой час поднялись с постели?.. Вас кто-то позвал?
— Да. Это сделал Поздняк, автослесарь. Он донес Самарину до моего дома.
— Почему до вашего?
Виктор усмехнулся, ответил просто:
— А вы спросите это у него.
Пухлое лицо адвоката расплылось в улыбке, он весь был повернут к Виктору благожелательностью.
— Но я бы хотел это услышать от вас, — мягко сказал он. — Ведь Самарина ехала из Москвы к вам. Не так ли?
— Именно так.
— Как же Поздняк об этом узнал, если Самарина находилась в беспамятстве?
— Поздняк видел Нину у меня и раньше, как видели ее и другие. Это непонятно?
— Вот-вот, — почмокал приятно губами адвокат и прищурил глаза, словно прицелился. — Нина Васильевна Самарина жена вам или…
Виктор одернул куртку и с подчеркнутым спокойствием сказал:
— Я не понял, что вы имеете в виду под словом «или»?
— Я ничего не имею в виду. Я спрашиваю.
— А я отвечаю: невеста. Нина Васильевна Самарина — моя невеста, и мы намеревались с ней вступить в брак. Но все это приостановилось из-за того, что ее изувечил Сольцев.
Судья хотела, видимо, его прервать, но он не дал и, чуть повысив голос, сказал:
— Намерения наши не изменились. Мы подали заявление в загс.
Адвокат развел руками и с приторно вежливой улыбкой сказал:
— Примите мои поздравления.
Судья спросила, есть ли еще вопросы, адвокат и прокурор ответили, что нет, и тогда Виктор сел рядом с Ниной. Она сразу почувствовала себя бодрее, ощущала уверенность Виктора. Он улыбнулся ей. И эта его улыбка показалась сейчас важнее всего. Ей все сейчас в нем нравилось: как он держался, как сумел с достоинством ответить адвокату, оградив Нину от какой-либо двусмысленности. «Все-таки он надежный. По-настоящему надежный».
В это время вызвали Поздняка, невысокого человечка, который смотрел на всех испуганно, то и дело приглаживая волосы, и рассказывал, заикаясь, о том, как обнаружил Нину. Ему тоже задавали вопросы, но Нина не вникала в их суть. Затем появилась заправщица автоколонки Клава, бойкая, напористая. А потом и кассир. Но Нина, пока их допрашивали, словно отрешилась от происходящего, словно все, кто находился в этом зале, пахнущем мокрой одеждой, ее вовсе не касались. Она была зрительницей, а может быть, невольной участницей какого-то запланированного, предусмотренного заранее действа, и надо было только ждать, когда оно закончится. И так длилось долго, пока ее не вывел из этого состояния голос адвоката:
— У меня вопрос к потерпевшей.
Нина повернулась к нему, судья показала ей жестом, чтобы она поднялась. Нина и сделала это, опираясь на палку.
— Будьте любезны, — потеребив пальцем губу, спросил адвокат. — Вы сами попросились в машину Сольцева?
— Конечно.
— Он предупредил вас, что ему придется сделать круг, чтобы подвезти вас?
— Да.
— А ведь можно было ехать автобусом. А это для вас удобней. Не так ли?
— Автобуса не было… К этой электричке почему-то никогда не приходит автобус.